― Ха, все время забываю, тут же ещё и дети рождаются, и дни не те бывают, — Артур потянулся к своим вещам, нащупал журнал с загадочным названием, вытянул его перед собой на уровне глаз, и с курьезной торжественностью проговорил:
― Ну-ка, девки, покажите, чем богаты, буду вас с моей богиней сравнивать.
Женщины, без какого-либо стеснения, привычными жестами скинули халаты — все кроме Алёны Первой, которая вытянув вперед ноги, восседала в сторонке. От такого количества обнаженных тел у Олега зарябило в глазах, но если полчаса назад, находясь в одной комнате с немолодой, но все ещё привлекательной хозяйкой, он ощущал невероятной силы возбуждение, то теперь стало ужасно неловко, даже потянуло убежать и больше никогда не возвращаться в этот дурацкий дом. Очень хотелось выглядеть таким же небрежным, бывалым, как Артур, оценивая достоинства девиц, но краска бросилась Олегу в лицо, и он думал только об одном: заметили путаны его смущение или нет.
― Это, — наследник показал пальцем на темноволосую девицу, — Галина, это Татьяна Первая, это Татьяна Вторая, это Оля, а это Алёна Вторая и Алёна Третья.
В трепещущем свете свечей женщины казались нереально красивыми. Они все так же равнодушно улыбались, будто были по-прежнему одеты, переступали с ноги на ногу, поворачивались, нагибались и снова выпрямлялись словно танцевали под неслышную музыку, демонстрируя плечи, груди, ягодицы...
― Вот, мля, — с напускным разочарованием пробормотал Артур, вперяясь в журнал. — Богиня, моя бесценная прекрасная дама, всего одна такая на свете, а сношать приходится кого попало.
― Но-но, воин, не дерзи! — рыкнула Алёна Первая. Впрочем, неудовольствие ее было столь же наиграно, как и разочарование Артура.
― Ну, друг, тебе первому выбирать, — Артур совершил волнообразный пас кистью правой руки, — как младшему товарищу в любовных утехах.
Олегу показалось обидным это постоянное напоминание о возрасте, и, если честно, уже ничего и никого не хотелось, обнаженных фурий оказалось внезапно слишком много, а заметной разницы между ними не было. И он подумал: с кем ни уединись, наслаждения не будет, а лишь одно сплошное неудобство, но, разумеется, отступать было совершенно невозможно, поэтому Олег наугад ткнул пальцем в крайнюю фигуру.
― Алёна Третья, хороший выбор, — прокомментировал Артур. — Ну а я, наверное, усну сегодня... э-э-э... между двух Татьян.
Женщины надели халаты, потом выбранные подошли к хозяйке, которая дала им по зажженной свечке и маленькие свертки. Та, что предназначалась Олегу подошла и протянула руку:
― Идем, — сказала она просто.
Олег, спрашивая себя «за каким чертом я пошел сюда?», поплелся вслед, удивляясь величине дома: по длинному коридору они сворачивали раза три или четыре: сперва направо, потом опять направо, а затем налево... В душной комнате было мало мебели: широкий топчан да маленький столик с пятирожковым канделябром.
― Совсем дышать нечем, такая жара была днем. Я бы открыла окно, но, боюсь, налетят комары, а они очень больно кусаются, — сказала Алёна Третья. — Странное дело, весной и в начале лета их почему-то не бывает, а в сентябре от них просто нет спасения.
Слушать ее голос, ровный, убаюкивающий, было очень успокаивающе. Слова своим размеренным ритмом напоминали удары волн о песчаный берег Миуса.
― Но ведь сейчас не сентябрь, — произнес Олег тихо.
― Не сентябрь, — легко согласилась она, — но комары уже появились.
Женщина подошла к нему, точным движением руки сдернула с него полотенце, а через мгновение на пол соскользнул ее халат. Алёна была на полголовы ниже Олега, ее волосы, кажется, темно-русые (в полутьме юноша не мог понять, какого они цвета), спадали на округлые плечи. Она улыбалась призывно, многообещающе, и Олег вдруг некстати подумал, что покойная жена очень смущалась своих кривых зубов и потому была неулыбчивой. Он вообще не помнил — смеялась ли Карина хоть когда-нибудь?
