— Кажется, я сейчас заплачу, — с тихим вздохом отозвался Никколо. Сколько лет я уже не пробовал горячих пшеничных булочек! Здесь нет ничего, кроме проса, песчаного риса и этой проклятой склизкой лапши, что заползает в глотку, будто змея или червяк! Червяк, будь он проклят!
— Лапша может быть и не столь отвратна, если ее приготовить как надо с оливковым маслом и чесноком. Стоит, пожалуй, добавить и тертого сыра. Нет, венецианцам она вполне могла бы прийтись по вкусу. Многие стали бы выкладывать за нее кругленькие суммы. Давай-ка, братец Никколо, захватим домой немного сухой лапши. Если мы, конечно, вообще туда вернемся, сказал дядя Маффео, сопровождая негромкий вздох Никколо своим собственным, куда более шумным, и закутываясь в плащ из шкуры росомахи, чтобы защититься от ледяного ветра, беспрестанно продувавшего пыльные северо-западные степи.
— Если великий хан когда-нибудь нам позволит… — проворчал Никколо, перебирая свои нефритовые четки (каждая бусина размером с доброе голубиное яйцо, ценою же как минимум в три корзины, полные отборных белых трюфелей, на рынке у Биржи). — А теперь давайте закончим нашу жалкую трапезу из скисшего кобыльего молока, жилистого мяса и этих непонятных фруктов, которые вроде и не фиги, и не финики. Пора спать. Кто знает, какие напасти, может статься, будут подстерегать нас утром — когда мы опять пустимся на поиски этой неуловимой Спящей Красавицы…
— «Может статься», отец? Ты сказал — «может статься»? — переспросил Марко.
8
Кунь: Исполнение.
Земля сверху и снизу.
Стойкая кобылица находит друзей на юго-западе.
Новые напасти едва смогли дождаться утра. Закутавшись в давно облюбованные паразитами заплесневелые спальные меха, старшие Поло и их люди крепко спали, когда рассвет уже начал оттенять болезненно-желтоватое небо на востоке лиловыми тонами. Марко же пребывал в какой-то полудреме. В столь суровых условиях он никак не мог нормально выспаться. Усыпанная гравием земля была слишком жесткой и колкой, блохи в спальном меху венецианца оторваться не могли от его аппетитной плоти. А хуже всего духи пустыни, подобно пронизывающим ветрам, что-то беспрестанно нашептывали в самое ухо. Так что если крепкий сон и наступал, то сопровождался он лихорадочными сновидениями и резкими, будоражащими пробуждениями.
И теперь крепкий сон уже не приходил. Вместо него в ушах у Марко вдруг зажужжало и загудело — и духи тут были уже ни при чем. Нет, не духи. Вполне реальное жужжание и гудение целых полчищ кусачих нефритово-зеленых мух, слетавшихся к распухающим трупам грифона, монгольского стражника и гигантского барса. Миг — и они были уже буквально повсюду: садились Марко на лицо, заползали в уши и ноздри, под одежду и под меха — и кусали, кусали, нещадно кусали все тело. Потом поднимались и кружили зеленовато-черными жужжащими облаками — а им на смену тем временем подлетало новое голодное подкрепление и отчаянно бросалось на добычу.
— Марон! Да это же сам Вельзевул! Повелитель мух! — вскричал дядя Маффео, выпутываясь из спальных мехов и тщетно пытаясь отмахнуться от безжалостного роя.
Монгольские всадники, выкрикивая невнятные степные ругательства, принялись отчаянно расцарапывать свою искусанную кожу. Верблюды скалились и фыркали, а кони ржали, били копытами и пытались сорваться с привязи сбежать от этой нефритово-черной жужжащей нечисти, что плотно рассаживалась на их шкурах. Татарин Петр дико вскрикнул, когда маленькие жадные твари залепили его измученные глаза.
И тут сквозь весь хаос и смятение острый слух Марко различил еще один странный звук. Словно бой ручного барабанчика и протяжные распевы поклоняющихся Будде Шакьямуни. («Живи он в христианские времена, говаривал как-то отец Павел, — был бы великим святым для Господа нашего».) Потом в поле зрения показалась весьма любопытная фигура. Низенький оборванный старикашка с бритой головой, в потрепанных бордовых одеяниях буддийского монаха.
Старикашка бил в барабанчик и тянул свою заунывную песнь — а глаза его полны были спокойного безразличия к озверевшим насекомым и хлопающим себя по всем местам и проклинающим все на свете людям. Наконец, он поднял левую руку и как-то по-особому согнул пальцы. Потом голосом певучим, тонким как тростник завел другое песнопение, что словно звучало в тон с жужжанием мух, и закончил его резким бранным «пхат».
Стоило монаху прокричать свое «пхат» трижды, как мухи вдруг куда-то исчезли.
Все монгольские и татарские всадники разом припали к земле в низких благодарственных поклонах своему избавителю, в то время как трое Поло и ученый Ван, сложив руки на груди, склонили перед ним головы. Бродячий ла-ма высунул язык в знак приветствия, что соответствовало обычаю его горного народа. Марко внимательно разглядывал широкую физиономию, обмазанную прогорклым маслом для защиты от непогоды. По сальному перепачканному лицу и грязному зловонному халату можно было заключить, что к воде старик если когда-нибудь и прикасался, то очень давно. От маленького ла-мы несло примерно как от барана в тесном загоне. Но черные глаза его лукаво поблескивали.
Марко и раньше встречал таких бродячих колдунов, когда они шастали по узеньким проулкам беспорядочно расползшегося столичного города Тай-тиня, добывая себе пропитание за счет суеверий идолопоклонников. Частенько один или несколько забредали во владения преуспевающего купца и располагались там, заявляя, что хозяину нужна защита от нависших над ним демонических сил. И вопросов у купца никогда не возникало. Вернее, только один сколько и как заплатить. Торговались, как правило, долго.
А порой они на многие месяцы останавливались в просторных помещениях самых солнечных двориков при доме и требовали себе самые изысканные блюда, а то и наложниц хозяина. В качестве платы за свои замысловатые заклинания и песнопения, с помощью которых якобы отваживалось зло, монахи предпочитали брать золото и самоцветы (но ни в коем случае не новые бумажные деньги великого хана). И, что любопытно, пока они находились при доме, никаких бед с его хозяином и впрямь не происходило. Быть может, демоны их страшились. Но Марко не раз задумывался, помогает ли им всякий раз удача или некоторые ла-мы сами фабрикуют демонов, чтобы обеспечить себе уютный кров в холодную зимнюю пору.
Но теперь, увидев чародейство в деле, Марко вынужден был признаться себе, что искусство ла-мы весьма его впечатлило. Весьма — и даже очень.
— Благодарю вас, драгоценнейший, за то, что избавили нас от этих докучливых мух, — сказал Никколо Поло как глава и старейшина всего отряда. — Осмелюсь ли предложить вам немного подкрепиться от наших скудных припасов? У нас имеются кое-какие скромные сласти и вино, каковые мы аккуратно хранили для подобной оказии…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});