Читать интересную книгу Трое на прогулке - Джером Джером

Мы информировали наших читателей о числе лысых в Исландии — на мой взгляд, цифры выглядели весьма правдоподобно; о количестве селедок, необходимых для того, чтобы выложить из них дорожку от Лондона до Рима, — эта информация была бесценна для желающих поставить такой эксперимент: им не пришлось бы утруждать себя расчетами; о том, сколько слов за день произносит средняя женщина, — подобные сведения из области чисел должны были выглядеть внушительно и многозначительно, в отличие от материалов, подаваемых читателям другими журналами.

Мы поведали им, как лечить кошек от эпилепсии. Лично я не верю — да и тогда не верил, — что эпилепсия у кошек излечима. Если бы моя кошка страдала эпилепсией, я бы постарался сбыть ее, а то и просто выбросил бы за дверь. Но наш долг — отвечать на все письма читателей. Какому-то идиоту нужно было это знать, и я перерыл кучу книг в поисках ответа. Наконец, в какой-то старинной поваренной книге я нашел то, что было нужно. Как это там оказалось — ума не приложу. К кулинарным рецептам это не имело никакого отношения в книге и намека не было на то, что из кошек, пусть даже исцеленных от эпилепсии, можно приготовить что-нибудь съедобное. Автор сообщал рецепт исключительно великодушно. Лучше бы он этого не делал: после публикации в редакцию хлынул поток гневных писем, мы потеряли, по меньшей мере, четырех подписчиков. Наш читатель сообщал нам, что совет обошелся ему в два фунта, — именно во столько хозяйка оценила разбитую посуду. Стоимость разбитого стекла должен назвать стекольщик. Не исключено, что у него самого началось заражение крови. Припадки у кошки участились. А рецепт был весьма прост. Осторожно, чтобы не причинить кошке боли, вы зажимаете ее между колен и ножницами надрезаете хвост. Надо следить за тем, чтобы случайно не отрезать весь хвост или часть его, — необходим лишь надрез.

Как мы сообщили нашему читателю, операцию следует проводить в саду или сарае; лишь последний идиот станет заниматься этим на кухне, причем без ассистентов.

Мы учили читателей этикету. Мы рассказали им, как титуловать пэров и архиепископов, а также как правильно есть суп. Мы учили застенчивых юношей вести изысканную светскую беседу. Мы учили кавалеров и дам танцам с помощью схем. Мы решали все религиозные сомнения наших читателей и в качестве приложения разослали Десять Заповедей, качеством исполнения не уступающих иному рекламному плакату.

Дела журнала шли плохо, время таких изданий еще не пришло, и в результате последовало сокращение штатов. На прощание я, помнится, написал: «Советы матерям» — сведения я почерпнул от своей хозяйки (она развелась с мужем, похоронила четырех детей и в таких делах должна была хорошо разбираться); затем — «Как обставить квартиру» (чертежи прилагаются); колонку «Советы начинающим авторам» — искренне надеюсь, что мои рекомендации пошли им на пользу, хотя сам я придерживаюсь совершенно других взглядов на литературное творчество; написал статью в раздел под еженедельной рубрикой «Откровенный разговор с молодым человеком», который вел «дядя Генри», многое он повидал и пережил на своем веку. А с какой симпатией относился он к подрастающему поколению! Все их трудности были ему знакомы, он сам сталкивался с ними в своей юности. Я и сейчас порой перечитываю советы «дяди Генри», хотя другим и не советую, и по-прежнему они мне кажутся мудрыми и доброжелательными. Порой я думаю, что, прислушайся я как следует к «дяде Генри», не наделал бы в своей жизни столько ошибок, был бы умней, разумней и вполне доволен собой, не то что сейчас.

Тихая, измученная женщина, снимавшая комнатенку на Тоттенхэм-Корт-роуд, отправившая мужа в сумасшедший дом, вела разделы «Кулинарные рецепты», «Советы по воспитанию» — советы мы давать любили — и полторы полосы «Светской хроники». Писала она от первого лица, витиеватым слогом — стиль, уже изживший себя, но, насколько я могу судить по нашей периодике, от которого еще не все отказались: «Спешу уведомить вас, друг мой, что на той неделе мы выезжали в загородный особняк князя. Туалет мой был превосходен! Князь С. …, но уместно ли мне повторять сплетни, следующие по пятам за этим человеком? Он так глуп, и представляю, как ревнует милая графиня…» и т. д. и т. п.

Несчастное создание! По сю пору стоит она у меня перед глазами в своем поношенном сером балахоне, закапанном чернилами. День, проведенный за городом, да не в особняке князя, а где-нибудь в лесу, на свежем воздухе, может, и навел бы румянец на ее бледные щеки.

