— Вся деревня гудит. Говорят, будто вы чудом спаслись.
— Уж и чудом, — снова усмехнулся он, но тут же посерьезнел. — А вообще-то, может, и в самом деле, чудом. Если бы не Рыжик, пожалуй, досталось бы мне.
— Вот как! А Рыжик, это кто? Собака?
— Да нет, мерин колхозный. Резвый на ноги. Он и вынес.
— А мне так ничего не сказал, — вмешалась жена тракториста. И, обращаясь уже ко мне, добавила: — Я и то смотрю, приехал с покоса какой-то сам не свой. Что, спрашиваю, с тобой? Да ничего, говорит, сохатого на дороге встретил, а он, дурень, за мной и увязался. Чуть не до самой деревни провожал.
Василий Семенович хмуро посмотрел на жену.
— Тебе только скажи…
Я почувствовал себя неловко: дернула нелегкая прийти. Но отступать было поздно, и я спросил:
— Как же все-таки было дело, Василий Семенович? Расскажите.
— Тут и рассказывать-то нечего, — Елисеев придвинул к себе тарелку тушеной картошки с мясом. — Утром поехал на Рыжике за сеном. Одну копешку уложил, другую, смотрю, хороший воз получился. Ну, и повернул к дому. Выехал на тракт, закурил и только переехал мостик, знаете, где ручей…
Я кивнул головой.
— …В кустах за мостом что-то темное зашевелилось. Я поначалу и внимания-то не обратил. А Рыжик ка-ак шарахнется в сторону, чуть с воза меня не сбросил. Оглянулся — на дороге сохатый. Здоровенный бык. Это он из кустов выскочил. Стоит, ногой землю бьет, только комья летят. Вот, думаю, дьявол, как Рыжика напугал. И погрозил ему кулаком. А он, сохатый-то, словно только того и ждал, вдогонку бросился. Понял я, шутки с ним плохи, стеганул вожжой Рыжика, а его и стегать-то нечего было, сам галопом помчал, того и гляди воз перевернет.
— Почему же лось побежал за вами? На кулак обиделся?
Елисеев, не торопясь, отпил из стакана молока, пожал плечами.
— Кто его знает. Может, я или Рыжик ему не понравились, а может, из озорства. Долго мы так-то скакали. Оглянусь, а горбоносая морда почти у самого воза. Глазищи кровью налиты, ноздри раздуваются. Вот-вот достанет нас… «Бешеный, — подумал, — не иначе». Так до самой деревни и бежал он. Ну, а тут собаки выскочили. Сохатый остановился, постоял немного и повернул к лесу.
Собственно, ничего особенного в том, что лось бежал за телегой, не было. Возможно, ему просто свежего сена захотелось, а может, как говорил Елисеев, побаловать. Ведь не раз бывало, когда лоси смело выходили к человеку, увидев его где-нибудь в лесу. Известно, что охота на лосей долго была запрещена, а в последние годы разрешается, но в строго ограниченных размерах. Под защитой закона число животных резко возросло. Теперь лоси совсем не редкость, как было еще не так давно. Заглядывали они и в деревни. Да что в деревни, в нашем большом областном городе появлялись. На самых оживленных улицах. Но всегда вели себя спокойно, принимали от людей угощение. А погуляв, уходили восвояси.
Отпуск мой близился к концу, и через два дня после разговора с Елисеевым я уехал домой. Казалось, на этой истории можно было поставить точку. Но вскоре я получил письмо от сына хозяйки, у которой квартировал в деревне. Михаил, так его звали, сообщал, что лось, вероятно, тот же самый старый бык, на той же дороге напал на группу парней и девчат, которые под вечер шли в соседнюю деревню, и разогнал их. Потом пришло второе письмо: лось атаковал остановившуюся на дороге грузовую машину. Шофер копался в моторе и не заметил, когда появился сохатый. Увидел он его уже в нескольких шагах от себя. Вид зверя не сулил ничего доброго. Шофер едва успел вскочить в кабину и удрать. Хорошо, что мотор работал. Иначе неизвестно, чем бы все это кончилось.
Прошло еще какое-то время. Уже в середине зимы Михаил прислал очередное письмо и приложил к нему номер районной газеты «Маяк». Это, чтобы я не сомневался в подлинности его нового сообщения. Лось продолжал свои опасные шутки. В газете описывалось нападение старого быка на трактор «Беларусь». Трактористу пришлось взобраться на березу и оттуда смотреть, как сохатый атакует его машину. Разбойник успокоился, только когда опрокинул «Беларусь». Про человека он забыл и с гордо поднятой головой ушел в лес. Заметка называлась «Сохатый против трактора» и написана была в шутливой форме каким-то веселым журналистом, подписавшимся «Н. Е. Очевидцев». «Жаль, лоси не читают газет, — подумал я. — Тот бык непременно захотел бы встретиться с автором и сделать его очевидцем своих похождений».
Под заметкой оказалось примечание редакции, набранное нонпарелью — мелким шрифтом, которого я вначале не заметил. В нем говорилось, что это уже не первый случай и выходки старого лося всерьез беспокоят местных жителей. Не пора ли сказать свое слово районному обществу охотников? И оно сказало. Но по порядку.
Сообщений от Михаила я больше не получал и решил, что лесной разбойник угомонился или покинул те места. В декабре, выкроив три свободных дня, я опять поехал в ту же деревню, чтобы повидать егеря охотничьего хозяйства, о котором собирался написать очерк. Остановился на прежней квартире. Михаил встретил меня радушно. За ужином я спросил:
— Ну, а как разбойник с большой дороги? Все еще безобразничает?
— Сохатый-то? — Михаил усмехнулся. — Вы правильно сказали, именно разбойник. До чего дошло, по тракту люди боялись ходить и ездить. Пришлось вмешаться нашим охотникам. Выхлопотали лицензию на отстрел сохатого, собрали облаву. А зверь хитрым оказался, ушел в глубь леса. Но тут его раньше людей настигли волки. Охотникам, которые шли по следу, досталась только голова. Можете посмотреть на нее в колхозном клубе. У нас есть мастер, чучела делает здорово, он и изготовил, так сказать, портрет на память.
На другой день я зашел в клуб и посмотрел на «портрет». Это была огромная голова старого лося-быка — горбоносого, с темной бородой. Но особенно впечатляли рога — широкие, массивные, со множеством отростков. Что же все-таки заставляло животное искать встреч с людьми? Ответ на этот вопрос дал мне старый опытный егерь, когда мы, не торопясь, беседовали, попивая крепкий чай.
— А тут и гадать нечего, — уверенно сказал он. — Я этого сохатого давно знал — спокойный, ничем от других не отличался. Ходил всегда со своей коровой, семья, значит. Телята у них каждый год нарождались. А прошлым летом какой-то браконьер, чтоб ему ни дна ни покрышки, прости меня, господи, на скором слове, убил корову. Ну, а сохатый… Долго я его не встречал, потом вот и объявился. То ли за свою корову отомстить хотел, то ли одиночество ему надоело…
— А как вы считаете, мог лось убить человека?
Егерь на минуту задумался.
— Нет, пожалуй, — сказал он, — не мог. Зверь на человека первым не нападет, если уж только вынудят. Но такое редко бывает. Этот сохатый от людей добра не видал. Чего бы и ему жалость проявлять, а? И все-таки — убить… Нет, не мог.