— А на самом деле? Дерек пожал плечами.
— Когда я буду там, я, конечно, поищу ее. Сомневаюсь, однако, что ее можно будет возвратить оттуда, даже если я ее и обнаружу. Когда женщина попадает в гарем, она потеряна для остального мира.
Роберт Синклер нахмурился.
— Ты говоришь это без тени сожаления. Дерек дружелюбно улыбнулся деду. Упрек, звучавший в словах маркиза, был знаком ему.
— А что бы ты хотел услышать от меня? Она лишь одна из тысяч девушек. Это здесь рабство не одобряется. На Востоке оно — общепризнанный институт.
— Но ты сам одобрять его не должен.
— А я и не говорил, что одобряю. Но я вырос на Востоке и воспринимаю тамошнюю жизнь такой, какая она на самом деле.
— Я знаю, знаю, — вздохнул маркиз, поскольку все это было не более чем очередным обменом давно известными им обоим аргументами. — Только… ты думаешь, тебе удастся встретиться с ней?
Дерек знал, что это означает близкое окончание разговора о девушке.
— Я не знаю.
— Если все-таки увидишь, скажи, что она может поблагодарить тебя и от моего имени.
Дерек кивнул, затем подошел к деду и обнял его. Острое чувство любви к этому пожилому человеку сдавило его горло. Графу был ясен смысл послания, адресованного не столько неизвестной девушке, сколько ему самому. Оно говорило помимо всего прочего о том, что дед одобряет его решение, любит его и гордится им — чувства, отнюдь не часто проявляемые стариком открыто. Внук и дед могли не соглашаться друг с другом по многим вопросам, Роберт Синклер мог не одобрять гедонизм Дерека, но сильнейшую привязанность, которая возникла между ними за прожитые рядом годы, поколебать не могло ничто.
Через час, когда Дерек все еще сидел в библиотеке, размышляя в одиночестве, ему неожиданно доложили, что пришел лорд Маршалл Филдинг. Передавая шляпу и пальто мистеру Валмсли и приглаживая свои непокорные каштановые кудри, лорд Филдинг уже входил в комнату.
Дерек поднялся для приветствия, пытаясь скрыть свое удивление. То, что друг появился сейчас, а не завтра, могло означать только одно: Маршалл не успел получить его приглашение и приехал по собственной инициативе.
— Что заставило тебя покинуть Лондон, Марш? Тонкие брови над зелеными глазами Маршалла придавали его лицу постоянное серьезное выражение, которое сохранялось даже тогда, когда он улыбался.
— Прошел уже почти месяц с тех пор, как я последний раз был здесь. Вот я и решил, что пора бы взглянуть, не мучает ли тебя совесть.
Дерек рассмеялся. Маршалл никогда не сдавался, особенно если хотел, чтобы Дерек взялся за выполнение дела, с которым, по его мнению, никто другой не справится. Он, видимо, и сейчас пришел, чтобы продолжить их последний спор, не слишком, впрочем, надеясь, что ему удастся переубедить графа. Но здесь сюрприз ждал уже лорда Филдинга.
Маршалл в отличие от Дерека был организатором, но никак не исполнителем. Их дружба вообще всегда выглядела немного странно. Окружающие удивлялись, как это два человека, единственными общими чертами которых были возраст и любовь к лошадям, смогли так быстро и сильно сдружиться еще в школе. Видимо, это было притяжением противоположностей характеров: серьезности, сдержанности и осторожности у одного; горячности, постоянной готовности к риску и излишней порою уверенности в своих силах у другого. Один рвался вперед, другой сдерживал, и результат такого соединения шел на пользу им обоим.
— Присаживайся, Маршалл, — указал Дерек на стулья, специально изготовленные для создания максимальных удобств при чтении в библиотеке. — Ты поспел как раз к чаю.
Маршалл никак не отреагировал на приглашение.
— Вижу, что угрызения совести тебя не мучают.
— Не начинай сначала.
— Дерек…
— Успокойся, Марш. Знаешь, ты никогда бы не вел себя так, если бы был послом на Востоке. Там в начале разговора надо прежде всего обменяться несколькими приятными фразами. Лучше уж расскажи, как идут ваши дела со шпионажем.
— Ты же знаешь, что мы не любим этого слова. Внешняя разведка…
— Шпион он и есть шпион, как его ни назови.
— Пусть будет так, — сказал Маршалл, переходя на добродушный тон. — Теперь мы уже сказали достаточно приятных фраз или еще должны обсудить погоду?
— Климат довольно мягкий для…
— Дерек, клянусь, тебе не очень удается роль невинного святого. Ты сидишь здесь, мелешь всякую чепуху, а Чарити Вудс в это время подвергается издевательствам.
— А ты не думай, что ей обязательно плохо, Марш, — довольно резко оборвал друга граф. — Ты не знаешь, как обращаются с этой девушкой сейчас. Мне доводилось знать женщин, которые сами продавали себя в рабство, чтобы оказаться в таком положении, в каком, возможно, находится твоя мисс Вудс. Женщин гарема лелеют и осыпают роскошью. С ними редко обращаются плохо.
Маршалл наклонил голову и со вздохом закрыл глаза. Он знал, что, необходима уйма времени, чтобы уговорить Дерека изменить точку зрения. Если не было такой серьезной причины для отказа, какую Дерек назвал в прошлый раз, граф выдвигал аргументы, подобные нынешним. Дело было прежде всего в том, что они просто не могли смотреть одними и теми же глазами на положение, в котором оказывались в мусульманских странах женщины, проданные в рабство. И где это жил Дерек, что там к ним так хорошо относятся? Ведь так происходит далеко не везде. Неужели он не знает этого?
Но расспрашивать Дерека Синклера о его жизни до приезда в Англию было бесполезно. Он никогда не говорил о подробностях и высказывал только общие суждения, которые были слишком восточными и слишком умозрительными. Правда, в прошлый раз Дерек не философствовал. Он просто наотрез отказался уехать из Англии и назвал причину. Довод, однако, был достаточно резонным.
— У меня свадьба через несколько месяцев, — сообщил тогда граф Маршаллу.
— Лучше не напоминай. Ты похитил у меня единственную девушку, которую я мог полюбить, а теперь сыплешь мне соль на рану, приглашая на свою свадьбу с ней, — улыбаясь и как бы поддразнивая друга, ответил Маршалл, хотя, к сожалению, ему было совсем не весело. — Но ты мог бы отложить свадьбу.
— Нет, я не могу. А кроме того, старик просил оставаться около него. Ему нездоровится, ты же знаешь.
— Он здоров как черт, — возразил Маршалл.
— Он не вставал с постели всю последнюю неделю.
— Но я слышал, что это была просто простуда.
И тут Дерек привел свой основной довод:
— Ты же знаешь, сколько ему лет, Марш. Он хочет увидеть моих детей, прежде чем уйти навсегда.
Возразить что-либо против этого Маршалл, конечно, не мог. Маркизу было уже около семидесяти, и в последние годы здоровье его в самом деле начало пошаливать. К тому же мысль о детях — о детях" Каролин и Дерека привела Маршалла в такое уныние, что этого было достаточно, чтобы закрыть тему. И только сильнейшее давление, которое оказывали на него с тех пор, заставило его приехать, чтобы попросить Дерека еще раз. Была, правда, еще одна причина. Его сердце все еще надеялось, что приближающуюся свадьбу удастся отсрочить. Хотя что хорошего могло это ему обещать…