Когда я расстегнул его ремень, чтобы вытолкать из узких брюк, Скай сонно заворочался, пробормотав заплетающимся языком с нелепой попыткой томно улыбнуться, пока он даже глаз открыть был не в состоянии:
— …Давай сегодня сама, куколка. Папочка слегка поспит… Разбуди меня, когда закончишь, оки?..
Я от души заехал другу в солнечное сплетение, отчего тот захрипел и закашлял, но не смог даже набок повернуться, добавив сипло:
— …Ну ни хрена себе… Наверное, боксом занимаешься, да, сладкая? Только это… Давай поосторожнее там… Не оторви мне ничего…
Скай снова захрапел так раскатисто и громко, что мог поднять на уши весь дом вместо пожарной сирены. Поэтому я схватил его за шкирку, не боясь испортить белобрысую прическу, и положил на левый бок, подперев при этом со спины батареей из подушек, чтобы он не смог больше повернуться на спину и вернуться к своему вокальному исполнению ни при каких условиях.
— …Закончила уже, да?.. Вот ты шустрая… Позвони мне завтра-а-а… Хр-р-р…
Я только хохотнул, сокрушенно покачав головой, и посмотрел с улыбкой на друга.
Надо было бы найти за ночь селфи очень страшной девушки, чтобы наутро обрадовать его тем, с кем он провел ночь.
Может, после этого он перестанет столько пить.
Будь ситуация иной — сделал бы.
Но сейчас мои мысли занимала только она — моя Дева.
Адреналин в крови зашкаливал все мыслимые и немыслимые пределы!
Меня не вштыривало так даже во время самой бурной молодости!
Уснуть я так и не смог.
Крутился с боку на бок.
Потом подскакивал и принимался отжиматься.
Опять ложился и пытался считать в голове гранаты.
Но и это никак не успокаивало.
В конце концов я не выдержал и нарушил обещание, данное самому себе, не приближаться к Деве в ближайшее время, чтобы дать ей возможность поостыть и привыкнуть ко мне заново.
Мне казалось, что в моем теле воспалились все вены, оттого как разгорячилась кровь при приближении меня к ней!
Казалось, что каждый нерв мигает, как лампочка под высоким напряжением, которая вот-вот просто взорвется, не выдержав таких перепадов!
Казалось, что если к моей коже прикоснуться сейчас, то можно будет получить удар током. Или сильнейший ожог.
Я прокрался в спальню Девы не замеченный никем и застыл на ее пороге, с дрожью вожделения втягивая аромат ее тела, который наполнил невесомой пеленой это помещение.
Он сводил меня с ума.
Словно дурман, противостоять которому не было ни единого шанса.
Я стоял, проклиная себя за эту смелость, и не сразу решился пройти вперед, чтобы сесть прямо на пол у кровати, где так сладко и умиротворенно спала Дева.
Сейчас она была совсем другая.
Беззащитная. Нежная и ранимая.
Ее душа не вспыхивала от обиды и ярости.
Не горела ядом слов, которыми она хотела ранить меня, как я ранил ее.
Она напоминала мне мою младшую сестру тем, как спала, свернувшись, словно котенок, не замечая, что подушка осталась у изголовья кровати, а она лежит на матрасе, отчего ее черные волосы разметались в беспорядке.
Дева напоминала мне Белоснежку.
А я был тем безумным охотником, который передушит всех гномов, чтобы никто не смел даже просто смотреть на нее.
Я был сумасшедшим волком, который прибежит из совершенно другой сказки, бросив и Красную Шапочку, и ее бабушку, чтобы только вот так смотреть, как Дева спит, вдыхая в себя ее легкое дыхание и замирая от желания касаться ее.
Играть с собственной выдержкой было плохим занятием и весьма опасным.
Но я приучал себя.
Учил находиться рядом, не вызывая дрожи и не пугая слишком резкими жадными движениями, когда каждую секунду хотелось схватить ее и прижать к себе.
Словно верный пес, я положил голову на матрас, приблизив свое лицо к лицу девушки, чтобы только была возможность ощущать на своей коже ее дыхание и покрываться от этого мурашками.
