Читать интересную книгу Единоборец - Сергей Герасимов

– Ты сразила меня наповал, – говорю я.

Она лишь успевает открыть рот, желая что-то ответить, но поезд резко останавливается, так, будто наткнулся на резиновую стену, и мы все летим по салону, ударяясь о поручни. Несколько ламп сразу гаснет.

Я поднимаю ее голову. В ее щеке – глубоко вонзившийся осколок стекла. Я выдергиваю, и она кричит, визжит как резанная. Щека распорота, кровь хлещет, на лбу громадный кровоподтек. В этот момент я вспоминаю, что у моей спутницы нет батареи.

– Открой рот! – Кричу я. Она слушается. Во рту ничего не разглядеть, слишком много крови. Если поврежден какой-нибудь крупный сосуд, ей конец. Но возможно, ничего страшного, просто порезан язык. Там, в глубине, есть крупные артерии, но они слишком хорошо защищены.

– Выплюнь кровь! – кричу я.

Она сплевывает на пол огромный темно-красный сгусток, а потом еще один, яркий.

– Открой рот!

Артерии целы. Для паники нет причин. Пока. Я поднимаю ее за руку и тащу к двери. Нужно спешить. В воздухе уже пахнет гарью. Выбиваю дверь.

Поезд лежит на дне тоннеля, слегка наклонившись на бок. Магнитное поле выключено. Зазор между стенками сантиметров сорок. Достаточно, чтобы протиснуться. Вагон подрагивает, будто живой, какие-то механизмы все еще работают внутри. Эта махина может внезапно сдвинуться с места и раздавить нас как букашек. Мы движемся в сторону переднего вагона, потому что сзади подступает огонь. Карлики идут за нами, но держатся на расстоянии.

– Ты знаешь, что это было? – спрашиваю я.

Она кивает головой. Скорее всего, она не может говорить.

Мы пробираемся в кабину. Разумеется, она пуста: девяносто девять процентов транспорта обслуживаются исключительно электронными системами. Поезда подземки допускают ручное управление, но люди их ведут только в последний путь – на слом, когда они отживают проектный срок. Итак, мы в кабине. Впереди – тьма. Карлики куда-то исчезли, скорее всего, вернулись в вагон.

Вдруг что-то мягкое шлепается на лобовое стекло, нечто, похожее на голубую резиновую присоску. У него шесть довольно длинных и тонких щупальцев, которые пытаются присосаться к стеклу. Это магнитная медуза, паразитический организм, питающийся энергией магнитного поля. На верхних уровнях подземки их практически нет, зато на нижних, скоростных, их достаточно. Никто толком не знает, опасны ли они для человека. Скорее всего, нет. Хотя, на самом деле, они могли бы питаться и биополями нашего организма. Но я не слышал ни об одном случае нападения. Скорее всего, наши поля для нее слишком слабы. Появляется еще медуза, а потом сразу несколько.

– Клара, – спрашиваю я, – ты заметила, что они все собрались на твоей стороне стекла?

Она кивает. Только слепой мог бы этого не заметить.

– Они тебя чувствуют?

Она кивает снова.

– Но они никогда не реагируют просто на человеческий организм. У тебя есть что-то такое, что они видят?

Она показывает мне пальцами, чтобы я закрыл свой рот. Я подчиняюсь.

Отсюда, из этой кабины, теоретически, можно было бы вести этот поезд. Но только теоретически: чтобы подключиться к системе управления, нужно знать ключ. И, даже зная ключ, мы ничего не смогли бы сделать – у нас нет карты маршрутов, мы не знаем, как работать с программой, да и система никогда не даст нам разрешения. Мы ведь не имеем лицензии. Так что ситуация на самом деле невеселая. Клара нажимает что-то и включается экран. В темноте он кажется зеленым и текучим, словно поверхность глубокого моря в солнечный день. Клара кладет руку на панель, и на экране появляются буквы.

«Сядь в кресло и покрепче держись. Старт будет быстрым».

Я абсолютно точно видел, что Клара не набирала этот текст. Он просто появился. Медузы начинают барабанить по стеклу, слегка подпрыгивая. Они переползают с места на места. Теперь я точно уверен, что Клара имеет что-то очень вкусное, с их точки зрения. Но в ее одежде нет карманов. При ней нет сумочки. Даже Е-книгу она оставила в вагоне. Это значит, что нечто вкусное находится внутри нее. Какая-нибудь особая магнитная система, усиливающая одну из функций организма. Почему бы и нет?

