— Больно? Шевелить ногами можешь?
— Шевелил, пробовал, а сейчас не могу. Как лежишь спокойно — ничего, а чуть начнешь ворочаться — аж дух захватывает.
— А ты и не ворочайся. Сейчас лед рвать будем, так ты не пугайся.
— Чего его пугаться? На фронте не пугались, а страшнее было.
— Ну, поправляйся. Как встанешь, ребятам накажи, чтобы слушались, когда говорят. Как у него дело, товарищ доктор?
— Ничего, Николай Николаевич, «колеса» целы, через неделю в футбол играть будет, — улыбнулся лекпом Толстяков.
Оптимизм медика был чисто напускной. Выйдя со мной из лазарета, Серафим Федорович сообщил, что Шунгин сможет стать на работу не раньше чем через месяц, так как у него очень сильный удар пришелся по коленной чашечке, т. е. месту, особенно трудно поддающемуся лечению.
На корме гидрологи открыли, на разостланном брезенте, «завод» по изготовлению подрывных зарядов. Аммонал легко взрывается специальными капсюлями и не требует для этого особой хитрости. Важно только, чтобы в заряд не проникла вода. Наиболее простой способ изготовления заряда для подрывания льда следующий: аммонал насыпается в литровую бутылку, слегка утрамбовывается в ней деревянной палочкой, и ею же в прессованном аммонале делается углубление для вкладывания капсюля и бикфордова шнура. После того как капсюль со шнуром вставлены в бутылку, ее горло затыкается промасленной паклей и густо смазывается тавотом. Для помещения заряда на месте взрыва к горлу бутылки мы привязывали веревку длиной чуть больше метра. Второй конец веревки прикрепляли к краю льдины, которую надо было взрывать, после чего шнур зажигался и бутылка опускалась в воду. Длина бикфордова шнура выбиралась такой, чтобы «подрывнику» дать возможность после зажигания заряда отойти на безопасное расстояние от места взрыва. Всю эту операцию нам удалось проделать очень быстро. Секунд через 30 после того как был зажжен шнур, раздался глухой удар взрыва, на нос «Тороса» посыпались мелкие куски льда, и… дорога судну была почти расчищена. Ледяное поле растрескалось в нескольких направлениях, но каждый из получившихся кусков был настолько велик, что «Торосу» предстояла немалая работа.
Снова возобновились атаки корабля. Части поля, одна за другой, раскалывались под ударом окованного форштевня. «Торос» выходил победителем, но победа давалась ему ценой сильно поцарапанных бортов. На льду остались следы краски, а кое-где виднелись и крохотные ворсинки дерева от ледовой обшивки. Потери были невелики, но было бы лучше, если бы борта остались совершенно гладкими. Самое незначительное повреждение обшивки, простая царапина были уже началом откалывания от нее целых щепок. Говорят, однако, что «волков бояться — в лес не ходить». Помня это мудрое народное изречение, мы продолжали наш путь к берегу. Еще несколько сильных ударов, и мы на чистой воде широкого и длинного разводья. Вырвавшийся из плена «Торос», казалось, стрелой понесся мимо ледяных берегов полыньи. Гладкие, сверкающие в лучах заходящего солнца волны симметрично разбегались в стороны от судна. Проходя мимо нашей химической лаборатории, я встретил Сергея Александровича.
— Ну как? Увидели теперь лед?
— Видел, — хмуро ответил химик.
— Понравилось?
— Век бы его, чорта, не видать! Разве это плавание? Из рамок на полках повыпрыгивали банки с реактивами, побились, все смешалось в какой-то винегрет.
— Вперед наука, Сергей Александрович, зато дома будет рассказов на год — вы ведь мастер представить все в натуральную величину.
— Вы вот смеетесь, а нет, чтобы предупредить, что «Торос» превратился в трамвайный вагон, сошедший с рельсов.
— Ну, не грустите, пойдем чайку выпить, сегодня еще предстоит много работы.
Удивительно быстро меняется погода в Арктике. Когда я уходил с палубы, стоял мертвый штиль. Небо было почти без облачка, видимость замечательная. Приближавшийся берег, освещенный заходящим солящем, показывал все свои складки: песчано-каменистую прибойную полосу, отдельные валуны, разбросанные кое-где на склонах холмов. Сами берега были мало интересны. Необъятные ледники когда-то сгладили рельеф суши, и теперь все многочисленные острова так называемых шхер Минина были как бы причесаны под одну гребенку. На первый взгляд даже казалось, что собственно и островов-то никаких нет, а просто тянется ровный материковый берег. Только пристально всмотревшись, можно было различить что-то похожее на длинные и извилистые заливы, глубоко врезавшиеся в прибрежные холмы.
Не успел я рассказать в кают-компании о знакомстве нашего гидрохимика с полярными льдами, как вахтенный матрос передал мне просьбу капитана притти на мостик.
— Что, лед опять?
— Нет. Туман наваливает.
— Как туман? Откуда?
— Вроде будто прямо из воды. Враз все закрывает.
Ничего не понимая, тороплюсь наверх. Вахтенный был прав. Берег еще виднелся хорошо, но в море уже стояла непроницаемая стена тумана, и все небо затянуло низкими серыми облаками.
— Поздравляю, товарищ начальник, с новым представлением, — встретил меня Владимир Алексеевич. — Впереди вон ледяная перемычка, дальше бережок с неизвестными глубинами, а сзади напирает туманчик. Все как по заказу.
— Я думаю, что надо скорее форсировать лед, до того как навалит туман, а то совсем в темноте придется к берегу подходить, если во льду задержимся.
— Есть. Срочно долбить лед.
Из «вороньего гнезда» открылась унылая картина. Пробив перемычку, мы могли подойти к острову Попова-Чукчина, но на восток от него сплоченный лед был вплотную прижат к самому берегу. «Береговая полынья», да которую я рассчитывал, не существовала. К западу от острова лед имел сплоченность в 6—7 баллов. В общем, мы находились на краю такого барьера, преодолеть который было не под силу нашему кораблю. «Торос» медленно подошел к краю ледяной перемычки и, ткнувшись носом в лед, дал полный ход. Вся перемычка шириной метров в 300 была пройдена почти без остановки. Начинало темнеть, пошел мелкий дождь.
— Боцман! Одну смычку каната в воду! Вахтенный, на лот! — скомандовал капитан, когда «Торос», оттолкнув последнюю льдину, вышел на чистую воду, простиравшуюся до самого берега.
Малым ходом, буквально ощупью, мы подходили к незнакомому берегу. На карте он был нанесен достаточно верно по последней съемке нашего Западносибирского отдела, но промер здесь еще почти не делался, если не считать нескольких рекогносцировочных галсов. В лоции рекомендовалось подходить к острову Попова-Чукчина с его западной стороны. Владимир Алексеевич, держа руку на машинном телеграфе, внимательно следил за уменьшавшимися глубинами, сообщаемыми ему вахтенным. До берега оставалось меньше нескольких десятков метров. Рука перевела телеграф на «стоп». Судно по инерции медленно двигалось. На баке боцман вопрошающе посматривал на мостик, ожидая привычной команды «отдать якорь». Вдруг телеграф опять оказался поставленным на «малый вперед». «Торос» ускорил движение. Снова на телеграфе — «стоп».