Как же глубоко это меня задевало.
Какими чувственными могли быть прикосновения без контакта кожа к коже, я и не подозревал об этом.
**********************
Ночь убаюкивает любые, даже самые страшные и невыносимые мысли.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Она забирает в свою вязкую тьму и страх, и боль, и беспомощность.
Жаль, что с первыми лучами солнца всё это возвращается вновь, оглушая так же сильно и беспощадно, как это было вчера.
Когда я проснулась, то поняла, что в комнате я не одна.
Почувствовала это по легкому дыханию, которое отличалось от моего.
Так могут дышать только волки.
В какой-то момент даже стало не просто не по себе, а откровенно страшно.
— Прости, я не хотела тебя будить, — неожиданно раздался мягкий девичий голосок, и я распахнула глаза, увидев на постели рядом с собой девочку с красивыми темными глазами.
Я знала, кто это.
Младшая сестра Килана и Катрины — Кирти.
Ей было восемь лет.
Боже, я столько знала о семье Килана, что сейчас мне было даже неловко!
Всю свою жизнь я следила за ним, с любовью и огромной нежностью собирая по крупицам всё, что только могла услышать из разговоров друзей папы, слов самого дяди Калиба, когда он приезжал к нам погостить, или из интернета.
Тогда мне казалось это естественным и правильным, ведь я должна была стать частью этой семьи. Я хотела этого больше всего на свете и старалась всеми силами быть такой, чтобы моя новая семья могла мной гордиться.
Я обожала дядю Калиба за его добрые глаза, за его искренний смех и за то, что он любил моего отца, несмотря на то что по статусу тот был значительно ниже самого Калиба.
Они служили вместе.
Прошли через многое и до последних дней жизни папы сохранили верность своей дружбе.
Дядя Калиб был рядом в самые тяжелые дни болезни папы, поддерживая не только его, но и меня… И он взял на себя организацию похорон, когда папы не стало.
Они держались крепко за руки до последнего вздоха папы.
Я знала, что никогда не забуду, как дядя Калиб рыдал на могиле отца.
Как дрожали его руки и голос, когда его попросили сказать последние слова.
Как он проговорил, что думал, будто не будет боли сильнее, чем после смерти его дорогой жены.
О такой дружбе можно было только мечтать.
Килан был старшим ребенком в семье дяди Калиба.
Высоченный (почти два метра!), чертовски обаятельный, с шикарной улыбкой и большими глазищами — в любой компании и на любом снимке Килан становился центром всех взглядов и притяжения.
Наглый, харизматичный и уверенный в себе, он и меня покорил с первого взгляда, даже когда мне было всего лишь семь лет.
Кажется, я влюбилась в него сразу же, как только увидела на фото — с иссиня-черной челкой, которая свисала на эти обжигающие глазища, в которых запросто можно было утонуть.
Не знаю, почему меня никогда не настораживало, что каждый год дядя Калиб приезжал к нам в гости один.
А ведь должно было.
Может, сейчас мое сердце не было бы разбито, а жизнь растоптана.
Пока Килан служил в армии, не проходило и часа, чтобы я не молилась за него.
Чтобы он вернулся живым и невредимым.
Он вернулся. Живым.
Но папа долго не говорил мне, что после службы в горячих точках у Килана были психологические проблемы, которые не смогли решить сразу.
Со временем и это решилось, и мне казалось, что снова всё идет хорошо.
Какой же глупой и наивной я была, когда видела на очередном фото на странице в «Инстаграме» своего красивого жениха в компании кучи девушек.
Я убеждала себя в том, что это всего лишь знакомые и, скорее всего, так развлекаются его друзья, которых я не знала лично, но каждого знала по тем же многочисленным фото.
Все они были золотой волчьей молодежью.
И тогда мне казалось, что я смогу стать им ровней и вписаться в эту хоть и загульную, но явно дружную компанию.
Первой младшей сестрой Килана была Катрина.
Она была младше на пару лет.
Такая же эффектная и красивая, как ее брат, — с черными волосами и невероятными черными глазами. Не настолько высокая, как брат, но изящная и стройная, словно пантера.