Читать интересную книгу Бретёр - Яковлева Юлия

— Он не сознался. Но это не то, что вы подумали.

— Как вас понять?

— Он сказал, что не помнит обстоятельств ночи. Ни единого.

— Так бывает?

— В общем, да.

— Вроде хождения во сне?

— Наверное.

— У кузины одной моей приятельницы такое бывало. Просыпается — а она на крыше. И не знает, как туда попала. Ужас.

— У вашего брата бывало раньше такое?

— Ходил ли он во сне? Нет, никогда.

— Ну, такое еще бывает, если слишком много выпить.

Мадемуазель Прошина смотрела непонимающе, ждала продолжения.

— Водки, — уточнил Мурин. — Коньяка. От вина тоже бывает.

— Вот оно что.

Она помолчала, наклонив капор, Мурин не видел ее лица, стал смотреть, как она нервно сплетает пальцы в замшевых перчатках. Сжала руки в кулаки.

— Да. Но как вы говорите… Это может означать и то, что он не виноват.

— Если медик толково представит дело, то могут принять во внимание смягчающие…

— При чем здесь медик… — она стукнула кулаками по коленям под кашемировым платьем. — Я говорю не о смягчении. Не виноват — совсем. Не делал того, в чем его обвиняют.

Она увидела тень, пробежавшую по лицу Мурина. Не могла прочесть его мысли, а думал он о словах опытного полковника Рахманова: они все это говорят… и все — не знают, кто вернулся к ним с войны в облике близкого человека. Мадемуазель Прошина об этих мыслях догадалась:

— Да-да, вы думаете: разумеется, она выгораживает своего брата. Ведь это ее брат! Но это не так. За своего брата я действительно готова в огонь, в воду, на все. Я говорю не об этом. Посмотрите на меня.

Мурин слегка смутился.

— Посмотрите! Я безобразна. Я горбунья. Я даже не была очаровательным ребенком, который вызывает у всех теплые чувства своей миловидностью. Я приучилась видеть то, что есть. Не питать пустых надежд. Не обманывать себя. Не подслащивать действительность. Жизнь просто не дала мне возможности обманываться! Я говорю вам это не для того, чтобы вы меня пожалели. А для того, чтобы вы мне поверили: я и сейчас не обманываюсь на счет брата. Он лоботряс, он своенравный, обидчивый. Но он не мог убить человека.

— Я уверен, мадемуазель, что на войне он убивал.

— Он убивал неприятеля.

— Убийство может войти в привычку.

Она несколько секунд смотрела ему в глаза. А потом медленно проговорила:

— Если это так, я это приму. Если он убил невинное существо, я научусь жить как сестра убийцы. Но пока есть вероятность, что это не так, я буду верить и не обрету покоя. Нет ничего хуже неизвестности. Помогите мне. Узнайте правду.

Мурину было горько. Он не разделял ее веру.

— Обычно правдой оказывается худшее из предположений.

— Помогите мне, — упрямо повторила она.

«Некрасивой женщине все время приходится просить дважды», — вдруг понял Мурин. Стал бы он вразумлять красавицу? А Нину? Нет, он бы кинулся делать, что бы она ни пожелала. Нина никогда не просила дважды, и уж тем более не снисходила до того, чтобы объяснять свои капризы. Ему стало совестно. И он сказал то, во что не верил ни на грош:

— Я помогу.

Больше они не произнесли ни слова, точно оба были так переполнены чувствами, что не могли говорить.

На Гороховой кучер остановился. Мадемуазель Прошина только махнула Мурину рукой в перчатке, мол, идите-идите. Он поклонился ей, неуклюже выбрался в открытую швейцаром дверцу. Поправил шинель. Кивер обременял руку. Хотелось его куда-нибудь зашвырнуть. Нахлобучил. Дверца позади хлопнула. Мурин расслышал монотонное зудение Егорушки, вырвавшегося наконец на свободу после того, как Мурин стеснял его своим присутствием. Оно было приглушено стенками добротного экипажа:

— Я должен указать вам на ваше поведение, так как для того приставлен вашей тетушкой. Вы вели себя неблагоразумно, непристойно. Мне очень жаль, что я обязан ей представить полный отчет об этом.

«Козел душной», — подумал Мурин. Он надеялся, что мадемуазель Прошина сумеет за себя постоять. Карета отчалила, покатила, стуча колесами. Швейцар оборотил к нему вопросительный взгляд. Мурин спросил:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Корнета Прошина квартира в котором этаже помещается?

— В третьем. Извольте.

