Читать интересную книгу Змееловы - Анатолий Безуглов

— Вот и взяли бы ее сюда. У нас хорошо для дитя: воздух, лес, климат самый подходящий… Молоко свое, постоит час — с палец жиру… Клавдия Тимофеевна присмотрела бы. Страсть как детей любит…

Азаров не знал, что и ответить. Выручил его Веня. Он наладил фотоаппарат и снова сзывал всех сниматься.

12

После фотографирования Вениамин потянул за рукав бригадира. Они отошли под деревья.

— Степ, такая штука, проявить мне надо… Может, и отпечатаю. Короче, надо исчезнуть. Завтра как штык с утра буду в лагере.

Азаров пожал плечами:

— Дело хозяйское. Гляди, чтобы не накостыляли…

Веня согнул руку, пощупал бицепсы.

— Я видел, как на тебя волком смотрели здешние ребята. Здоровые… — сказал бригадир.

— Пусть только полезут. Первый разряд. — Чижак похлопал по икрам и загоготал. — На длинные дистанции!

Степан усмехнулся:

— Другое дело. Валяй.

Гости и хозяева шумно и весело возвратились к столу. Отсутствия Вени сначала никто не заметил. Но тетя Капа воскликнула:

— А где наш любезник?

— В город отправился, — сказал Степан. — Пленку проявлять.

— Ой, неплохой паренек, этакий алюсник[6], — завздыхала старушка.

Через некоторое время змееловы засобирались домой. Петр Григорьевич предложил всем остаться заночевать. Эту идею горячо поддержал Василий.

— Надо ехать. Хозяйство наше без присмотра, — сказала Анна Ивановна.

— Тогда посидите еще, — попросила хозяйка. — За дочкой мы соскучились.

— Засветло надо добраться. А Зина пусть останется. — Анна Ивановна решительно встала. — Вернуться может завтра-послезавтра. Замена ей есть.

— Что вы, Анна Ивановна, я поеду. Работы много, — сказала Зина.

— Оставайся, оставайся, ты и так уже два выходных не использовала. — Кравченко улыбнулась. — А то на профсоюзном собрании мне как руководителю выговор объявят за нарушение трудового законодательства…

Зина нехотя согласилась остаться.

— Раз уж решили, с богом, — поднялся Петр Григорьевич.

На улице уже смеркалось. Степан с Олей первые подошли к машине. Азаров подсадил девушку в кузов.

— Степа! — крикнула с крыльца Анна Ивановна. — Иди сюда.

Оля присела на скамейку в темном фургоне, зябко кутаясь в свою синюю курточку с вязаным воротником и манжетами.

Вдруг через борт перемахнул Василий, вынул из-за пазухи бутылку и сунул ее в тряпье под сиденье. И только тут увидел Гридневу. Пузырев зачем-то снял кепку.

Оля улыбнулась:

— Что, Вася?

— Продадите небось?.. — вздохнул тот.

— Зачем же…

— И я говорю. Это ж форменная пытка над человеком. Такая закуска — пей не хочу! — Он извлек из кармана целлофановый пакет, от которого пряно пахло соленьями. — Понимаете?

— Понимаю, — кивнула Оля.

— А вы не беспокойтесь: я тихо, ночью, когда все уснут. А на утро Вася — как огурчик! — Он тщательно спрятал пакет и поспешно спрыгнул на землю.

Скоро вернулся бригадир. Ловко перемахнул в кузов.

— Поехали? — крикнула с крыльца Анна Ивановна.

— Поехали! — ответил Азаров, усаживаясь около Оли.

— Милости просим, Степан Иванович, — сказал на прощанье Петр Григорьевич.

— Спасибо, как-нибудь, — ответил Азаров.

Хлопнула дверца. Василий тронул, и дорога поплыла назад со всем семейством Эповых, выстроившихся возле своей калитки.

— Погуляли, — сказал Степан.

— А что, было очень хорошо. Да, а где Христофор?

— Тоже остался. Деньги не успел своим отправить. Заботится…

Машина лихо мчалась по шоссе.

— Что-то Вася лихачит, — заметил Азаров.

— Спешит домой, — улыбнулась в темноте Оля.

— Но вы не волнуйтесь. В трезвом виде он водит машину как бог.

— А я и не волнуюсь. Уж с какими шоферами не приходилось только ездить…

— Где это? — поинтересовался Степан.

— У геологов, — поспешно сказала Гриднева.

— А-а…

— Зина, мне кажется, расстроена чем-то, — переменила тему разговора Оля. — Вы видели, какие у нее были глаза, когда мы уезжали?

— Не заметил, — бросил Степан. И коротко, равнодушно добавил: — У нее еще все впереди.

— А у вас что — позади? — тихо спросила Оля.

— Где-то посередине… Мать, мне кажется, недовольна, — перевел на другое Азаров. — Но разве она скажет? Для экспедиции людей собирал я.

