Другой сотрудник пишет об этом же районе, что руководителем крестьянства в нем является Зеленый, но настроения крестьянства были те же, что и в махновском районе. «Крестьяне сочувствуют зеленовцам ввиду того, что их пугает коммуна. «Я буду работать, а другой – лежать, и из одного котла с ним есть! Хай они сдохнут со своей коммуной!» – вот подлинные слова крестьян. В деревнях и селах, где установлена советская власть, крестьяне сочувствуют таковой, в нейтральной же зоне они в недоумении, кого признать за власть. В общем, крестьяне признают ту власть, которая утвердилась на местах; все стоят за советскую власть (Зеленый тоже стоит за советы), и никто не признает коммуны».
Крестьянство так рассуждало: «Советская власть та, которая дала крестьянам землю, бросила лозунг «грабь награбленное». Это сделали большевики. А та власть, которая проводит продразверстку, не отдает всю помещичью землю крестьянам, а строит совхозы, коммуны, – это власть «коммуны», власть не большевиков, а коммунистов». Это крестьянское настроение выражалось в политической формуле: «Мы за большевиков, но против коммунистов».
Все крестьянство – так же как оно своеобразно понимало лозунг «земля и фабрики трудящимся» – и в понятие «советская власть» вкладывало другое содержание, чем пролетариат. Многие середняцкие антисоветские, вернее, антипролетарские, крестьянские движения проходили под лозунгами борьбы «за советскую власть».
За эту власть были Зеленый (только за свою, украинскую соввласть) и Махно (за «вольные советы»), Винниченко и Мордалевич и т. д. Крестьяне даже часто объявляли себя большевиками и врагами коммунистов. В этом сказывалось то, что крестьянин был сторонником первой стадии революции, когда в деревне происходила антикрепостническая революция, совпавшая со временем, когда РКП была популярна под именем большевиков, но был против второй стадии революции, вернее, против методов второй стадии – против продразверстки, против ЧК, политики социалистического землеустройства (совхозской политики) и т. д., что проводилось после переименования нашей партии в коммунистическую. Эти настроения в 1919 г. относятся ко всем социальным слоям деревни. В марте вспыхивает первое восстание в Александровском уезде, в мае – восстание Григорьева. Помимо григорьевщины по стране разливается ряд восстаний. В июле изменяет соввласти и Махно.
Глава 4
Григорьевщина и махновщина
Григорьевщина была первым тяжелым ударом по молодой украинской Красной армии и по революции и грозным предостережением о грядущем повороте крестьянства спиной к нам. Григорьевское восстание еще не означало поворота всего крестьянства против нас, но оно выявляло недовольство значительной части крестьянства тогдашней политикой советской власти. Хотя восстание провалилось, хотя руководитель его был чистейшей воды авантюрист, все же в григорьевском восстании мы находим предзнаменование июньских и августовских событий того же года – измены Махно и некоторых других частей Красной армии.
Атаман Григорьев – бывший офицер и участник империалистической войны в чине штабс-капитана – входил в 1917 г. в состав стратегической тройки, работавшей при украинском комиссариате Юго-Западного фронта в Бердичеве. Григорьев тогда находился под влиянием самостийных групп и, как боевой офицер, проявил огромные способности в борьбе с большевистскими ревкомитетами и их отрядами. При личном свидании с корреспондентом БУП[76] в 1919 г., после своего перехода на сторону советской власти, атаман Григорьев заявил, что он беспартийный. «Григорьев производит впечатление человека бесстрашного, – писал корреспондент, – с огромной энергией, крестьянского бунтаря, чрезвычайно внимательного к крестьянству, с огромной любовью к людям земли. Среди крестьян Григорьев популярен. К горожанам относится скептически. На фронте решителен и бесстрашен, огромной работоспособности, с дезертирами и грабителями жесток. Штаб Григорьева состоит из украинских левых социалистов-революцинеров (начальник штаба Тютюник), так же как и командный состав. Партизанские войска преимущественно из крестьян»[77].
