Второй день работы на котловане принес еще два орудия. Больше не успели — начался прилив. Но самое неприятное было в том, что появилась течь в патрубке гидравлической системы левой лапы-опоры экскаватора.
— Ничего,— успокаивал Леонид Чернышев.— Вечером постараюсь что-либо сделать. Там ведь еще есть пушки?
— Есть,— без колебаний ответил Андрей.
К Станюковичу возвращалась уверенность. Действительно, едва ли мы смогли бы найти на огромной площади бухты орудия и притом на трехметровой глубине без квантового магнитометра и самого Андрея.
На следующий день, вновь промерив прибрежную полосу, начали очередные раскопки, но смогли поднять лишь одно орудие. Причем в этот момент у котлована были два человека: Андрей и Леонид Чернышев. Мы уходили в лагерь на очередной сеанс радиосвязи, а когда вернулись, пушка лежала на песчаной лайде.
За два последующих часа удалось вытащить из мутной жижи лишь палубный рым и несколько болтов. Скорее всего пушки действительно, как и высказывал предположение Станюкович, были уложены на остатки палубного настила затянутого в песок пакетбота.
Когда поднимали седьмую пушку, трубка гидравлики экскаватора окончательно переломилась, и теперь при каждом движении ковша из трубки струей било масло, а сам экскаватор заваливался на левую сторону, грозя рухнуть в котлован.
— Пора заканчивать,— первым решился я.— Завалится наша «Беларусь» — не достанем.
Но Чернышев будто и не слышал. Однако после третьего напоминания он вышел из кабины и со стороны посмотрел на свою машину.
— Сделал ты более чем достаточно,— сказал Леньков.— Заканчивай...
— А сколько еще там?
Нам всем не хотелось прекращать работу. Кто и когда еще приедет в бухту, чтобы поднять оставшиеся в глубине орудия? Будет ли шторм, который сумеет освободить от трехметровых наслоений песка и гальки пушки пакетбота? Этого никто не знал.
— Сколько их там? — вновь повторил свой вопрос Леонид Чернышев.
— Три или четыре. Сказать трудно...
— А что говорит твой прибор?
— Он лишь дает наличие аномалии... На другой день мы покидали бухту.
Перед тем как погрузиться в вездеход, вновь прошли вдоль засыпанных теперь уже жилищ — таков закон археологических исследований: закончил раскопки — законсервируй раскоп. По тропинке поднялись к мемориалу морякам пакетбота «Св. Петр». У наших ног лежала вся бухта Командор. И опустевшие дюны на правом берегу реки. Там, где еще вчера мы поднимали из-под песка пушки, безмятежно плескались волны.
Как и в день нашего прибытия, ярко светило солнце. Начинался отлив, и все отчетливее выступали из воды каменные рифы, через которые 5 ноября 1741 года был переброшен пакетбот «Св. Петр».
«Закончив приготовления к походу и перейдя на борт нашего судна, мы
13 августа подняли якорь и подтянулись на варповом якоре до глубины пяти, семи и девяти сажен. Затем мы пустили в ход наши восемь весел и стали отгребать от берега. Отойдя примерно на две немецкие мили, мы попали в полосу легкого попутного ветра и воспользовались им для продолжения нашего плавания. Оно (гукор «Св. Петр».— Б. М.) шло под парусом так хорошо, как только можно ожидать от судна такого типа, делало четыре, пять и до шести узлов, свободно маневрировало как по ветру, так и против ветра...» — писал Свен Ваксель.
Но впереди у моряков были новые испытания. Уже через два дня они вынуждены были бросить на волю волн единственную шлюпку, бороться с внезапной течью и освободиться во имя своего спасения от части балласта и собственного багажа. Лишь через 14 дней, 27 августа 1742 года, гукор «Св. Петр» с сорока шестью моряками под командованием Свена Вакселя вошел в Авачинскую бухту и бросил якорь в Петропавловской гавани.
Для нас же все было проще. На борту теплохода «Петропавловск» мы покинули остров, названный именем капитана-командора Витуса Ионассена Беринга.
Во Владивосток мы входили ясным солнечным днем, а на корме пассажирского теплохода «Туркмения» Дальневосточного пароходства на черных лафетах стояли две очищенные от многолетней ржавчины, гальки и песка пушки пакетбота «Св. Петр». Четыре орудия мы оставили на острове Беринга, их установили у входа в Алеутский музей. Седьмое жители Никольского должны были привезти сами и также установить у музея.
