Читать интересную книгу Бабушкины янтари - Александра Анисимова

Егор был мужик деловитый, вдумчивый. Когда от работы свободно, он, бывало, все по тому месту похаживал, где раньше нетужиловцы жили. По полям ходил и в овраг много раз спускался. И все какую-то думу думал. Как стал его сын Федор в возраст приходить, он ему эту думу и высказал:

— Какое, — говорит, — хорошее место наши старики покинули — у воды воды не нашли! Кабы этот овраг плотиной перехватить, богатый бы тут пруд образовался, хорошая бы здесь жизнь пошла. Конечно, за такое дело надо не одному браться, а всем народом, сообща. Придет, сынок, такое время, когда согласуются люди сообща работать. Будет это! Помяни мое слово, будет! Мне до этого, конечно, не дожить, а ты, я так думаю, доживешь. Прошу я тебя, сынок, не позабудь тогда про этот овраг — пруд должен тут быть.

Ну так оно все и вышло: когда колхозы стали организовываться, старика Егора Горохова в живых уже не было, а его сыну Федору было годов не меньше чем пятьдесят.

Еще при жизни отца Федор Горохов сманил половину жителей из деревни Новой Нетужиловки, воротились они на прежнее место жительства. А отчего воротились — вода их там одолела. Весной, в половодье, ну просто никакого ходу нет! Место-то низкое. Так вот эти люди, когда подошло такое время, и организовались в колхоз. А в председатели выбрали Федора Егоровича Горохова. Так ему сказали:

— Ты всему этому делу зачинатель, ты и руководствуй за нас за всех.

В первый же год колхозники пруд запрудили, мельницу водяную поставили, большой яблоневый сад рассадили.

Федор Егорович колхозному делу всю душу отдает, руководит с рассудком. У него по всем статьям, что по полеводству, что по животноводству, правильно дело ведется, по-научному. А самое у него заветное, чем колхоз особенно и прославился, горох и чечевица. Знаменитые урожаи снимает колхоз ежегодно! А лучшая бригада по этому делу — председателевой младшей дочки Нюры Гороховой.

И лицом и всеми повадками задалась Нюра в бабушку Анну, отцову матушку, такая же чернобровая, сероглазая, рослая да складная. И работать ловка, и поговорить обо всем может, и песни петь мастерица. И характером тоже в бабушку — настойчивая! Одним словом, такая девушка — ни в сказке сказать, ни пером описать.

Когда она еще в школе училась, рассказывал ей отец про бабушку Анну, про свою покойную матушку, подарил ей оставшиеся после бабушки янтарные бусы и это место показал, где бабушка первый раз горох сеяла, — так неширокая полоска протянулась от их задов к небольшому долочку, возле которого на возвышенном месте две большие старые березы стоят, опустили низко свои зеленые косы и на ветру ими помахивают. А по ту сторону, за долочком, как раз напротив старых берез, молодой яблоневый сад красуется. Видать отсюда и большой пруд, в который после солнечного заката ясная зорька, как в зеркало, глядится. А за прудом — широкое поле колхозное.

Однажды пришла Нюра в поле — посмотреть горох на участке своей бригады. И залюбовалась, как он по земле лохматым зеленым ковром расстилается и кудрявыми веточками к солнышку тянется. И вдруг слышит она голос:

— А что, милая, хороший урожай земля сулит?

Оглянулась Нюра и видит: стоит возле нее высокая старуха в старинном кубовом сарафане, на падожок облокотилась и ласково так поглядывает. Нюра на ее слова отвечает:

— Думаю, бабушка, что будет у нас урожай не хуже прошлогоднего.

Старуха согласно головой покачивает:

— Будет, милая, будет!

А потом пристально так поглядела и спрашивает:

— А что, милая, радостно это для сердца, когда у тебя все лучше всех да больше всех?

Нюра сердито так повела глазами и отвечает:

— Ну нет, бабушка! Таких думок у меня в голове не было. А наоборот, я бы желала, чтобы у всех урожай был не хуже нашего.

Старуха обрадовалась, засмеялась:

— Правильные твои думки! Так, милая, так. Порадовала ты меня. Вот и я тоже всем бы этого желала.

И пошли они вместе, сначала по тропочке, потом на дорогу вышли. А вокруг так хорошо, привольно. По одну сторону рожь стоит колосистая, по другую яровое поле зеленым пологом раскинулось. Вдалеке село виднеется, и молодой яблоневый сад, и две старинные березы, которые давным-давно бабушка Анна посадила и возле которых в первый раз на одном осьминнике отборный горох посеяла. А высоко в небе невидимые жаворонки поют. Небо такое голубое, и по нему белое облачко плывет неведомо куда…

Хотела Нюра что-то сказать бабушке, оглянулась, а ее уже и нет. И куда она могла деться? Нюре даже подумалось: «Что же это такое? Уж не наша ли бабушка Анна мне примечталась? Да нет! Наверно, эта бабушка из Новой Нетужиловки приходила, там ведь тоже горохом занимаются». Еще раз вокруг огляделась — так оно и есть: далеко-далеко на дороге в Новую Нетужиловку маячит какая-то человеческая фигура.

