Савва Сайко - украинец из Житомирской области - всегда сдержан, серьезен, нетороплив. Чуть выше среднего роста, коренастый. Зеленоватые небольшие глаза смотрят спокойно, уверенно. Он никогда не хвастался, но никто не сомневался в его силе. "Покрой хорош и сшито ловко", - сказал о нем как-то с завистью майор. Сам майор был невысок ростом, быстрый, нервный.
Петр Климашин, земляк и даже односельчанин Сайко, до войны работал бухгалтером в колхозе. Среднего роста, немного сутулый, с крупными чертами лица и большими сильными руками, он производил впечатление решительного, с твердым характером человека.
Тадеуш Тесляк - поляк, вместе с Саввой и Петром он партизанил на Житомирщине. Нежное, женственное лицо, черные волнистые волосы. Тадеуш был примерно вежлив, очень воспитан и скромен. Много позже я узнала, что на его счету значатся несколько подорванных штабных немецких машин, три убитых офицера гестапо и пять немцев-солдат.
На этот раз в нашу задачу входит разведка гарнизонов городов Люблинец и Тарновске Гуры. И опять - "особое внимание обратить на сосредоточение в этом районе танковых частей".
Несколько последних дней напряженных занятий - и вот на завтра назначен вылет. С вечера укладываем вещи, подготавливаем оружие. Рация моя уложена, вещмешок тоже, и я иду помочь собраться майору. К нему то и дело прибегают за советом, помощью. Майор дал мне переписать кое-какие справки, сам сидит в стороне, разбирает бумаги.
Потом он откладывает их, подходит ко мне и садится рядом. Он говорит, заглядывая в глаза:
- Ася, что ты ответишь... если я предложу тебе... стать моей женой?
Я растерялась, не могу взглянуть на него, в голове все смешалось.
Еще когда мы жили в Проскурове, как-то Николай и Петрусь пригласили майора в кино. Он оглянулся на меня, задумался и отказался. Я почему-то была уверена, что у меня еще впереди разговор с майором. Когда я думала о нем, мне становилось грустно - в трудное время встретились мы с ним. И только когда он был рядом - нервный, вспыльчивый, требовательный к себе и к другим, очень редко веселый, - достаточно было его взгляда, нескольких слов, чтобы теплой радостью согрелось сердце...
Я думаю про себя: "Как все это получилось?.." Но ведь он не скрывал своего расположения ко мне с самого первого дня нашего знакомства. За это короткое время мы так хорошо узнали друг друга, что громкие, пышные фразы прозвучали бы фальшиво. Я отвечаю:
- Только... когда вернемся с задания...
Это звучит как согласие. И тут же спохватываюсь: а как же Молчанов?
Мы сидели в комнате майора у раскрытого окна. Майор говорил:
- Это ничего, что я старше тебя на десять лет, - это не так уж много... А когда у нас будет сын, мы назовем его Валеркой.
- Почему?
- Потому что у меня был друг - Валерий... Погиб. Умер у меня на руках. Я решил тогда, что назову своего сына Валерием.
Я смотрю в темноту за окном, и как-то тепло, хорошо на душе. И сердце майора совсем рядом стучит... И в голове сами собой складываются слова:
А моя любовь - без соловья,
без песен,
Военная, суровая любовь...
Сейчас, когда я пишу эти строки, я готова повторять десятки раз: нет и не может быть любви без песен! Но у каждой любви песня на свой лад...
7
На аэродроме нас встретил инструктор Шатров. Я обрадовалась, отозвала его в сторону и попросила:
- Ну, пожалуйста, скажите, где мои подружки, что с ними?
- Подожди, Ася, не торопи, сейчас расскажу обо всех по порядку. Валя Бовина еще на задании. У нее все идет хорошо. Зина Кудрявцева слетала неудачно: выдали их соседи, вместе с разведчиком сидела в полиции, но удалось бежать, а тут как раз и фронт продвинулся. Готовится сейчас на второе задание. А вот с Аней Шамаевой плохо - группа пропала. Как вылетели тогда с аэродрома, с тех пор ни одного звука. Значит, какая-то беда... но ты не вешай нос. Ты знаешь, в нашей работе всякое бывает... А сейчас быстренько беги вон к тому самолету - видишь, около него толпа стоит, Рая Чеботаева сейчас тоже вылетает. Ты ведь знаешь ее?
- Да. Она училась в нашей роте.
- Ну, беги, еще успеешь попрощаться.
Мы действительно успели только попрощаться и пожелать друг другу удачи - Рая уже садилась в самолет.
Наш вылет задерживался. Мы сидели невдалеке от самолета у опушки леса. Поднимались, улетали и быстро возвращались "ястребки". Медленно надвигались из-за леса сумерки.
Во время посадки в самолет к нам подошли еще двое: молодой паренек, радист, и пожилой уже, среднего роста, разведчик. Эта группа имела свое задание и должна была выброситься раньше нас.
Было совсем темно. Самолет набирал высоту, становилось прохладно. При перелете через линию фронта попали в лучи прожекторов, началась стрельба. Но летчик вывел самолет из-под обстрела, и, поглядывая в окна, мы наблюдали, как, не долетая до нас, разрываются внизу снаряды. После этого долго еще летели в ночной темноте. Но вот дали сигнал второй группе. Первым прыгнул мужчина, следом за ним паренек, И в тот момент, когда он, оторвавшись от самолета, растопырив руки и ноги, обвешанный сумками, повис в воздухе, страх вдруг охватил меня. Ведь и я буду точно так же висеть между небом и землей. Я почувствовала нервную дрожь в коленках, но постаралась взять себя в руки.
Через некоторое время один из летчиков подбежал к майору:
- Как быть, товарищ майор, приборы повреждены во время обстрела, мы сначала не заметили. Сейчас точное местонахождение определить невозможно. А по времени пора производить выброску...
Майор исподлобья глянул на летчика и глухо сказал:
- Будем прыгать... Какая высота?
- Две тысячи метров.
Дали сигнал приготовиться. Чтобы выброситься из самолета быстрее, а значит, по возможности приземлиться ближе друг к другу, мы встали к дверям по обе стороны самолета. Петрусь, Павел, Савва и Тадеуш - с одной стороны; Василий, Николай, Петр, я и майор - с другой. Прозвучал второй сигнал. Первая группа быстро выскользнула из самолета, а мы немного задержались. С нашей стороны должны были выбросить на парашюте грузовой мешок, но он застрял в дверях. Пока его поправляли, самолет уже далеко ушел.
- Второй заход! - сказали нам летчики.
Но, видно, нервы у всех были слишком напряжены. И поэтому, когда прозвучал второй сигнал, мы опять упустили момент и выпрыгнули только на третьем заходе.
Даже непосвященному человеку понятно, что если на высоте двух тысяч метров самолет делает третий заход, то оставшиеся товарищи вряд ли приземлятся близко от первой группы парашютистов.
Мне показалось, что парашют не открывается очень долго. Наверно, что-то заело... "Разобьюсь..." Я дернула кольцо. Плавно покачиваясь, как в лодке, я спускалась все ниже. Широко вокруг простиралось темное, усыпанное звездами небо. Ни огонька, ни звука внизу...
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});