Читать интересную книгу Мать четырех ветров - Коростышевская Татьяна

— Я имею честь беседовать с доньей Лутецией Ягг? — поч­тительно снял шляпу капитан.

Я достала из другого рукава кусочек кружева (сколько у меня там еще всякого полезного припрятано, даже Царевне-лягушке не снилось) и набросила на голову прозрачную ткань. Девушке подобает скромность, тем более в такой ще­котливой ситуации.

— Мэтр Кляйнерманн ожидает вас на площади. Прикаже­те сопроводить?

Капитан был долговяз и длиннорук, его залихватские усы от уха до уха, видимо являющиеся гордостью своего хозяина, хищно дрожали, пока я всесторонне обдумывала ответ. Вер­нуться сюда я успею и после… А Зигфрид-то, каков жук! Ожидает он меня! Стражу прислал!

Я отчаянно покраснела, борясь с досадой. Капитан в пяти­сотый, кажется, раз подкрутил усы.

— Да, конечно, сударь. Буду вам очень признательна…

Мое платье было замарано кровью, пылью, паутиной и прочим мусором, которым обычно можно замараться, если валяться на грязном трактирном полу. Из вечерних теней, красноватых отблесков пламени и всего, на что падал мой пытливый взор, я сплетала простенький морок, пока капитан наскоро отдавал распоряжения стражникам. Из покосив­шихся дверей трактира на брусчатую кордобскую мостовую ступила не забияка-драчунья Лутоня, а благородная студен­тка Лутеция Ягг — девушка скромная, опрятно одетая и втай­не одержимая стремлением встретиться как можно быстрее с разлюбезным бароном фон Кляйнерманном и задать озна­ченному барону… пару вопросов. Ах нет, просто задать.

Капитан, витиеватое представление которого я пропусти­ла мимо ушей и имени поэтому не запомнила, пытался раз­влечь меня светской беседой. После разговора о погоде, в ко­тором я принимала посильное участие в виде хмыканья и поддакивания, мой провожатый решил осведомиться у меня о послеполуденном происшествии.

— К сожалению, мне нечего вам поведать, сударь, — веж­ливо отвечала я. — Землетрясение для студентов стало такой же неожиданностью, как и для всех жителей Кордобы. По словам нашего почтенного ректора, мэтра Пеньяте, мы имеем дело с редким природным явлением.

— О, великолепная донья, — недоверчиво протянул воя­ка, — вы, видимо, недавно в Элории и не застали… Вот, по­мнится…

В другой раз я бы послушала местные сплетни с превели­ким удовольствием. Мы неспешно обогнули стену, отделяю­щую Верхний город, и оказались на площади. Я замерла, при­жав руки к груди. Башня Ветра кренилась по направлению к гавани, угрожающе нависая над фланирующей толпой. Кордобцы, видимо, привычные ко всяческого рода катаклизмам, воспринимали изменение архитектурного ансамбля с абсо­лютным спокойствием. Десяток рабочих суетились вокруг строения, укрепляя фундамент и устанавливая деревянные подпорки под покосившейся стеной. Отряд городской стра­жи безуспешно пытался отогнать любопытных, а также рас­тащить дерущихся за лучшее место для мольберта площад­ных художников. Да, мой странно явившийся супруг оказал­ся прав, на башню Ветра сегодня никто не поднимется, а мо­жет, и не только сегодня…

— Лутоня! — радостный возглас Зигфрида вырвал меня из оцепенения. — Лутоня-а-а!

Капитан изящно поклонился.

— О великолепнейшая донья Ягг, моя миссия подошла к концу. Вот ваш учитель.

— Да, благодарю, — рассеянно отвечала я, наблюдая, как через площадь, с грацией кузнечика-переростка, к нам спе­шит барон.

— Если когда-нибудь да пребудет с вами навеки сила Ис­точника, благородной донье понадобится моя помощь, вы сможете осведомиться обо мне в казармах. Капитан Альфон­со ди Сааведра всегда к вашим услугам.

Я поблагодарила уже искренне. Уж не знаю, чем пригля­нулась я бравому вояке, но обещание его я оценила высоко. Не принято в Элории просто так подобными словами разбра­сываться. Упоминание Источника придавало вежливой фор­мулировке оттенок магической клятвы. А с магией у нас не шутят.

Капитан еще раз кивнул на прощанье и пошел прочь. Я нацепила на лицо самое строгое выражение:

— Соблаговолите объясниться, мэтр Кляйнерманн!

Серые глаза воровато забегали.

— И в чем я на этот раз провинился?

Я сдвинула брови.

— Давайте вместе подумаем над этим вселенским вопро­сом. Может быть, в том, что отправили по моему следу отряд стражи? Или в том, что шпионите за мной? Или, может, все дело в недоверии, которого я вовсе не достойна?

