— Разговорчики в строю…
В батальоне связи курсантов с высшим образованием было всего лишь двое — Марк Хазанов и я. Через некоторое время после прибытия в часть Марка избрали секретарем бюро комсомольской организации, а меня секретарем партийного бюро. Кроме того, мне было поручено проводить с курсантами политические информации, которые в то время сводились в основном к событиям на финском фронте.
Дисциплина в батальоне была крепкая. Я не помню ни одного случая, чтобы кто–нибудь из курсантов не выполнил приказания командира, совершил самовольную отлучку, допустил неповиновение. Об употреблении спиртных напитков не могло быть и речи. Был, однако, один случай. Старшина третьего года службы в городском отпуске выпил две–три кружки пива. Случай стал известен комиссару батальона, который предложил мне созвать партийное бюро и обсудить поведение старшины — члена партии. На партийном бюро старшина признал, что, будучи в городском отпуске, он выпил две кружки пива. Члены бюро в своих выступлениях подвергли его самому строгому осуждению.
Марк Хазанов и я осуждали виновника менее строго, предложили не наказывать старшину, а ограничиться обсуждением. Бюро согласилось с нашим предложением. Однако комиссар батальона после заседания бюро упрекал нас в том, что мы недооцениваем это происшествие, что к случаям выпивки курсантов, а тем более командиров и членов партии надо подходить со всей строгостью.
Других случаев серьезных нарушений дисциплины в батальоне я не помню.
Мы изучали радиодело. Из нас готовили радистов, которые бы могли свободно работать «на ключе». Тренировались ежедневно, изучая по оттенкам звука азбуку Морзе — буквы и цифры.
«Та–ти, та–ти, ти–та, та–та». «Я на горку шла» — это цифра два, «идут танкисты» — цифра три.
Быть хорошим радистом — дело не простое. Требуется большая практика, навык. Лишь месяца через два мы стали работать на рации, да и то принимали и передавали текст радиограмм с большими ошибками. Но настоящими радистами в силу сложившейся обстановки нам так и не пришлось стать.
В конце декабря 1939 года нам стало известно, что батальон в ближайшее время будет отправлен на финский фронт. Всех нас одели в новое обмундирование, выдали полушубки и вместо шлемов — шапки–ушанки. В батальон стали поступать из запаса специалисты — радисты, и батальон стал разворачиваться по штатам военного времени. На должность секретаря партийного бюро вместо меня был избран командир. Все курсанты с радостью восприняли известие об отправке на фронт и с нетерпением ждали этого дня. Но из всех курсантов призыва 1939 года взяли одного лишь Марка Хазанова, как секретаря комсомольской организации батальона. Мне было до слез жалко расставаться с ним и с командирами, к которым я привык и которых полюбил. Комиссар батальона, не имея желания отпускать меня, порекомендовал обратиться к командиру дивизии с просьбой оставить меня в батальоне. Я пошел в штаб и был принят командиром дивизии. Он внимательно выслушал мою просьбу, а потом спросил:
— Вы учились на радиста?
— Так точно!
— А на рации работать можете?
— Могу, но плохо.
— Так вот что, молодой человек, ваш патриотизм похвален, однако одного патриотизма мало. Надо уметь воевать, владеть техникой. А вы еще техникой не овладели, да и военному делу учились маловато. Мы вас отправим в другую часть, где вы продолжите обучение. Успеете еще навоеваться.
Этот отеческий разговор мне понравился. Действительно, на что мы были способны? Мы не стали еще специалистами своего дела, а без этого отправлять нас на фронт было нецелесообразно.
Поскольку вопрос об отправке на фронт призывников 1939 года отпал, нас снова одели в старое обмундирование, посадили в теплушки и отправили в Башкирию, в поселок, находящийся примерно в 30 километрах от города Белебея. В этих местах во время гражданской войны проходила победоносная, легендарная 25–я дивизия В.И.Чапаева.
В поселке всех нас влили в роту связи 717–го стрелкового полка 170–й стрелковой дивизии.
Рота связи размещалась в крайне неблагоустроенном помещении. Спали мы на нарах, покрытых соломой и брезентом. Постельных принадлежностей не было. Под головы клали противогазы, а сверху укрывались шинелями. Условия службы и быта были трудные, но мы понимали, что сейчас не до нас. Главная задача — победить врага.
Весь январь и февраль 1940 года прошли в активной подготовке к фронтовой жизни. Почти каждый день проходили тактические занятия, учения, стрельбы. Занимались по двенадцать часов в день. В один из таких учебных дней произошел, казалось бы, незначительный случай, однако он оставил у меня неприятный осадок, а потому я хочу о нем рассказать.
После тактических занятий была подана команда к построению. Я где–то немного замешкался и встал второпях в строй, не завязав концы ушанки. К строю подъехал верхом на лошади командир одного из батальонов полка, не имеющий к нашей роте отношения. Посмотрев на наш строй, командир остановил на мне свой взгляд и сказал:
— Вот сразу видно, что недисциплинированный боец, стоит распустив уши.
Я немедленно завязал концы шапки. Мне было обидно слышать эти слова командира. Я не был недисциплинированным солдатом, наоборот, подавал пример другим, пользовался авторитетом и уважением не только у солдат, но и командиров.
Когда командир, сделавший мне замечание, отъехал от строя, мои товарищи начали возмущаться его несправедливостью. Преодолев чувство обиды, я сказал им, что по форме сделанного замечания командир, может быть, не прав, но по существу замечание является справедливым. Я не имел права вставать в строй, не проверив заправки обмундирования, в частности я должен был надеть шапку как положено. В армейской службе мелочей нет. И обвинять командира за его требовательность, пусть даже незначительную, мы не имеем права.
В начале марта 1940 года командир полка на одном из совещаний сказал, что дней через пять наш полк отправится на фронт. И мы были готовы к этому, но 12 марта военный конфликт с Финляндией закончился и был подписан мирный договор.
Разумеется, что весть об окончании войны была встречена с радостью. Началась мирная жизнь, планомерная учеба. Улучшились и бытовые условия солдат и командиров.
Весной 1940 года политрук нашей роты Карпушин уехал в Москву для сдачи экзаменов в Военно–политическую академию имени В.И.Ленина. Вместо него приказом по полку исполняющим обязанности политрука роты назначили меня. Несколько месяцев я исполнял эти обязанности. Проводил политические информации, руководил партийно–политической работой в роте. Словом, выполнял все обязанности политического руководителя. И кажется, выполнял неплохо. Заместитель командира полка по политической части батальонный комиссар Вагжанов, проводя совещание с политруками рот, отозвался о моей работе положительно. Мне была приятна такая оценка моей работы. Действительно, я трудился много, да, собственно, это и понятно. Я не был связан семьей, все время находился в роте и имел много возможностей для подготовки и проведения тех или иных мероприятий.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});