— Отчего же не смочь? Мои орлы пули кладут, как вышивальщица иголкой колет. давайте команду, Ваше сиятельство!
Поворачиваюсь к генералу:
— Господин генерал, эти турецкие солдаты как раз переучиваются стрелять из казнозарядных ружей, и сейчас учатся стрелять на максимальную дальность: пятьсот-шестьсот шагов. целями служат камни, которые следует сбить выстрелом с другого камня.
Генерал недоверчиво посмотрел на длинный ряд крупных камней, лежащих метрах в трёхстах от нас, и скептически усмехнулся:
— До камней слишком далеко.
— Вы не поняли, генерал. — покровительственно усмехаюсь я — Стрелять следует не в эти крупные камни, а в более мелкие камни, которые солдаты положат сверху.
А вот сейчас генерала проняло. Со всё возрастающим интересом он наблюдает за тем, как солдаты прошли к своим мишеням, подобрали валяющиеся рядом с большими более мелкие камни и водрузили их, иногда подсовывая обломки, чтобы верхний камень не упал. Когда они двинулись обратно, генерал принялся считать шаги, а я, признаться, стал считать тоже: нет ли жульничества. Нет, шаги отмерялись полноценные, и строй остановился, когда сержант отсчитал: «Шестьсот! Стой! КруГОМ».
— Целиться прилежно, огонь по готовности! Начали!
Солдаты подняли ружья и принялись наводиться. Делали они это споро и привычно. не прошло и пяти секунд, как первый выпалил. Есть! Камень повалился. Бах! Бах! Бах! Зачастили выстрелы, а потом и вообще вышло подобие залпа, впрочем, в завершение выстрелы были тоже раздельные. Хм… А ведь совсем неплохо! Из полусотни камней не сбитыми оказались всего несколько штук.
— Господин полковник, Вы позволите мне освидетельствовать результаты? — церемонно обратился ко мне генерал.
— Пожалуйста!
И мы, вместе с генералом, отправились к мишеням. Да, четыре камня оказалось не сбитыми, но на одном из них генерал обнаружил свежую отметину, а в другом случае пуля попала между камнями, потому и не сбила, но клякса ещё не остывшего свинца говорила сама за себя.
— Невероятно! — решительно рубанул генерал — Полковник, вы выставили передо мной самых лучших егерей!
— Можно сделать по-другому. Господин генерал, вы ведь хороший стрелок?
— Разумеется!
— Сейчас пять или десять, по вашему выбору, солдат, зарядят свои ружья и дадут их вам, а вы определите: можно ли научить прицельной стрельбе из этих ружей. обратите внимание, вы каждый раз будете стрелять из другого.
— Согласен! — азартно отозвался генерал.
Десять камней заняли своё место мишеней, генерал встал на позицию и открыл огонь. Все десять камней он свалил тринадцатью выстрелами. Выстрелив последний раз, он отдал ружьё солдату и повернулся ко мне:
— Это дьявольски хорошее оружие, ваше сиятельство. С его помощью вы действительно остановите мой корпус, не доведя дело до рукопашной схватки, и не понеся собственных потерь.
— Да, господин генерал, примерно это я и планирую.
— Разрешите мне наблюдать течение этого сражения?
— Нет, господин генерал, это невозможно. мы враги сейчас, и, при всём взаимном личном уважении, останемся врагами в дальнейшем. Так уж распорядилась судьба: мы служим враждующим державам. У меня нет ни малейшего желания делиться новейшей тактикой с вами и кем-либо другим. Искренне прошу меня извинить.
— Это вы меня извините, ваше сиятельство, я вынудил вас на резкий ответ.
В общем, расстались мы на вполне дружелюбной ноте. Генерала и его свиту я отправил в штаб Румянцева, а сам занялся текущими делами.
Спустя сутки весь австрийский корпус стоял перед нами, грозно шевелился, перестраивался и готовился к завтрашнему бою.