Более невежественного человека, чем владелец нашего журнала, я не встречал; как-то он вполне серьезно заявил в письме нашему подписчику, что Бен Джонсон написал «Рабле» в силу необходимости, рассчитывая на полученный гонорар похоронить свою мать; когда ему указывали на ошибки, он лишь добродушно смеялся; вел он раздел «Общие сведения», полагаясь в своей работе на дешевое издание энциклопедии, и выходило у него просто великолепно. Материал в раздел «Сатира и юмор» поставлял нам рассыльный, призвавший на помощь пару великолепных ножниц.

Работа была трудная, платили нам мало; единственное, что поддерживало нас, — это твердая уверенность в необходимости образования и воспитания наших соотечественников и соотечественниц. Человечество изобрело много игр, но ни одна из них не завоевала такого признания, как игра в школу. Вы собираете шестерых ребятишек усаживаете их на ступеньки, а сами прохаживаетесь взад-вперед, держа в одной руке книгу, в другой — указку. Мы играем в школу в детстве, играем в отрочестве, играем в зрелом возрасте, играем, когда, согбенные, шаркающей походкой, плетемся к могиле. Эта игра не приедается, играть в нее можно без конца. Одно лишь портит ее: остальным шестерым тоже не терпится помахать указкой и книгой. Вот почему, несмотря на все свои недостатки, профессия журналиста столь популярна: каждый журналист чувствует себя тем участником игры, который прохаживается взад-вперед с указкой в руке. Правительство, Классы и Массы, Общество, Литература и Искусство — так зовут детей, оставшихся сидеть на ступеньках. Он их просвещает и воспитывает.

Но я отвлекся. Я вспоминаю все это, чтобы была понятна причина моего нежелания служить источником полезной информации. Вернемся к рассказу.

Один читатель, подписавшийся «Воздухоплаватель», просил нас сообщить, как можно получить водород. Нет ничего проще, чем получить водород, — в этом я убедился, изучив и проштудировав всю литературу по этому вопросу, имеющуюся в библиотеке Британского музея; тем не менее я счел необходимым предупредить «Воздухоплавателя», кем бы он там ни был на самом деле, о возможности несчастного случая и призвал принять все меры предосторожности. Что еще я мог сделать? Через десять дней в редакцию заявилась цветущая дама, волоча за собой некое существо, оказавшееся, как она объяснила, ее двенадцатилетним сыном. Лицо мальчонки было на редкость невыразительным. Мать подтолкнула его к моему столу, сдернула с него шапку, и тут я понял, что с ним такое. Бровей на лице не было совсем, а вместо волос голова была покрыта каким-то грязным порошком, отчего походила на крутое яйцо, очищенное от скорлупы и посыпанное черным перцем.

— Неделю назад это был очаровательный мальчик с кудрявыми волосами, — сообщила мамаша. Судя по интонации, это было лишь началом истории.

— Что с ним стряслось? — поинтересовался шеф.

— А вот что, — ответила мамаша. Она вынула из муфточки номер нашего журнала за прошлую неделю, где моя статья о водороде была обведена карандашом, и сунула ему под нос. Шеф взял номер и внимательно прочитал статью.

— Так это он и есть «Воздухоплаватель»? — поинтересовался шеф.

— Он и есть «Воздухоплаватель», — не стала запираться мамаша. — Бедное доверчивое дитя! А теперь посмотрите на него!

— Может, волосы еще отрастут? — высказал предположение шеф.

— Может, и отрастут, — ответила мамаша, все повышая голос, — а может — и нет. Меня интересует, что вы собираетесь для него сделать.

Шеф предложил помыть мальчику голову. Сначала мне показалось, что она накинется на него с кулаками, но пока она решила ограничиться словами. Выяснилось, что мытьем головы тут не отделаешься, нужна денежная компенсация. Попутно она поделилась с нами своими наблюдениями относительно общего направления нашего журнала, его практической ценности, его призывов к поддержке общественности и умственных способностей его сотрудников.

— Нашей вины я тут не вижу, — возразил шеф (человек он был весьма деликатный). — Он просил информацию — он ее и получил.

— Так вы еще и смеетесь?! — сказала мамаша (ему и в голову не приходило смеяться, человек это был пресерьезнейший). — Сейчас вот получите то, чего не просили. Два пенса номер! — сказала мамаша с такой решительностью, что мы, дрожа, как зайцы, поспешили попрятаться за стулья. — Вот заявлю куда следует, и с вашими головами будет то же самое! — Я понял, что она имеет в виду голову своего сыночка. При этом она прошлась по поводу внешности шефа, из чего было видно, что вкус у нее неважный. Неприятная была женщина. Но по-моему, выполни она свою угрозу, дело ее было бы поиграно; однако шеф был искушен в вопросах юриспруденции, и его принцип был — никогда не связываться с законом. Он частенько говаривал: