– Лучше, чем обед в ресторане, – вздохнула она и, как оказалось, очень кстати. На самом деле, он не получил платы с туристок. По договору заплатить ему должно экскурсионное агентство, он это прекрасно знал. Когда, в конце концов, Джорджина с величайшей неохотой сказала, что ему пора уходить, Ник жизнерадостно улыбнулся и одолжил у нее фунт на такси. И хотя ей пришло в голову спросить, как он собирался заказать обед в ресторане, она прикусила язык. К тому времени Джорджина уже была околдована этим мужчиной, дико, страстно влюблена. Естественно, он никогда не предложил вернуть ей долг, мама не позволила бы ей забыть и простить подобный недостаток.
Ревность оказалась новым чувством для Джорджины, совершенно чуждым ей. Она всегда считала, что не позавидует игрушкам других детей или чужой удаче. Когда ее настигла первая болезненная волна ревности, она не поняла происходящего, только почувствовала себя ужасно нездоровой, раздраженной. Жутко болела голова, и лились необъяснимые слезы.
Не стоило обращаться к психиатру, чтобы выяснить причину недомогания и возможное лечение. Придерживаясь строгих принципов, она решила, что ревновать – недостойно. Когда Ник не звонил, хотя обещал, что случалось часто, или когда пропадал, что произошло только однажды, она принимала его извинения и прятала боль.
Действительно, она ненавидела сцены. Старалась избегать разборок, не обращая внимания на его поведение и собственное огорчение. До сегодняшнего дня. Прошло более трех часов, как он ушел со своим идиотским гаремом. Она пропылесосила ковры в гостиной и на лестнице, застелила свежее постельное белье в маленьких спальнях, вымыла и расставила посуду, постоянно прислушиваясь, не приближается ли старый автомобиль.
Когда раздался телефонный звонок, мгновенно предположила – несчастье. Авария!
– Ник?
Это была женщина из американского посольства, интересовавшаяся исходом дела. Рабочий день уже давно кончился. Она, конечно, уже дома, но не может не беспокоиться о двух молодых девушках.
– Они выглядят взрослыми с этим вызывающим макияжем и тому подобным, но на самом деле совсем дети, впервые уехавшие из дома.
Джорджина заверила, что все замечательно, и они переезжают.
– Вы позаботитесь о них, хорошо?
– Конечно, – ответила она, приходя в ярость от участливого голоса женщины.
Джорджина подчинилась неизбежному, заходя так далеко, что даже подумала, есть ли в кладовой продукты для ужина, и вдруг услышала легко узнаваемый рев «Даймлера», извещающий о возвращении бродяг.
– Джорджина! – голос Ника звал ее снизу. – Джорджина, сердце мое! – поцелуй отдавал привкусом розового джина. – Дай мне руку, любимая!
Естественно, они вернулись. Как могла она предположить обратное? Ник явно стал заводилой. У девиц от удовольствия натуральное головокружение.
– Мы купили вам подарок! – сообщила Мона. – Ничего не говорите, хорошо? Будет сюрприз, правда?
Детская радость этой переросшей куколки заставила Джорджину вернуться к недобрым мыслям.
– Позвольте, я помогу вам, девушки.
– Вещи выглядят тяжелее, чем на самом деле, честно, – Мона поторопилась уверить Джорджину, когда они разгрузили багажник.
Эми вступила в общий разговор.
– Не беспокойтесь, Джорджина. Ник говорит, что все будет хорошо.
Что еще? Да кто он такой, чтобы говорить, что все будет хорошо. Это ее дом, а не его. Кем он себя воображает?
– Ник!
Что с ней происходит? Почему она кричит, словно торговка? И вдруг ей стукнуло в голову: конечно, вот-вот должны начаться месячные.
– Защитите меня, девочки! – Ник притворился дрожащим от страха. – Джорджина вышла на тропу войны, потому что мы запоздали, не так ли, дорогая?
Она повернулась к нему спиной.
– Правда, дорогая? – он обнял ее сзади.
Она попыталась стряхнуть его руки. Ник сделал вид, что ничего не заметил и начал поглаживать плечи гордячки.
– Видите, девочки, Джорджина демонстрирует нам холодный прием. Постараюсь согреть ее. Пожалуйста, Джорджина. Прости нас. Это все моя вина. Мы остановились в Сохо, чтобы купить еду, твою самую любимую. Поэтому немного задержались. А потом мы зашли в «Френч паб» за…
– Дай мне угадать. За доброй порцией розового джина? – она почувствовала, что становится сварливой и попыталась поскорее успокоиться. Сарказма она боялась так же, как и ревности. Повернувшись к ним лицом, Джорджина послала Нику преувеличенно страстный воздушный поцелуй, желая сказать, что слова были всего лишь шуткой.
– За вином, дорогая. Бутылка чудесного «Chateau Neuf du Pape» 1965 года, благодаря любезности Моны и Эми. А теперь будь хорошей маленькой мышкой и помоги девушкам устроиться, пока я приготовлю угощение.
Сервированный на больших блюдах ужин годился для великолепного натюрморта. Вареная спаржа в кислом лимонном соусе, куриные грудки в желе с трюфелями, нарезанная прозрачными ломтиками шотландская ветчина, крабы, копченая лососина с укропом, черный русский хлеб, корзиночка малины, кувшин девонширских сливок, кусок сырного пирога, пирожные и четыре бутылки вина.
Ник предложил тост.
– За Мону и Эми, принесших радость – и вкуснейшую еду – в Челси Мьюз. Мона и Эми.
– Добро пожаловать в Лондон, Мона и Эми, – Джорджина чокнулась с каждой по очереди, а потом добавила: – И наша особая благодарность достопочтенному Николасу Элбету. Ура!
Она удивилась, как могло быть ей так плохо полчаса назад и так великолепно сейчас.
– Хорошо сказано, моя дорогая, – без всяких объяснений Ник ловко переставил тарелку Джорджины и свою на поднос и сунул подмышку бутылку вина – Думаю, мы можем исчезнуть и оставить юных леди устраиваться. Пойдем, дорогая.
Ничего не понимая, Джорджина уставилась на него. Что он вытворяет на сей раз?
– Иди за мной, Джорджина!
Американки смотрели на них широко раскрытыми глазами.
– Всем спокойной ночи! – мило улыбнулся Ник.
– Доброй ночи! – хором ответили девушки.
– Бедняжки! – вздохнула Джорджина, закрыв дверь спальни.
– Почему «бедняжки»? Глупые вертихвостки, они имеют денег больше, чем ты и я.
– Думаю, им хотелось поболтать. Может, девушки смущены…
– Смущены? Чем?
– Ты понимаешь – смущены! Они ужасно молоды, ты ведь знаешь.
Он начал раздевать ее.
– Смущены, что мы любовники и не можем сдержать чувств до более подходящего момента?
– О, Ник…, – ее шея и грудь покрылись красными пятнами. – Возможно, это смущает меня.
– Джорджина, если ты, действительно, так стесняешься, я уйду. Очень просто.
– Нет, пожалуйста.
Он усадил ее себе на колени и дал выпить глоток вина.
– Послушай, что я хочу сказать. Это твой дом. Ты сдаешь им две комнаты и позволяешь пользоваться гостиной, кухней, ванной, разрешаешь бродить по всему дому, кроме этой спальни, она – запретная зона.