Вечером за шумным пиром Рыцари Круглого Стола во главе со своим королем бражничали за верхним столом, их оруженосцы и простые воины сидели за нижним, бросая полуобглоданные кости собакам.
На почетном месте рядом с королем сидел оказавшийся в захваченном замке Белый Рыцарь в серебряных латах, посланник заморского короля.
Ему пришлось выпить кубок вина в честь победителей, с которыми собирался начать войну его государь, в чем мятежный граф должен был ему помочь.
В разгар пира королю Артуру подали на его щите с изображением шапки бишопа дымящуюся печень мавра: по укоренившемуся среди рыцарей короля Артура поверью вместе со съеденной печенью к королю должны были перейти сила и отвага врага.
Когда же ему доложили, что владелец замка казнен, король Артур подмигнул Белому Рыцарю, намекая, не лучше ли будет двум королям-рыцарям вместо того, чтобы спорить на ристалище друг с другом, объединиться для освобождения Гроба Господня, уготовив его похитителям ту же участь, какую познал сегодня храбрый Черный Рыцарь.
Белый Рыцарь прекрасно понял, что черный цвет вполне может быть заменен белым. И ему не осталось в конце пира ничего иного, как использовать предоставленные ему государем полномочия и подписать с королем Артуром «ничейный мир».
Легенду эту о короле Артуре, Черном и Белом рыцарях рассказал нам во время посещения руин замка тех времен наш добровольный гид Генри Ломмер. Он призвал себе в помощь воображение своих друзей-шахматных композиторов, ежегодно собиравшихся на международный конгресс, заседание Постоянной Комиссии по шахматной композиции ФИДЕ.
Действительно, воображение требовалось!
Перед нами были лишь груды щебня, из которых силой фантазии мы должны были поднять высокие стены былого замка с залом, где пол был двух уровней и где происходил легендарный поединок. Что же касается рва, подъемного моста и ворот, в створе которых застрял королевский щит, то их нужно было просто выдумать, примерно представляя, где это могло находиться.
Руины поросли вереском, кое-где на возвышениях былых стен тянулись к серому небу одряхлевшие деревья. Закатное солнце освещало местность багровым светом, в котором мерещилась когда-то лившаяся здесь кровь.
Руины, которые вдохновили Ломмера на забавный рассказ, больше походили на остатки былой крепости, чем на замок со сводчатыми потолками, стрельчатыми окнами и бесчисленными комнатами с портретами прославленных предков.
Генри Ломмер смеялся и уверял, что он мог бы показать нам в Англии немало замков, о которых мы читали у Вальтера Скотта, но при одном условии (он был непревзойденным знатоком шахматных этюдов и любил ввертывать «этюдные задания» по самым необычным поводам): мы должны были ответить, почему современные лорды отказываются наследовать свои замки с портретами предков, привидениями и густыми парками?
Если мы, умеющие выдумывать за шахматной доской, с помощью Генри Ломмера вообразили себе штурм замка королем Артуром, то на вполне современный вопрос ответить не смогли.
Тогда Ломмер сам рассказал нам, что английские замки не наследуются лордами потому, что лейбористское правительство, находясь у власти, сумело ввести налог на наследство, и почтенные лорды, наследуя звание пэра Англии (но не давно промотанные предками имения), должны были для вступления во владение замком внести в казну семьдесят пять процентов стоимости всех строений. А ведь надо сказать, что лорды, нося громкие титулы, заседая в палате, которую лейбористы намеревались, но не успели упразднить, не гнушаются тремя с четвертью фунтами стерлингов за каждое заседание, которое они посетят хотя бы для того, добавил Ломмер, чтобы выспаться. Он был весельчак, наш Ломмер.
По дороге к ожидавшему нас автобусу он объяснил, что современным лордам куда выгоднее дарить наследственные замки государству для учреждения там музеев, а самим стать при них смотрителями, поселившись в одной из надворных построек, где жили прежде челядь и садовники. Зато по великолепному парку можно было разгуливать, как по своему собственному.
Генри Ломмер был прелестнейшим человеком, непревзойденным выдумщиком, говорившим на многих языках, что ему требовалось, когда он владел одним из английских клубов.
Теперь он жил, как говорил, на собственной пенсии и занимался шахматным этюдами. Мне лично Ломмер задал особый вопрос-этюд (по его выражению). Как случилось, что он, Ломмер, кстати, женатый на симпатичной латышке, чуть говорившей порусски, смог угадать, что первыми на Луну спустят свой аппарат советские люди?
Помню, было это в Висбадене, где проходили заседания нашей комиссии. Ломмер, ее эксперт по этюдам, спускаясь по лестнице сразу после радиосообщения о нашем луннике, кричал:
— Я, Генри Ломмер, ясновидец! Я — предсказатель, оракул!
Приходите ко мне для гаданий!
Его загадку о луннике я разгадал очень просто, и он признал ответ правильным. Он верил в возможности советской науки и техники, открывших человечеству путь в космос.
Но руины замка, якобы захваченного когда-то королем Артуром, Ломмер показал нам, оказывается, не зря. В автобусе, когда мы ехали по городку, прижимаясь к левому тротуару, он возвестил, что задает нам новый «этюд». Решившие его получат ценный приз — щит короля Артура почти в натуральную величину!
Этюд-загадка сводился к следующему: почему англичане ездят по левой стороне?
Было над чем подумать! Ездят по левой стороне! А правда, почему? Левшей, надо думать, в Англии не больше, чем в других странах. Тут что-то не то! Пожалуй, надо начать с приверженности англичан к традициям. Но к каким?
А Ломмер подзадоривал нас ценностью приза «почти в натуральную величину». А мне он шепнул: «Англосаксы говорят, что никогда не вредно сказать „почти“. И он был прав!
Срок для ответа был небольшим — завтрашний день после заседания комиссии.
И, представьте, на следующий день никто из осматривавших старый «замок» не догадался, почему в Англии ездят по левой стороне.
— И вы, герр Казанцев, тоже не ответите? — спросил Ломмер по-немецки, не уставая удивляться моему безупречному произношению и необычайно скудному словарю.
— Именно поэтому я позволил себе дать ответ на международном языке.
— Эсперанто? — обрадовался Ломмер. Он был его неустанным проповедником.
— Нет. На шахматном.
— Это еще лучше! Но как же вы, герр Казанцев, будете ездить по шахматной доске с левой стороны?
— Вы сами это сделаете, если решите мой шахматный этюд. Вот он (139).
Решать этюд принялись тут же и сообща.
— Сделать ничью? Хорошо бы захватить диагональ g1-а7, — предложил Виталий Гальберштадт, юрист из Франции, недурно владеющий русским языком (он часто выручал меня на заседаниях; мы с ним встречались во многих странах).
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});