Не прошло после этого трех дней, очутилась бригадир Нюра Горохова на областном слете передовиков сельского хозяйства. Когда ей предоставили слово, она подробно рассказала, как ее бригада готовит почву под посев гороха, какие вносит удобрения, как ухаживает за посевами.

— А самое, — говорит, главное у нас семена. Вот, говорит, такой горох мы сеем, а вот такой на продовольствие оставляем.

И показала две горошины — одну крупную-крупную, а другую средненькую, но не мелкую.

— Моя, — говорит, — бабушка так отбирала, и я ее практики придерживаюсь, сеем самыми лучшими семенами.

На этом она свою речь закончила, а эти две горошины президиуму на стол положила.

Положила Нюра горошины на стол, а сама отошла в зал и села в том ряду, где раньше сидела.

А председатель президиума поднялся со своего места и начал говорить:

— Вот, товарищи, сейчас бригадир нетужиловского колхоза поделилась с нами опытом работы. Вот здесь перед нами…

Протянул он руку, хотел взять эти две горошины и показать их всем, а горошины покатились-покатились по красному сукну да одна за другой скок-скок со стола на пол… А по полу котом-котом да прямо под ноги сидящим в зале колхозникам… Вот в первом ряду один наклонился и поднял две горошины. Другой наклонился и поднял две горошины. И третий так же. И четвертый. Все, сколько было людей в зале, подняли по две горошины.

Подкатились и к Нюре две горошины, подняла она их и зажала в руке. А когда перед закрытием слета разжала она руку, то увидала — лежат у нее на ладони две янтарные бусины, как раз такие, каких не хватало в прабабушкином ожерелье.

Ермиловы караваи

Жил-был мужик Ермил, сам себе не мил. Оттого он был сам себе не мил, что очень был скупой да жадный — ни в чем сытости не знал.

Было у Ермила сколько-то десятин прикупной земли, он на ней хутор поставил. Имел Ермил несколько лошадей, при них работников держал, а по летам еще двоих-троих принанимал.

Жила у Ермила баба Ненила, для работников щи — кашу варила да хлебы пекла.

Раз замесила баба Ненила хлебы, поваляла, в печку посажала. А Ермил глядел-глядел и говорит:

— И чего ты каждый день канителишься — хлебы печешь? Пеки в один день на всю неделю, а шесть дней будешь в поле ходить.

— Ладно, — говорит баба Ненила, — испеку на всю неделю.

Вот принялась она хлебы печь на всю неделю: три раза ставила, три. раза месила, три раза печку топила. К ночи напекла она хлебов на всю неделю.

А Ермил глядел-глядел и говорит:

— И что ты сколько раз печь топишь, зря дрова переводишь? Испекла бы все хлебы враз, и дело с концом.

Говорит баба Ненила:

— Я бы испекла, да у тебя печь мала. И квашня неподходящая.

Ермил в голове прикинул — какой расход будет. Выходит — можно пойти на затрату. Позвал печников, поставили они печь чуть не во всю хату. А квашню заказал — не то что с кадушку, а прямо-таки с целый чан!

Принялась баба Ненила хлебы печь. Месила-месила, валяла-валяла, сажала-сажала, «спекла восемь преогромных караваев.

— Вот хорошо! — говорит Ермил. — Теперь таскай их в мазанку, оттуда будешь брать, сколько на день положено.

Говорит баба Ненила:

— Да какая же во мне сила? Я их не приподниму. Ты уж сам постарайся перетаскай.

Таскал-таскал Ермил хлебы, аж упарился. Вот поставил он в мазанке рядком восемь караваев, любуется на них, рукой их поглаживает.

Был у Ермила брат Липат. Семья у Липата большая-пребольшая, свои ребятишки мал мала меньше, да двоюродная сестра, вдовая да хворая, со своими малолетками у него находится, да теща-старушка при нем век доживает. И кто бы к нему ни зашел, Липат всякому рад: есть что прихлебнуть — за стол сажает, нет — куском поделится, куска нет, так хоть добрым словом приветит.

Вот и пришел Липат к богатому брату Ермилу. Говорят:

— У меня, брат, хлеба до нови не хватило. Выручи меня — дай мучицы. С поля уберусь, отдам.

Есть у Ермила и рожь и мука, однако говорит Ермил:

— Нет у меня муки. Какая была, Ненила всю перепекла. Вот они каравашки-то стоят!