— А что, вы со всеми давно знакомы?

— Нет. Только с Веней и Клинычевым. Чижак тоже из Ташкента. Земляки как бы. Вместе ловили змей в Мургабе, в Казахстане, под Ургенчем. Его я как облупленного знаю. С Клинычевым забавно познакомился. Были мы с Матерью на Кавказе в экспедиции, под Сухуми.

— С вашей матерью?

— Нет, с Анной Ивановной. Увидел я на базаре парня. Продает ремешки из змеиной кожи. У нас их в СССР не делают.

— Моя подруга из Уганды привозила, знаю.

— В Африке где-нибудь, возможно. А у нас не умеют. Когда-то делали ремесленники. А теперь секрет утерян… Так вот, встречаю я на базаре Клинычева. Стал интересоваться. Сперва Ленька струхнул — думал, что я из милиции. Короче, выяснил я, что он сам ловит, убивает змей и делает ремешки. За десятку продает. А секрет выделки ему сообщил старый грек. Умер он уже. Я говорю Леньке, что выгоднее ловить живых и продавать в питомник или в зоопарк. Возиться не надо. Клинычев клюнул на это… Уже третий год ловим вместе. Два раза в Таджикистан летом ездили, в Вахшскую долину, а весной сагитировал его сюда податься.

— А ремешки?

— Не знаю. При мне не делал. Может, у себя в Сухуми этим занимается…

— Деньги любит?

— Как все. Может, чуть больше. Какая разница?

— А как же ваша идея? — спросила Оля.

— Какая идея?

— Ну, вы сами говорили, что здесь собрались ради идеи Анны Ивановны.

Степан пожал плечами:

— Одно другому не мешает. — Он усмехнулся: — Люди, живые…

— А как же Клинычев согласился сюда ехать? В Средней Азии он заработал бы больше.

— Не знаю. Приехал, и все тут. Для меня это самое главное.

Совсем стемнело. Вокруг дороги стеной стоял темный лес. За машиной бежали по небу звезды, проглянувшие сквозь расступившиеся тучи.

— Встретив где-нибудь Веню, никогда бы не подумала, что он может заниматься таким делом, как ловля змей, — нарушила молчание Оля.

— Трепач? — усмехнулся Степан.

— Вообще…

— Венька такие номера откалывал — жутко. Смелый, черт!.. Вам не холодно?

— Нет.

— Может, мою куртку дать? Ваша, как погляжу, на рыбьем меху.

— Это с виду, а вы пощупайте…

— Подкладочка жидкая, — уточнил Степан.

— Гагачий пух.

— Ого! А с виду легонькая.

— Норвежская… Но продолжайте про Веню.

— Почти пацанами были. Мне тогда семнадцать, ему — шестнадцать. Ловили мы змей под Ургенчем. Веньку я еще не знал. Встали бригадой в одном кишлаке на ночь. Чай зеленый, плов… Чайханщик говорит, что в окрестностях какие-то двое парней промышляют. Змей ловят. Как в цирке, говорит. На следующий день Венька сам к нам пришел. Худющий, шкет вот такой. Это он сейчас гладкий да высокий. С ним брат, постарше. Прибились к нашей бригаде. Смотрю на Веньку, а самому страшно: как такой доходяга справится, например, с большой гюрзой или коброй. Бывают в руку толщиной. Сильные твари… На следующий день он устроил нам представление. Выследил кобру. Здоровую, метра полтора. Она встала, распустила свой капюшон и качается. И что вы думаете? Венька перед ее носом медленно поводит мешочком. Она, дура, как завороженная смотрит на белую материю и шипит. Этот шкет спокойно заводит за ее голову свободную руку и гладит по затылку. Мы обмерли. А он подмигивает. (Оля едва заметно вздрогнула, от Степана это не укрылось.) Страшно представить?

— Жутковато, — созналась Оля.

— Мы попросили его больше таких номеров не выкидывать… Вообще Венька опасности любит. В позапрошлом году ездил с вулканологами на Курилы. В вулканы лазил. Бороду себе спалил. Целый год новую отращивал. Со спелеологами тоже дружит. Один раз его завалило в пещере. Неделю откапывали. Чуть живой был… А попадет в большой город — как телок тушуется… Не любит он больших городов.

— Ташкент ведь тоже большой город, как он там живет?

— Это сейчас он стал на город похож. Землетрясение помогло. Центр и новые районы отстроили по-современному… А Венька, он в Ташкенте месяца три-четыре в году бывает. В основном шляется по разным горам, пещерам и вулканам…

— Вот тебе и Венька, — покачала головой Оля.

Машина замедлила ход и резко свернула с асфальтированного шоссе в лес. Грузовик тряхнуло.

— Степан, вот вы все время Анну Ивановну матерью называете?.. — нерешительно спросила Оля.

— Это так, между собой. Уважаем. Родителей я потерял в самом начале войны. Вернее, они меня потеряли…