Но оказавшись в таком месте, надо было что-то делать, и, взглянув на Алёну Третью со странной отрешенностью: без восхищения, без желания, без любопытства, он ладонью коснулся ее груди, которая оказалась полной, теплой и очень приятной на ощупь. С губ путанки сорвалось легкое постанывание, она прижалась к Олегу, ее дыхание щекотной лаской коснулось кожи, и, со все возрастающей горячностью, зашептала:
― От тебя пахнет настоящим мужчиной. Никто во всем Лакедемоне не пахнет, как пахнешь ты! Я так давно ждала тебя, каждый день надеялась, что придешь... и вот, слава богам, наконец, ты со мной!
Жена Олега никогда ничего подобного не говорила, и, услышав такое признание от совершенно незнакомой женщины, он поначалу удивился, но чувствуя, что должен как-то соответствовать образу «настоящего мужчины», поцеловал Алёну Третью в губы. Она, прикрыв глаза, учащенно задышала, ответила поцелуем в шею, потом коснулась языком соска юноши — нежно, трепетно — и продолжила целовать его все ниже, а потом опустилась на колени, облизала пупок и ее губы легко заскользили по влажной коже. Олегу было очень приятно, но брезгливая мысль, что путана говорила и делала все то же самое и с Артуром, и со многими другими, мешала полностью отдаться ласкам.
Покойная Карина очень редко его целовала, (а уж так, как эта женщина — вообще никогда), в минуты близости жена была скованной (может быть, стеснялась своей юной неопытности), и, хотя вроде бы не пряталась явно, однако избегала мужа. Впрочем, Олег тоже мгновенно забывал о ней, стоило только выйти за дверь, ведь жизнь воина требовала суровой сосредоточенности и полной самоотдачи, а сейчас он впервые задал себе вопрос: может быть, Карина любила кого-то другого? Теперь уже не узнаешь... Юноша будто смотрел на себя со стороны — что смог дать он своей жене? Неуклюжее безрадостное супружество, беременность и смерть... Но погибни он в бою, его юной вдове через пару месяцев нашли бы другого мужа. Стала бы она хоть когда-нибудь вспоминать о первом, сравнивать с новым? А вот теперь она умерла, и не прошло еще и недели, как он сравнивает Карину, но не с новой женой, а со шлюхой...
Олег наклонился, обхватил Алёну Третью за плечи, резко поднял и отстранился. Женщина посмотрела с недоумением.
― Что такое, милый? — спросила она то ли обиженно, то ли растерянно. — Я тебе не нравлюсь?
― Не нравишься.
― Я, по-твоему, некрасивая? — обида и растерянность исчезли из голоса путаны, но появилась неприкрытая озабоченность.
― Нет, ты красивая, — юноша сел на топчан.
― Тогда в чем дело? — Алёна Третья снова говорила мягко, ровно и убаюкивающе. —Я сделала что-то неправильно?
― Просто я тебя не хочу... — злясь на себя, Олег отвернул голову, чтобы не пересечься с ней взглядом.
Дом Алён был запретно-манящим местом, мальчишкой он столько раз представлял себе, как приходит сюда, и вот сейчас, когда это случилось, ничего кроме досады не было.
― Бедный мой мальчик, — Алёна Третья села Олегу на колени, провела рукой по коротким волосам и поцеловала в лоб, — тебя что-то тревожит, мой отважный воин? Расскажи мне, расскажи все, что у тебя на душе. Расскажи не таясь, я смогу принять всю твою боль, всю без остатка...
Олег внезапно вскочил, отчего Алёна Третья свалилась на пол. Он поднял кулак, лицо его исказила гримаса ярости.
― Как, ты, тупая телка, — зашипел он точно раненная в самое сердце азовская гидра, — можешь принять всю мою боль, если ее не смогли поглотитьдаже священные воды Миуса!
Сейчас он очень хотел ее ударить... Со всего размаха, не щадя кулака... Чтобы она завизжала, как сучка, которую ошпарили кипятком, чтобы она взвыла... Может, хоть так удалось бы сорвать на ком-то свое смятение, которое лишало жизнь привычной жесткой четкости, вырваться из замкнутого круга, где обязанность замыкается на почетном праве, а почетное право — на обязанности. Но, конечно же, шлюшка была тут совершенно ни при чем, она делала то, что должна была делать, старалась угодить, и бить ее не было никакого смысла.
Алёна Третья испуганно глядела на взбешенного парня, который, подняв кулак, разбрызгивая слюну, испускал гортанно-шипящие звуки. А потом он вдруг опустился на топчан, обнял голову руками и в таком положении замер. Путана поднялась, потерла ушибленную голень, подумав, что завтра там будет огромный синяк, подобрала с пола халат и накинула на плечи.