Клара сидит с закрытыми глазами, держа руку на пульте. Я все еще не верю, что она сможет сдвинуть этот поезд с места. Весь транспорт планеты управляется единой системой. По старой памяти мы называем эту систему компьютерной или электронной. На самом деле она отличается от примитивных компьютеров двадцать первого века примерно так же, как гепард отличается от микроба. В свое время она возникла как объединение многих небольших компьютерных сетей, которые обеспечивали безопасное движение миллионов и миллионов транспортных потоков. Несколько позже система стала замкнутой и абсолютно стабильной, в нее была введена функция саморазвития. С тех пор не разбился ни один самолет, и ни один поезд не сошел в рельс. Аварии случаются с частными автомобилями, которые, по каким-то причинам, не были подключены к общей сети. Аварии случаются и на дорогах, когда частный автомобиль начинает мешать общему согласованному движению.

Но транспортная система и Фемида – это не единственные вполне самодостаточные электронные сети на нашей планете. Существует еще несколько подобных монстров, например, банковская система, информационная, система «Библиотека», развлекательная система и система «Альянс». Последняя занимается подбором идеальных брачных и сексуальных партнеров среди всех ста семидесяти миллиардов населения планеты, причем делает это просто потрясающе. Есть еще довольно скучная система, контролирующая все предприятия тяжелой и добывающей промышленности, и абсолютно бесполезная, на мой взгляд, военная система «Милитар». С тех пор, как исчезли государственные границы, на земле не осталось врагов. Терроризм, в принципе, прекрасно контролируется Фемидой. Не знаю, с кем собираются сражаться военные, разве что, с инопланетянами. Кроме всего этого, существует множество более мелких систем и подсистем разного уровня и направленности, заканчивая самыми мелкими и бесполезными, вроде магнитных медуз, которые возникли сами собой, существуют и размножаются подобно живым организмам. Все это образует целую электронную биосферу земли, возможно, не менее мощную, чем первичная белковая биосфера.

И вдруг поезд трогает с места. «Трогает с места» – это слабо сказано. Он дергает так, что я едва не вылетаю из кресла. Мы стартуем назад и сразу же набираем такую скорость, на которую эти поезда явно не рассчитаны. Мы пролетаем сквозь облако искр и дыма, что-то взрывается, что-то стреляет вокруг нас, – затем выходим в светлую часть тоннеля. Наружные осветители здесь, насколько я помню, стоят на расстоянии сто метров друг от друга, но сейчас они мелькают с такой скоростью, что мне становится страшно. Мы идем километров двести пятьдесят в час, не меньше того. То есть, скорость вдвое выше обычной. Повороты здесь достаточно плавные, но каждый раз меня прижимает, будто на центрифуге. Пролетает несколько калейдоскопических станций, на такой скорости, что я не успеваю рассмотреть что-либо, кроме цветных пятен. Несколько раз мы сворачиваем довольно резко. На самом деле здесь, под землей, есть целая паутина дорог, некоторые из которых почти не используются. Сомневаюсь, что существует хотя бы один человек, который помнит и знает все эти станции, повороты и развилки. Значит, нас ведет не человек, а электронная система. Я успокаиваюсь. Не знаю, как Клара сумела подключиться, но ее ловкость в обращении с банковской системой я уже имел случай наблюдать.

Мы останавливаемся в полной темноте. Я ощущаю, как поезд медленно оседает, ложится на дно тоннеля. Затихают моторы, становится совершенно тихо. Так тихо, как может быть лишь на очень большой глубине, очень далеко от всякой человеческой деятельности и жизни. Тихо, как в гробу. Судя по акустике, справа от нас – пустое пространство – там должна быть станция. Клара открывает глаза, не снимая руки с пульта. «Мы приехали», – появляется на экране. Начинают зажигаться лампы, вначале один ряд, затем второй, третий, четвертый. Некоторые так и остаются темными. Это действительно станция, мертвая, как доисторический череп. Не знаю, почему она производит такое впечатление. Ровный каменный пол, аккуратный свод потолка, несколько колонн с той стороны, где потолок опускается ниже. Выцветшая мозаика на стенах, изображающая неизвестные мне радостные события. Там же, у стены, стоит некая статуя с вытянутым указующим перстом, но я не могу вспомнить, кого она изображает. Sic transit gloria mundi. Я снова поражаюсь тишине, как вещи, совершенно исчезнувшей из нашего мира, в котором все ползет, ворочается, перемещается, ломает, строит, продает, веселится, и все это без остановки. Наш мир – это мир глагола. В нем нет места тишине. Такая тишина, как здесь, невозможна ни в одном месте на поверхности земли. Мы действительно находимся на жуткой глубине. Поблизости нет ни одного человека, иначе в такой тишине мы бы услышали его дыхание, нет ни одного работающего механизма, иначе мы бы слышали его ход. Тишина не просто мертвая, не просто гробовая, она мертвенная, с явным оттенком смерти.