Впервые стал Григорьев известен своим ультиматумом, предъявленным немцам 18 декабря 1918 г. (когда он только что перешел от гетмана на сторону Петлюры), в котором говорилось, что власть гетмана и помещиков рухнула, что народ Украины вернулся к демократической форме правления. В приказе объявлялось[78]: 1) восстановление всех законов бывшего республиканского правительства Украины; 2) восстановление всех свобод, объявленных в 1, 2 и 3 универсалах; 3) освобождение всех политических заключенных; 4) отмена всех гетманских распоряжений; 5) восстановление местных органов самоуправления; 6) немедленная отмена контрибуции, наложенной помещиками на села и волости; 7) организация самообороны в городах и селах на демократических началах; 8) восстановление законов, возвещенных Директорией Украинской народной республики; 9) запрещение агитации против петлюровской власти; 10) борьба с черносотенцами; 11) запрещение самочинных формирований каких бы то ни было отрядов; 12) все отряды и партии, сформировавшиеся до 10 декабря нового стиля с целью борьбы с гетманским правительством, обязаны дать о себе сведения в штаб; 13) все войсковые управления, части войск, учреждения и военные организации с 10 декабря подчиняются штабу республиканских войск, во главе которых в данном районе стоит атаман Григорьев; 14) за всякие недоразумения с иностранными подданными виновные предаются полевому суду.
Григорьевым же в 1918 г. был выпущен специальный приказ, обращенный к немцам. Приказ этот настолько любопытен, что мы его приведем целиком:
«В последнее время находящиеся на Украине немецкие демократы-шкурники дошли до того, что открыто стали на сторону наших контрреволюционеров и всей своей массой произвели вооруженное давление на нашу только что образовавшуюся демократическую власть. Немецкие генералы продолжают быть комендантами и градоначальниками наших городов. Немцы продолжают грабить Украину, вывозить награбленное из пределов Украины и продавать на толкучках спекулянтам. Вместо того чтобы уйти к себе домой, целые эшелоны, с броневиками впереди, двигаются на юг, занимая такие станции, как Знаменка, Долинская. В Николаеве грузят наши снаряды и отправляют нашим заклятым врагам.
Я, атаман Григорьев, от имени партизанов, которыми я командую, и восставшего против ига буржуазии народа, по чистой совести заявляю вам, что здесь, у нас на Украине, вы являетесь слепым орудием в руках вашей буржуазии, что вы не демократы, а предатели всей европейской демократии.
Если вы в 4 дня пешком не покинете Николаев, ст. Долинскую и ст. Знаменку, начиная с 12 часов дня 31 декабря с. г. нов. ст., то ни один из вас не увидит своей родины. Вы будете уничтожены, как мухи, по первому мановению моей руки. Перевозочных средств мы вам не дадим. Вы имели достаточно времени для того, чтобы уйти, не сказав нам «до свидания». Мы смотрим на вас как на заклятых врагов, но из человеколюбия даем вам четыре дня для выступления с мест своего расположения.
По истечении этих четырех дней всякий немецкий солдат, оставшийся на месте расположения своей части, будет уничтожен, а всякий немецкий солдат, появившийся на железной дороге без документов, мною подписанных, будет убит. Знайте, что нашему народу вы уже не страшны и что вы не больше как наши пленники. Мы разрешаем вам с оружием в руках вернуться на родину, и это – проявление нашего великодушия.
Итак, конкретно я приказываю вам, начиная с 12 часов дня 31 декабря с. г., в четыре дня очистить все места вашего расположения, только пешком, без награбленного имущества, возвратиться к себе домой, иначе ваша судьба будет предоставлена измученному вами, гетманом и помещиками народу, который поступит с вами так, как поступили вы, победоносно вступая на нашу землю. В борьбе с вами мы солидарны. Всех большевиков и меньшевиков, больших и малых, и вообще способных носить оружие, прошу с этим считаться.
Мы вами выведены из терпения, и никто вас не спасет. Все политические кампании извне относительно Украины – пустая затея умирающей буржуазии. Сорокамиллионному народу приказывать нельзя, определять его штыками – это безумие. Сорокамиллионный народ решит свою судьбу и не нуждается в чужой опеке.
Атаман Григорьев».
Григорьев прекрасно учел революционное настроение крестьянства и слабость немцев после революции в Германии и переметнулся от гетмана к Петлюре.
Что в этом документе есть замечательного, так это приказ бросить Украину пешком, то есть притязание на все немецкое имущество. Разрешение взять с собою оружие было не больше чем жест, ибо и малым ребятам было понятно, что, отдавая свое оружие, немецкий солдат отдавал и свою голову. Трофеями крестьянских отрядов являлось не только «казенное имущество», но даже и личное – одежда убитых, раненых и пленных. Украинский крестьянин желал, чтобы немец ушел с Украины в одном белье. Этому можно найти оправдание в жестокости немецкой армии.