За дни, проведенные на борту теплохода, мы подготовили орудия к консервации, а столяр Артур Никитович Дульнев по карандашным наброскам сделал первые через 240 лет лафеты для орудий.
И вот наконец ученый совет Института истории, археологии и этнографии народов Дальнего Востока ДВНЦ АН СССР. Детальный отчет руководителя экспедиции Виталия Дмитриевича Ленькова, выступления членов экспедиции, выставка археологических находок. Поздравления и вопросы, вопросы...
Экспедиция «Беринг-81» оказалась успешной, и это стало возможным благодаря поиску и изучению документов А. Сопоцко, мужеству и самоотверженности яхтенных капитанов В. Манна и Л. Лысенко, совершивших не один поход под парусами по маршрутам русских мореходов, накопивших огромный опыт дальних плаваний и вполне обоснованно мечтавших о более сложных и дальних океанских маршрутах.
Успех этот стал возможен благодаря помощи сотен людей. Ребят из Никольской средней школы-интерната и их воспитателей Т. Соловей и Л. Севастьяновой, курсантов ДВВИМУ, помощи советских, партийных и хозяйственных организаций и работников Приморья, Камчатки, Командор.
Успех экспедиции — итог коллективного стремления людей сохранить память о подвиге русских мореходов, познать реальную картину этого подвига.
Впереди большая и кропотливая работа. Еще предстоит обобщить результаты экспедиции, ответить на многие вопросы не только археологов, но и специалистов по парусному вооружению и оружию XVIII века, профессиональных моряков.
Но один из важнейших итогов экспедиции «Беринг-81» состоит в том, что согласно сообщению на ученом совете директора Института истории, археологии и этнографии, члена-корреспондента АН СССР Андрея Ивановича Крушанова принято решение о создании в институте нового сектора, который будет заниматься изучением истории освоения и исследования Дальнего Востока, первых русских морских путешествий в Тихом океане и в водах дальневосточных морей.
Значит, впереди новые экспедиции, новые находки и открытия.
Борис Метелев, наш спец. корр. Остров Беринга — Владивосток
«Верните родину!»
С раннего утра по Куинз-стрит потянулись из порта к центру города шумные группы молодых парней в синих джинсах и голубых безрукавках. Можно было подумать, что в Порт-Луи, столицу Маврикия, съехались участники спортивных соревнований. У всех на майках одинаковые эмблемы: темно-синий, похожий на спасательный круг, а в нем, на лазурном фоне, контуры территории, похожей на Южную Америку. Впрочем, выстроившиеся по кругу буквы ясно говорили, что это вовсе не латиноамериканские спортсмены: «Диего-Гарсия — Индийский океан». Молодые парни были американскими военными моряками, отпущенными в увольнение на берег с авианосца «Индепенденс».
Маврикийцы называют таких непрошеных гостей «туристами с бесплатным проездом» и стараются держаться от них подальше. Не ровен час что-то придется «туристам» не по вкусу, и они начнут махать кулаками. Правда, обычно это случается к вечеру, когда гости заканчивают знакомство с барами и ресторанами.
Пока парни вели себя скромно, словно ученики воскресной школы. И все-таки они оставались обособленными островками в пестром разноликом потоке прохожих. Неотступно следовавшие за моряками таксисты призывно выкрикивали: «Кам ту чайнатаун! Бест герлз! Бест буз!» — «Поехали в китайский квартал! Самые лучшие девочки! Самая лучшая выпивка!» Им известно, что американских военнослужащих не интересуют ни ботанический сад с уникальной коллекцией пальм, ни «цветные» пески возле холма Шамарель, ни семь сверкающих серебром ступеней водопада Тамарин, к которым едут туристы. Всем достопримечательностям Порт-Луи матросы предпочитают злачные места. Именно поэтому командование отдало приказ увольнять их на берег в цивильном, чтобы не позорили форму. Когда американцы свернули на Мейн-стрит, ведущую к площади Дворца правительства, их глазам открылась необычная картина: вдоль всей улицы, прямо на тротуаре, у стен домов сидели смуглые женщины в цветных накидках. Потухшие взгляды и скорбные лица красноречивее всяких слов говорили, что у них большое горе. Вид этих изможденных женщин казался странным на фоне залитой солнцем Мейн-стрит с ее красивыми особняками, веселым гомоном уличной толпы. Удивленные моряки остановились возле сидящих. Кто-то бросил к ногам женщин несколько медяков. Но те даже не пошевелились.