«Третий этаж!» — про себя ахнул Мурин. Он замялся перед широкой лестницей, собираясь с духом. Бронзовые наяды со светильниками словно выжидали, что он предпримет: ну-ну.

— Где тюкнуло, ваш блародие? — вдруг раздался за спиной голос швейцара.

Мурин удивленно обернулся. Швейцар стоял в вестибюле. Теперь Мурин видел не человека в ливрее, а бородатое лицо с синими глазами. Швейцар объяснил:

— Я сам в солдатах был. С Алесан Васильичем ходил. Списали по ранению.

Мурин догадался, что «Алесан Васильевичем» был легендарный теперь Суворов. С бывшим солдатом он не чувствовал того стеснения, что с обычными людьми, говоря о ранении, о войне, и ответил:

— В деле под Тарутином.

Швейцар кивнул, подошел к Мурину, спокойно забрал у него из рук кивер. Обнял за талию:

— Жизнь копейка. Что с нашим братом делает. Пошли, ваш блародие.

Они, пыхтя и отдуваясь, повлеклись наверх. Швейцар был немолод, Мурину было совестно наваливаться, но ничего поделать он не мог.

— Отдохнем, браток, — сказал Мурин на лестничной площадке бельэтажа.

Они привалились к перилам.

— Вот же ш, — швейцар помотал головой насмешливо, но словно бы извиняясь. — Рухлядь я какая. Раньше бы галопом взлетел.

— Так и я бы раньше — взлетел, — заметил Мурин.

Оба посмеялись, выражая снисходительность к собственной физической слабости.

— Зато есть что вспомнить, — заметил Мурин.

Швейцар скептически хмыкнул, огладил бороду:

— Только не больно хочется. Живой — и слава богу.

И сменил тему:

— Дружок ваш, в третьем этаже который, поди дрыхнет еще.

Мурин открыл было рот, чтобы поправить, но спохватился, что-то его остановило. Швейцар продол-жал:

— Камердинера его нет. Он только к полудню явится. Барин уж если загудит, то раньше полудня не встает. Да я вам дверь отопру. Сами решите, будить вам вашего товарища или обождете, пока продрыхнется. Там его уж дожидаются.

— Как? Кто ж? Зачем?

— Так ведь и вы мне отчета не дали, — опять ухмыльнулся швейцар.

«А он тот еще плут», — понял Мурин. Швейцар отнюдь не был простаком, но, с другой стороны, на его наблюдательность можно было рассчитывать.

— Какого рода посетитель?.. Дама? — осенило Мурина.

— Господин.

— Ты его раньше здесь видал?

— Нет.

— А впустил корнету в квартиру, пока хозяин спит и слуги нет.

— На хороших лошадях приехал. Одет чисто. Из благородных. Что ж не впустить? Ложки навряд сопрет, — фамильярно добавил швейцар.

— Это верно.

— Что, ваш блародие, отдохнули? Пошли дальше?

Мурин вздохнул без энтузиазма:

— Пошли.

Остаток пути они одолели довольно споро. Видимо, приладились друг к другу. Швейцар отпер ключом дверь. Замок был хорошо смазан, не щелкнул. Дверь так же тихо открылась. Хозяйство свое швейцар держал в исправности. Мурин сунул руку к кошельку, выудил монету:

— На вот, на чаек. За графа Суворова.

— В аду он пусть горит, сволота, людей не жалел, — неожиданно произнес швейцар. — Благодарствуйте. За ваше здоровье лучше выпью. Вам нужней.

Мурин вошел в квартиру. От ее тишины и пустоты заскребло под ложечкой. Паркет не скрипел под ногой. Дом был новый, отделан так, чтобы сдавать квартиры внаем. И все было новым, модным и содержалось в образцовом порядке.

Посетитель, о котором предупредил швейцар, наверняка дожидался в гостиной. Мурин бесшумно повернул ручку, также недавно смазанную. Гостиная оказалась пуста. Тихо висели шторы. Пялила слепые зенки каменная голова на античный манер. Густой ворс ковра казался непотревоженным газоном. Ни одно кресло не сдвинуто. «Что за чертовщина. Может, гость понял, что хозяина нет, и ушел, не дождавшись? Но как же проскочил мимо швейцара? Или ушел черным ходом? Но с какой стати?.. Может, заждался и в уборную пошел?» Мурин проковылял через гостиную к следующей двери. Толстый ковер заглушал шаги, от тишины все Мурину казалось нереальным, точно он был привидением и летел сквозь предметы, не касаясь пола.