Пока я произносила свою гневную тираду, посетила меня некая простецкая мысль: «А какого… То есть по какому праву я тут ноздри раздуваю? Зигфрид мне вообще кто? Кум, брат, сват? То есть родственник или опекун? Нет! Он мой друг, по­жалуй, единственный в этом мире. Так почему я, требуя до­верия с его стороны, сама ему не доверяю?»

Размышления эти меня несколько отрезвили, поэтому я смолкла буквально на полуслове.

— Я по своим делам посещал некое официальное заведе­ние, которое по счастливой случайности находится около ка­зарм, — разбил неожиданно повисшую тишину огневик, — и попросил капитана ди Сааведра, если он во время выполне­ния своей миссии встретит мою подругу, которой было стро­го запрещено посещать подозрительные места Нижнего го­рода…

Запрещено мне было! Кажется, я слишком быстро кое-ко­го простила! Заведения он посещал! А что там у нас около ка­зарм? Тюрьма да дом веселый. А в доме том веселом обитают развеселые девицы, холеные да нарядные. Мне-то до вкусов Зигфрида дела нет. Просто интересно, Крессенсия его раз­любезная как на эти «официальные визиты» посмотрит, если прознает?

Я фыркнула. Зигфрид строго посмотрел на меня:

— Зачем ты отправилась к Мануэлю? Предупредить его об опасности?

— Давай договоримся: ты не спрашиваешь меня зачем, а я не интересуюсь, как называется заведение, которое ты посе­щал.

Судя по быстро последовавшему согласию, мои подозре­ния оснований были отнюдь не лишены.

— Ну что, желаешь посмотреть представление? — подал мне руку огневик.

— Еще бы!

Ничем не закрепленное кружево поминутно сползало с головы, я завязала его под подбородком на манер деревен­ского плата. Мне Эмелина как-то рассказывала, что манти­льи ввел в обиход прадедушка теперешнего нашего величест­ва. И сперва их должны были носить те самые девы гуля­щие — ну, чтоб их сразу заметно было. Но кружева были так прелестны, что столичные модницы одна за другой, презрев приличия, начали их пользовать. Сейчас уже ни одна благо­нравная дама с непокрытой головой на улицу не выйдет. Та­кая вот победа моды над мужским произволом.

— Ты о чем задумалась, девочка? — Зигфрид настойчиво сжал мой локоть.

Я осмотрелась. Пока в голове моей сновали необремени­тельные размышления, мы с огневиком покинули площадь Ветра, и теперь нас кружило в вязи узких улочек.

— Куда мы идем?

— На площадь Розы. Комедианты обосновались там. Им разрешено давать представление даже в дни корриды, разу­меется, до или после оной.

Мне показалось, что порыв ветра донес далекий гомон толпы.

— Мы не опоздаем? Давай поспешим!

Зигфрид послушно прибавил шаг.

Капитан Альфонсо ди Сааведра никогда не делал того, чего ожидали от него окружающие. Вот и сейчас вместо того, чтобы вернуться в таверну, где его подчиненные дела­ли обыск в соответствии с полученными от начальства ука­заниями, или отправиться прямиком в казармы, чтоб скоро­тать остаток вечера за чаркой доброго вина и игрой в кости, капитан миновал два квартала от площади Ветра и обошел казармы с другой стороны. Навстречу ему двигалась небо­льшая компания. Четверо — двое мужчин, две женщины. Кавалеры, уже нетвердо державшиеся на ногах от выпитого, были при шпагах, дамы, от орлиных взоров которых состоя­ние спутников укрыться не могло, при веерах. Капитан, уз­навший обеих женщин, почтительно поднес руку к шляпе. С той преувеличенной почтительностью, которую можно было счесть оскорбительной насмешкой. Ибо о профессии встреченных дам ди Сааведра был осведомлен не пона­слышке. Один из кавалеров потянулся к оружию, дабы при­звать наглеца к ответу.

— Альфонсито! — всплеснула руками одна из жриц ночи. — Вы к нам? Как жаль, но сегодня я занята.— О, Розита, как приятна мне ваша жалость. Но, к сча­стью, я направляюсь в некое заведение по соседству.

Многозначительный взгляд прозрачных глаз капитана пригвоздил к месту кабальеро, так и не успевшего обнажить оружие.

— Веселой ночи, господа, — коротко поклонился капитан.

Розита проводила его прямую спину мечтательным взглядом.

Здесь дудели в дудки, здесь колотили в барабаны, и кро­шечные медные тарелочки, ударяясь одна о другую, разноси­ли по площади свой пронзительный звон. А трещотки-то, трещотки! Их было так много, что площадь тарахтела, как те­лежка старьевщика, как тысячи таких телег. И пахло празд­ником — печеными каштанами, молодым вином, рыбой, жженым сахаром. А в глазах рябило от многоцветья мельте­шащих огней. В центре толпы возвышался матерчатый ку­пол.