— Ваше сиятельство, диспозиция предстоящего дела кристально ясна. — делится своими соображениями начальник штаба нашего отряда, полковник Терентьев Егор Варухович — Обратите внимание, урок разгрома авангардного отряда не учтён, штабы и основные построения войск неприятеля расположены в зоне действенного нашего артогня. Имею предложение не тянуть с началом боя, а завтра с рассветом ударить всей мощью.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Считаю ваше решение совершенно верным, Егор Варухович, вам за него и ответ держать. Разработайте боевой приказ, расставляйте силы и средства подразделений, я утверждаю ваше решение. Особое внимание прошу уделить командованию неприятеля и его артиллерийским батареям. Остальная масса войск большой угрозу не представляет.
Тут же вспыхнула суета: Терентьев, усвоивший мой ритм работы, уселся писать боевой приказ, имея перед глазами собственные наброски и предварительные варианты. Офицеры штаба на основании его приказа готовили приказы и распоряжения для всех частей и подразделений ниже по подчинённости. Я, отдалившись от основной массы работающих офицеров, уселся в тени парусинового навеса, и стал составлять план действий на случай нашего поражения: война есть война, случайности неизбежны. Вероятность того, что нам придётся воспользоваться этим планом, близка к нулю, но он нужен. Потом, когда выпадет свободное время, я выложу этот план перед штабистами, пусть они поиграют с ним, действуя «за австрийцев». Штабист должен иметь незашоренное, изощрённое, где-то и коварное мышление, для этого его и содержат.
Война, и сражение в частности, с точки зрения генерала крайне увлекательный процесс, да вот беда, ужасно неторопливый. Читал я «лейтенантскую прозу», там всё понятно: вот на наши позиции ломятся оголтелые вражины, мы отбиваемся, а кто-то там, в высоких штабах не чешется, и не присылает нам патроны, снаряды, подкрепление. Ату их, штабистов!
А теперь смотрим на бой с позиции генерала. Перед лейтенантом участок фронта много если километр. Перед генералом может быть фронт и в полсотни километров, но чаще от пятнадцати до двадцати. у лейтенанта в подчинении тридцать бойцов, а у генерала может быть и полста тысяч, но чаще от десяти до пятнадцати тысяч человек, где только лейтенантов может быть под тысячу. И вот мы приготовились к бою, а противник у нас вовсе не дурак. Он тоже учился в академии, изучал приёмы и методы вооружённой борьбы, знает тактику армии противника — нашу тактику. Он ищет слабые места для удара, и никогда не складывает все яйца в одну корзину. Он хитрит и выгадывает, он разоблачает твои хитрости и устраивает коварные финты. Шахматы — игра лейтенантов, поскольку по сравнению с полем даже небольшого сражения, шахматная доска ничто. Генерал держит в голове несколько сотен шахматных досок и на каждой из них противником является гроссмейстер.
Скажем, получил генерал сведения, что противник навалился на левый фланг, вот он и думает: это главный удар, или отвлекающий? А где тогда главные силы? Какое из вспомогательных направлений станет острием удара?
Не забываем и о дорогах по болотам, лесам и оврагам. Ты даёшь команду: «Die erste Kolonne marschiert, die zweite Kolonne marschiert!»[5], чтобы помочь тому или иному подразделению, но пока они дойдут, будет потеряно время, да и не факт, что неприятель не устроит засаду, или участок, куда ты бросил резервы, не окажется ложным, и тебе придётся разворачивать части прямо на марше.
А в некоторых случаях оказывается выгодным не помогать своим подразделениям, попавшим под основной удар, а всеми силами ударить по неприятелю в другом месте и тем переломить ход сражения. А потом читать о себе неприятную и однобокую правду в произведениях типа «Батальоны просят огня».
На самом деле я ворчу, потому что душа требует действий, активности, а тут приходится изображать невозмутимость, уверенность и воплощённое величие — такова моя нынешняя работа. Хорошо, что появляются люди с хорошими известиями, нынче таковым стал лейтенант Востроносов.
— Рад вас приветствовать, Карл Акакиевич! — поднимаюсь я навстречу врачу — Не желаете ли чаю, кофе или спиртного?
— Если можно, кофе. Признаться, я пристрастился к этому напитку, уж не знаю, как буду обходиться без кофе после военной службы.