— Все совершенно не так.
Голос Этель дрожал от гнева.
— Нет, так! Ты вернулась к Артуру, чтобы бросить его. Ты вела себя как неразумный подросток.
— Но я и была подростком! — крикнула Этель. — Глупой, доверчивой идиоткой, которая не могла понять что к чему. Это что — преступление?
— Возможно, нет, — согласился Ральф, — но что же ты натворила дальше? Ты захотела отомстить мужу? Может быть, он этого и заслуживал. Ну а как насчет дочери? Как в отношении ее чувств?
— Я… я… Ты же не знаешь…
Этель пыталась защититься, но он не дал ей говорить.
— Я знаю, что иметь отца лучше, чем не иметь. Даже если это плохой отец. Да, Артур был страшным эгоистом, но никогда не причинил бы вреда дочери. И я могу поспорить, что Фредди тоже хотела встречаться с ним. Но ты не позволила ей этого, не так ли?
— Ты же не знаешь, — повторила Этель, задыхаясь от несправедливости его слов, — все было не так.
— Тогда расскажи мне, как! — потребовал Ральф, до боли стиснув ее руку.
Рассказать ему? Все самое плохое внутри нее говорило: «Да, да, скажи ему. Это будет так просто. Надо снять с себя бремя, которое ты несла в течение двенадцати лет, и которое с каждым годом становилось нести все труднее. Надо сказать ему!»
— Фредди не…
Звук собственного голоса словно вернул Этель к реальности. Нет, она не может рассказать Ральфу об этом. Во всяком случае, не теперь.
— Что не?..
Ральф пристально посмотрел в ее глаза, как будто пытаясь заглянуть в глубину души. Продолжать борьбу Этель не могла.
— Это не твое дело, — произнесла она слабым голосом.
Ральф посмотрел на ее бледное, худое лицо. Оно не выражало ни гнева, ни страсти. Он понял, что она больше ничего ему не скажет. Ему захотелось встряхнуть ее, ударить, чтобы привести в чувство, и на мгновение его пальцы впились в ее руку. Но он тут же отпустил ее, повернулся и быстро пошел по коридору.
Радости Этель не почувствовала. Ее охватил страх — она чуть не сказала ему: Фредди — не дочь Артура! Это все, что она хотела сказать. Но разве Ральфу этого не было бы достаточно?..
4
— Мамочка, мне не хочется идти на похороны, — заявила Фредди жалобным голоском за несколько минут до того, как Ральф должен был заехать за ней.
— Но ведь нужно, — строго ответила мать и тут же тепло и участливо спросила: — Ты нервничаешь?
Фредди кивнула.
— Там будет много народу?
— Не знаю, — честно призналась Этель. — Наверное. Твой отец пользовался большой популярностью. Но в любом случае дядя присмотрит за тобой. Все пройдет нормально, Фредди, я обещаю.
Вероятно, слова матери не особенно убедили девочку.
— Да, обещаешь… Но ведь сама ты не особенно любишь этого дядю Ральфа.
— Я…
Этель растерялась. Неужели это так заметно? Да уж, наверное, если даже Фредди заметила. Обычно она обращала внимание только на то, что непосредственно касалось ее. Может быть, лучше рассказать дочери полуправду, чтобы она не копала глубже?
— Мой разрыв с твоим отцом сказался на отношениях со всей семьей Макартур. Естественно, твой дядя принял сторону брата.
— Это все из-за меня, да? Ведь папа не любил детей? — тихо спросила Фредди.
Сердце Этель сжалось. Ей казалось, она все так хорошо объяснила дочери. И вот, пожалуйста, все стало еще хуже.
— Вовсе нет, — поспешила Этель успокоить девочку, — у меня с твоим отцом начались разлады еще задолго до твоего появления.
Тут очень кстати зазвонил телефон. Это Ральф сообщал из фойе, что поднимается к ним.
Этель внимательно осмотрела дочь: на девочке простое темно-синее платье, колготки и туфли на низком каблуке. Скромно и строго, как и полагается на похоронах. Черные, как у ее дяди, волосы и лицо, как у Элизабет Тейлор, говорили о том, что Фредди со временем будет очень красивой женщиной.
Раздался стук в дверь. Этель вздрогнула. Даже заранее зная о приходе Ральфа, она не могла справиться с чувствами. Даже в день похорон бывшего мужа она чувствовала это дикое физическое влечение к его брату.
Не глядя на вошедшего и вообще на дверь, Этель подошла к туалетному столику, на котором лежал приготовленный для Фредди шарфик.
— Вот, возьми, — сунула она его в руку дочери и сказала, по-прежнему ни на кого не глядя: — Не давай ей слишком много волноваться.
— Постараюсь, — серьезно пообещал Ральф и положил руку на плечо Фредерики.
Та приняла защиту дяди как нечто вполне естественное. Этель грустно наблюдала, как они вместе двинулись вдоль коридора. Черные как смоль волосы и строгая красота обоих выдавала их близкое родство. Никогда не покидавшее Этель ощущение своей вины заговорило в ней с новой силой.
Она попыталась вспомнить, как ненавидит Ральфа, но совсем другое чувство одерживало в ней верх — чувство горького сожаления о безвозвратно утраченном. Как по-другому могла бы сложиться ее жизнь! Если бы только Ральф поступил так, как он должен был поступить. Если бы он попытался удержать ее, не позволил уйти к мужу. Или если бы судьба свела ее сначала с ним, а не с его старшим братом.
Нет, все это глупости, покачав головой, подумала Этель. Артур или Ральф, какая разница! Ей не суждено быть счастливой ни с одним из них.
Трудно сказать, когда ей стало ясно, что она больше не любит Артура, а может, никогда и не любила его. Долгое время она обманывалась, старалась убедить себя в том, что любить мужа — ее обязанность и уж тем более необходимо соблюдать свадебную клятву.
Но как ей было трудно! Но ведь и с Ральфом было не легче…
Все началось тогда, когда миссис Макартур убедила ее пойти с Ральфом на концерт.
Тот вечер стал поворотным в их отношениях. До этого он относился к Этель, как к маленькой девочке, хотя и присутствовал при ее первых родах. В тот вечер он начал обращаться с ней как со взрослой, уважаемой леди.
Этель, забыв о враждебности, тоже воспринимала его как равного. Она наслаждалась классической музыкой, любовь к которой унаследовала от отца, и впервые за долгое время была почти счастлива.
Через неделю Ральф пригласил ее покататься с его друзьями на яхте. Этель никогда прежде парусами не занималась и сомневалась, что у нее получится. Но Ральф убедил ее, сказав, что она будет на яхте только пассажиром. Однако потом оказалось, что кто-то не явился, и Этель пришлось занять место члена экипажа.
Она нервничала, но Ральф оказался хорошим учителем, и она постепенно освоилась. Даже когда погода ухудшилась, Этель не испугалась. Они вышли в Ла-Манш, когда светило солнце, а вернулись, когда разразился настоящий шторм. Было холодно, Этель промокла и страшно проголодалась, однако не жаловалась. Ее охватило какое-то странное возбуждение. У нее появилась новая страсть — к хождению под парусами.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});