зовет… зовет… Жалобно так: «Алана-а-а…», — голос у дочери старосты скакнул вверх, надломился.
— Ну-ну, будет тебе, — похлопал Деян дочь по спине. — То сон только. А что есть сон?
— Что? — пискнула девица.
— Муть ночная. Ерунда. Глупость и выдумка. Будет тебе, Алана. Ну, будет. В селении праздник, а ты все пропускаешь, сидя здесь и пол слезами поливая.
Всхлипнула дочь старосты.
— Да как же праздновать! Сердце у меня болит, батюшка. Мучается Мелисса, страдает… вот и снится мне.
— Ну-ну, перестань, дочка. Сама же слышала, что лекарь сказал: микстуру он Мелиссе дал, не почувствует она ничего.
— Правда не почувствует? — подняла Алана заплаканное лицо.
— Отцом-Солнцем клянусь! — кашлянул Деян и тотчас продолжил: — Да и свершилось уж все.
— Да как же свершилось-то? Точно ли, батюшка? Дым-то ведь так и валит из горы той проклятой.
— Вчера ж сама слышала, какой стук оттуда шел. Принял жертву хозяин вулкана. Мелиссе уж все едино. А мы спасены, — решительно рубанул воздух рукой староста. — Будет тебе горевать. Домой пойдем. Матушка тебя ждет. О тебе уж Арвир справлялся. А жениха своего негоже заставлять ждать.
— Арвир… — хлюпнула носом девица. — Кто ж знал, что он такое удумает…
— Ради тебя все! Видишь, до чего его любовь к тебе довела! — довольно пробасил староста.
— Лучше б он мне вовсе не говорил о том, так бы мне его любить проще было…
— Это что еще за речи! Ты ж, почитай, с самого детства, еще босоногой девчонкой, за Арвиром бегала и всем говорила, что вот, мол, вырасту, только за него замуж и пойду. Скоро мечта твоя и исполнится. О будущем думай. Мы с матерью твоей Арвиру теперь по гроб жизни обязаны будем. Не позволил осиротить нас на старость лет.
— Тяжко мне, батюшка, — вздохнула Алана. — А тебе разве нет? Ведь Мелисса мне все равно что сестра была. Помнишь, мы с тобой и матушкой в сиротский дом ходили, чтоб детишкам ватрушек отнести, а там Мелисса, девчушка голубоглазая, подошла ко мне и спросила, я ли ватрушки те пекла? Я ей ответила, что нянюшкиных рук дело, так она попросила, чтоб мы в следующий раз нянюшку с собой привели, уж больно Мелиссе хотелось печь выучиться. И так мне это в сердце запало, что я весь вечер вас с матушкой просила взять ту девчушку к нам, чтоб нянюшка ее и правда стряпать научила, да и мне было б с кем играть.
— Ну взяли ж. Тебе отказа у нас никогда ни в чем не было.
— Взяли, — горько кивнула Алана. — На кухне прислуживать.
— Да уж все лучше, чем в сиротском доме-то!
— Мелисса потом говорила, что благодарить нас никогда не устанет, ведь обучили ее делу любимому.
— Ну! И я о том! Доброе дело для сироты сделали!
Но Алана и не слушала, говорила и говорила, глядя в стену, будто там Мелиссу видела. А Редрик слушал жадно, сам не понимая, зачем стоит и ловит каждое слово.
— Вы-то с матушкой ее так и хотели при себе стряпухой оставить.
— Было такое. Да только нянюшка твоя померла, а после выяснилось, что шкатулку монет Мелиссе оставила. Та сразу домик этот выкупила и под булочную обустроила. — Староста кашлянул: — Я вот одного в толк не возьму: когда эта старуха, нянька твоя, столько монет скопить успела… Уж не утаивала ли те, что мы ей на хозяйство давали…
— Это я, батюшка, все устроила.
— Ты? — удивился Деян. Нахмурился.
Кивнула Алана.
— Несправедливым мне показалось, что Мелисса свой дар на кухне нашей похоронит. — Обвела Алана взглядом стены, умолкла. А когда снова говорить начала, голос глухо звучал: — Сколько раз здесь, в этом самом доме, Мелисса нас принимала да чаем с вкуснейшим печевом угощала — не счесть! А сколько раз мы с ней на танцы ходили… А сколько раз… — Алана снова всхлипнула. — Да разве можно ж так с сестрой? Ведь мы ж…
— Все, хватит. Хочешь здесь сидеть, сиди хоть всю оставшуюся жизнь! — перебил дочь Деян. Видно было, что устал выслушивать стенания дочери. — Только жертва Мелиссы тогда зряшная будет! А этого она для тебя, видят боги, не хотела!
Плечи у девицы поникли. Видно было, что выговорилась и полегчало ей, кончился запал. И слезы тоже кончились.
Вздохнула, оглянулась и шепнула:
— Нет, батюшка, сидеть тут больше не стану. Так и кажется, что дух Мелиссы здесь витает и с укором на меня смотрит.
Староста проворчал что-то в пышные усы — Редрик не расслышал. Да и не силился. Хмурился оттого, что узнать пришлось.
— Ну, раз так по подруге скучаешь, после свадьбы булочную эту вам отдам. Арвир ее пусть под вторую ювелирную лавку переделает. Он мне намедни говорил, что в своей-то ему тесно. Думается мне, что и Мелисса не против бы была. Она ж тебя тоже как родную сестру любила.
— Завтра к жрецу пойду, — тихо Алана проговорила, утирая щеки и будто отца не слыша. — Вдвоем с ним за Мелиссу помолимся.
— Дело хорошее, — одобрительно кивнул староста, — богам угодное. А сейчас пойдем домой, хватит тебе здесь сидеть… И матушка опять же…
Редрик губы сжал, отошел от окна, не дослушав старосту. Увидел и услышал все, что нужно. В людях из долин он и раньше не сомневался, сейчас же, увидев, что не меняются ни они сами, ни нравы их, хоть столько лет прошло, и вовсе ему гадко стало.
Сжал кулаки, когда по пальцам, повинуясь ему, скользнуло злое пламя. Метка на предплечье сильнее прежнего жгла кожу.
Дышал тяжело и глубоко, глядя на ставни. А потом позволил ярко-алому злому пламени из-под пальцев выскользнуть.