— Ерунда все это! — заявил Мин Го. — Лягушкоед — он умный, но на человека ему положить. Они просто играть любят, им прикольно, когда человек в луже барахтается. Если человеку повезет, лягушкоед его на берег вытолкает, а если не повезет — в самую пучину затолкает. Только те, кому не повезло, потом ничего не рассказывают.
— А ты откуда знаешь? — удивился Якадзуно.
— Так, говорят, — пожал плечами Мин Го. — Может, врут…
Дхану начал рассказывать, что у одного его друга есть говорящий срасхевл, которого тот научил при булькающих звуках кричать дурным голосом: «Что, козел, амброзию хлещешь?» Особенно смешно, что он это говорит, когда кто-нибудь спускает воду в сортире.
Ахмед рассказал, как один его знакомый поскользнулся, садясь в машину, ударился о дверь, на которой не было резинового уплотнителя, и отрезал себе ухо острой кромкой.
— И как ухо? — поинтересовался Якадзуно.
— Пришили. Оказывается, ухо может пришить обычный медицинский робот. Вот если палец или еще что — тогда сложнее, а уши и носы легко пришиваются, для них даже стандартная программа есть.
Дхану и Ахмед немного подискутировали по поводу того, как можно случайно отрезать себе нос, а Якадзуно припомнил историю про то, как один мужик подрался с другим мужиком и начисто откусил у него кончик носа.
Дхану попросил Якадзуно рассказать что-нибудь про Гефест, и Якадзуно рассказал, как однажды по доброте душевной подобрал на перроне мужика, обширявшегося до полной отключки, и решил доставить его домой. А потом оказалось, что, пока мужик был в отключке, его ограбили, и Якадзуно пришлось долго объясняться с полицией. Хорошо, что они ему поверили, даже взятку давать не пришлось.
— А правда, что у вас на Гефесте все полицейские взятки берут? поинтересовался Ахмед.
— Правда, — ответил Якадзуно. — А у вас что, не так?
— А у нас вообще полицейских нет! — расхохотался Ахмед.
Якадзуно почему-то тоже стало очень смешно.
— Я не про ваш город говорю, — пояснил Якадзуно, от-смеявшись, — я про Деметру вообще.
— Про Деметру вообще ничего сказать не могу, — заявил Ахмед. — Я, кроме Исламвилля, больше нигде не был, все остальное только по телевизору видел.
— Как же ты сюда попал? Разве у вас в Исламвилле свой вокзал есть?
— Нет, вокзала тут нет, откуда ему взяться? Вокзал в Олимпе. Я на Земле в Афганистане жил, на американцев работал. А потом приехал один мужик, стал предлагать на Деметру завербоваться, я и согласился. Выдали мне левые документы, привезли на вокзал, оттуда в Олимп третьим классом, с вокзала — в грузовик без окон и сразу сюда. У нас тут свое государство, как сюда приехал, больше никуда не выберешься, охрана не выпустит. И правильно, потому что стоит одному человеку убежать — СПБ сразу весь город разбомбит. Мы у правительства были как кость в горле, а теперь, стало быть, у братства как кость в горле. Вот война начнется, тогда, может, и доведется Олимп посмотреть. Только видел я его по ящику, не на что там смотреть.
Завязалась оживленная дискуссия насчет того, есть ли на что смотреть в Олимпе и если есть, то на что. Якадзуно поначалу пытался возражать, дескать, Олимп — большой город, а не захолустная деревня в джунглях, как Ислам-вилль, но потом был вынужден сдаться. Действительно, если вдуматься, Олимп — такая же деревня, как Ислам-вилль, только намного больше и не в джунглях, а в болоте.
Почему-то всем стало грустно. Выпили еще по сто грамм. Дхану рассказал, как одной местной бабе удаляли аппендицит, она спросила доктора: «Я не умру?», а доктор ей ответил так: «Ни в коем случае, а то меня Вахид ругать будет». Почему-то стало смешно. Выпили еще.
Мин Го спросил, чем занимался Якадзуно на Гефесте и не поделится ли он байками про трудовые будни службы безопасности большой корпорации. Якадзуно рассказал, как в прошлом году люди Рамиреса обнаружили богатое месторождение на территории, принадлежащей одному старательскому кооперативу, и как потом Якадзуно с ребятами занимался рэкетом, чтобы согнать голимых кооператоров с ценной земли. Ахмед сказал, что все говорят, что пионеры — преступники и творят беспредел, но на самом деле настоящий беспредел творят корпорации, а пионеры хоть и делают наркотики, но насилием не занимаются и простым людям жить не мешают. А наркотики — дело такое, хочешь — покупай, не хочешь — не покупай, никто тебя не неволит, а если подсел — сам дурак. Якадзуно заметил, что первая доза всегда бесплатная, но Ахмед заявил, что пионеры тут ни при чем, и вообще, ни один уважающий себя наркодилер демпингом не занимается, а то, что наркоманы друг друга на иглу сажают, — это их личное дело. Мин Го сказал, что Ахмед зря ругает корпорации, нынче это немодно, потому что братство тоже ругает корпорации и их главный идеолог Джон Рамирес тоже их ругает, а потому пионерам их ругать больше не надо, потому что их ругает братство, а если кого-то ругает братство… Как ни странно, все поняли, что хотел сказать Мин Го. Выпили за понимание.
Якадзуно сказал, что знал на Гефесте одного Джона Рамиреса. Через пару минут оживленного обсуждения выяснилось, что главный идеолог братства и есть тот самый Джон Рамирес, которого Якадзуно знал на Гефесте. За это тоже выпили.
Что было потом, Якадзуно не помнил.
5
От амброзии похмелья не бывает. Когда переберешь, начинаются галлюцинации, но если не продолжать злоупотребление, а сразу лечь спать, то они превращаются в яркие красочные сны, чаще приятные, чем кошмарные. На этот раз Рамиресу приснилось нечто среднее.
Ему приснилось, что сегодня среда и он сидит в своем кабинете в университете, где по средам принимает посетителей. Все идет как обычно, а потом в кабинете появ-ля-ется Полина и говорит, что в приемную пришли ящеры и перерезали всех посетителей и теперь не знают, куда девать трупы. Рамирес распорядился отнести трупы в университетскую столовую, там наверняка должны быть холодильники, куда их можно складировать. Потом он вернулся к разговору с посетителем, которым оказался Дзимбээ Дуо. Дзимбээ сказал, что теперь работает на ящеров и пришел сюда всех зарезать, но если Джон и Полина пригласят его на групповуху, то он никого резать не будет.
Рамирес возмутился и заявил, что приказ есть приказ и его надо выполнять — раз велели зарезать, значит, надо резать. Дзимбээ согласился с этим доводом и сделал себе сеппуку. Полина откуда-то притащила большой разделочный нож и начала умело расчленять Дзимбээ и упаковывать части тела в целлофановые пакеты с эмблемой ги-пермаркета Ашан-Олимп.
— Скоро начнется голод, — сказал а Полина, — и тогда человечина хорошо пойдет, по десять евро за килограмм.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});