Читать интересную книгу О НАЦИОНАЛИЗАЦИИ - Сергей ГОРОДНИКОВ

Переход от феодально-бюрократической государственной власти к национально-общественной государственной власти всегда и везде совершался не непосредственно от одной к другой, а через промежуточную буржуазную или буржуазно-демократическую революцию. Буржуазная или буржуазно-демократическая революция до основания разрушала феодальную традицию государственной власти, которая позволяла феодальной бюрократии контролировать совокупную собственность государства и управлять ею так, чтобы не давать возможности коммерческим интересам подорвать основы производственных отношений. Феодальная бюрократия всесторонней регламентацией экономических отношений и прав собственности позволяла только товарную продукцию и лишь на определённых условиях превращать в абсолютную коммерческую собственность. Но после начала буржуазной революции, вся собственность, в том числе связанная с производственными отношениями, начинает растаскиваться и превращаться в абсолютную частную собственность. И кем же? В основном теми, кто сделал крупные спекулятивные и ростовщические капиталы, занимался расхищением казны, разбоем, взяточничеством, обосновывая и оправдывая свои поступки догмами гуманитарного либерализма. Эти новые собственники стремятся превратить захваченную собственность в абсолютный товар, то есть в собственность, отчуждаемую от самой страны. И единственным сдерживающим их фактором становятся представительная буржуазная власть и создаваемые ею для поддержания социальной устойчивости новые исполнительные учреждения управления.

При таком положении дел проблема сохранения политической целостности страны прямо толкает представительную власть поощрять высокопоставленных чиновников новой исполнительной власти к расхищению земельной и прочей собственности, как средству удержания её под контролем центрального правительства. Очень наглядно это происходило в начале 90-х годов в России, когда коммунистическая номенклатура получила негласные права представительных властей всех уровней на сознательное превращение советской государственной собственности в свою частную собственность. Но превращение советской госсобственности в частную собственность номенклатуры и бюрократов совершалось в условиях идеологического господства либерального взгляда на неё, как на абсолютную частную собственность. Поэтому получался чудовищный парадокс. Чем честнее, чем нравственнее и патриотичнее был бюрократ или чиновник, тем он сознательнее должен был стремиться захватить наибольший кусок собственности, чтобы её не расхитили безответственно циничные дельцы. Но захваченная собственность изменяла его отношение к социальным идеям и идеалам, разрушала их, заменяла циничным эгоизмом владельца абсолютной частной собственности, владельца товара, который он стремился вывести из-под всякого контроля власти для спекулятивной перепродажи ради личного обогащения. При режиме же диктата коммерческого космополитизма, когда власть полностью оказалась в руках правящего класса подобных собственников, бюрократические собственники постепенно отчуждались от традиции государственности, традиции подавления государственной властью интереса абсолютной частной собственности для создания условий развитию производительных сил страны. Подобное моральное и нравственное перерождение подавляющего большинства бюрократов происходило при всех буржуазных революциях, после чего бюрократы превращались в циничных паразитов, главных слуг и главную опору режима диктатуры коммерческого космополитизма, равнодушных к дальнейшей судьбе страны, озабоченных только сиюминутным собственным благополучием и текущим управлением ради удержания власти.

Национализация в странах, которые пережили буржуазно-демократическую революцию и режим диктата коммерческого космополитизма, оказывалась необходимой именно для жесточайшего подавления укореняемого самой бюрократией исполнительной власти отношения к собственности, как к абсолютной частной собственности, как к товару. Происходила она, главным образом, вследствие насущнейшей политической задачи революционным насилием прекратить гибельное для каждой из таких стран разрушение производительных сил, которое неумолимо превращало их в сырьевые колонии уже промышленно развитых национальных государств мира, обрекало на бедность, нищету и вырождение большинство связанного с производством населения. Вопрос вставал прямо и однозначно о корпоративном спасении предрасположенного к производственным отношениям государствообразующего населения через революционно решительную национализацию всей собственности разграбленной ворами и спекулянтами страны.

Посредством национализации территории и производительных сил сразу же уничтожались условия для продолжения коррупции, обусловленного ею экономического, а с ним и политического хаоса, царящего вследствие господства частнособственнических интересов, и утверждались принципиально новые цели власти. По существу подчинения всех ресурсов страны развитию производительных сил они являлись стратегическими, а по политическому смыслу следующими. Становление производительных сил должно подчиняться интересам развития конкретного национального общества, а не интересам идеального рынка. Рынок лишь средство для разрешения экономических проблем. А цель действий власти в том, чтобы создавать наилучшие условия для устойчивого развития конкретного национального общества на основе устойчивого развития национальной созидательной экономики.

Создание самых благоприятных условий для выстраивания экономики конкретного созидательного общества проводилось в жизнь зарождающимися первым и вторым сословиями военно-политического режима диктатуры промышленного интереса, тогда как чиновничий аппарат превращался в исполнительный инструмент этих сословий, используемый при воплощении в жизнь решений общественно-государственной власти. Рынок же общественно-государственная власть подлаживала под рационально объясняемые политиками национальные интересы, чтобы он обеспечивал максимально выгодное национальному обществу развитие производительных сил. Свергаемый же Национальной революцией правящий класс диктатуры коммерческого интереса всегда и везде утверждал совершенно противоположное. Он ставил власть с ног на голову, объявляя целью власти – налаживание некоего идеального для любой страны космополитического рынка товарно-денежных отношений, а безликие и безымянные общество и демократию определял, как средство для построения такого рынка.

Мировой опыт свидетельствует, что первая национализация в конкретной стране проводится в жизнь военно-политическим насилием режима осуществления диктата производительного, главным образом промышленного, интереса. И первая национализация служит для решения сверхзадачи – мобилизационно ускорить восстановление и развитие всех производительных сил через направляемое националистическим государством воспитание среди молодых поколений культуры рыночной конкуренции, основанной на национальной этике корпоративного труда. Эта первая, насильственная национализация всей собственности страны совершается после социальной Национальной революции ради спасения производительных сил как таковых. Собственники производительных сил примиряются с нею постольку, поскольку осознают, что только таким образом производство становится рентабельным и начинает давать доход, прибыль, позволяет им выйти на мировые рынки и добиваться на них успеха. То есть, после национализации безусловные частные права на связанную с производительными силами собственность заменяются безусловными частными правами на часть прибыли, получаемой вследствие действенной эксплуатации и развития средств производства, которые необходимы для развития производительных сил национального общества.

Иначе говоря, вследствие совершаемой первыми двумя сословиями насильственной национализации предприниматель производства и частный собственник средств производства по сути становятся лишь добровольными арендаторами у режима защиты интересов национального общества, арендаторами средств производства, средств получения прибыли. Положение арендаторов поднимает социальную ответственность данных собственников, социологизирует их поведение в национальном государстве, заставляя быть примером в социально-корпоративной этике труда и бытовой нравственности, – ибо именно от этого, в значительной мере, зависит их частная прибыль. Доказательством тому является опыт режимов Национальной революции и Национальной Реформации во всех странах, где свергались асоциальные диктатуры коммерческого космополитизма. Однако предприниматель признает право общественной власти на такой контроль над собой лишь в том случае, когда увидит в ней ответственного Сверхсобственника, частью которого становится и он сам. Поэтому национализация возможна только на определённом уровне политической зрелости связанных с производством средних имущественных слоёв горожан, при их готовности к становлению национального общественного самосознания ради капиталистического развития производительных сил страны.