Читать интересную книгу Ночь падающих звезд. Три женщины - Яннауш Дорис

Они прошли всего несколько шагов, как фрау Штанци неожиданно остановилась.

— Нет.

— Нет?

— Это не по-джентльменски. Вы не можете так оставить тех людей. Вы должны сказать им, куда идете.

— Не буду этого делать! — возмущенно воскликнул он. — Они же не отпустят меня!

Один из молодых людей группы «Эмиль и детективы», проходя мимо, спросил:

— Все еще здесь, Никола?

— Привет, Эмиль! — На самом ли деле его звали Эмиль? К счастью, да. — Подойди, пожалуйста, к тем людям рядом с Лулу Вольпертом и передай тому приятному высокому мужчине в очках привет от профессора Фукса. Скажи, что он отправился изучать фарфор.

— Фарфор? — Эмиль, весельчак с никелированными очками на носу, удивился, — Ну и что?

— И все. Господина зовут Хаберкитцель.

— …дитцель, — уточнил Тео. — Хабердитцель. И пусть домой возвращаются без меня. Я приеду потом. На такси. И вообще… — Он на какое-то время задумался, желая сказать что-то приятное, и затем произнес: — Спасибо, Эмиль, вы мне понравились.

— Спасибо, — поблагодарил Эмиль и поспешил выполнить поручение.

— Пойдем быстрее.

Никола Штанци взяла его за руку. Оба чувствовали, будто знали друг друга давно.

Теобальд не мог понять: фарфор разлучил его с Дуней. Фарфор завязал новое знакомство. И неважно, что он всего лишь в одной из брошюр. Все же принадлежал фарфор герцогу Леноксу. Виновнику всех его проблем. И несостоявшейся свадьбы.

И все это случайность?

КАК В КРИМИНАЛЬНОМ РОМАНЕ

— Не могу представить! Один пропадает за другим. Кто мы, в конце концов, герои криминального романа Агаты Кристи или психологического триллера Хичкока? — Хели неистовствовал. — Тео не вернулся домой! Он хотел приехать на такси — так где же он? Дуня уехала. Тео исчез. И только ты здесь! — кричал он Лусиану, который не воспринимал все так трагически.

С ленивой грацией развалившись на подоконнике, он работал над новым текстом к песне. Пока он еще не решил, кому посвятить ее — Амелии или Нини. Непростое решение. Нини вновь разожгла его воображение. Мысль, что она еще находится в Штутгарте, причиняла ему беспокойство. У нее были какие-то дела на радио.

— Увидимся еще, Лулу?

— Возможно, и увидимся.

Но и Амелию он не мог забыть.

— Хели, прекрати, — попросил Лусиан, он же Лулу. — Тео сейчас переживает из-за тети Дуни. Он наверняка накачался и находится у дамы.

— Какой дамы? — раздраженно спросил Хели.

— Да Эмиль сказал, что Тео ушел с некой Николой. Вот они где-то и застряли. Человек нуждается в утешении.

— Профессор Фукс никогда не позволяет себе накачиваться, — с отвращением заметил Хели.

Лусиан спрыгнул с подоконника.

— Ну и прекрасно, а я иду укладывать вещи. Может, мне повезет и я попаду еще сегодня на берлинский поезд. Проводишь меня на вокзал?

Хели недоверчиво посмотрел на Лусиана.

— Ты хочешь уехать и оставить меня одного — одного как перст — черт тебя побери? Не твоя ли это окаянная тетушка во всем виновата, а? — И вне себя от гнева проревел: — Все из-за Дуни, которая всю жизнь преследовала нас, как злой дух!

Лусиан осклабился.

— Ну ты даешь, она же всего лишь тетка!

Человека можно видеть через разные очки. Возможно, в этом и кроется причина многих недоразумений.

Лусиан остался. Он созвонился с Нини. Та была очень занята. Песня о сперме вознесла ее на небывалые высоты, ну и, разумеется, одинокой она на этих высотах не пребывала. Вокруг нее толклись представители печати, телевидения, а слава ее распространилась так быстро, что даже появились подражатели. Например, шоу одного голландского модератора. «Что ты хочешь спеть, Аннемари?» — «Песню о Нини!»

Вот как широко распространилась ее известность! Подражание является высшей формой проявления восхищения.

Дом казался удручающе пустым и зловеще тихим. Лотта Шух, Лоттхен нашего Хели, дулась, что он не обращал на нее никакого внимания.

Ее подруга Гитта, молодая вдова, прогуливалась вокруг розового дома в стиле барокко, заставляя себя отвлечься.

Она тоже была сердита. До сих пор еще ни один мужчина не бросал ее! Если бы тогда, после футбольного матча и посещения пивной, ее Удо не гнал на автомобиле как сумасшедший, то и сейчас они были бы вместе. А может, были бы и детки от него — мальчик или девочка — все равно! И тогда ей не пришлось бы сопровождать каких-то комичных профессоров, которые ее к тому же еще и бросают. И надо же, чтобы именно этот! Его и красивым-то не назовешь, этого Теобальда Фукса. Слишком старый для нее, он должен был быть счастлив, что рядом с ним такая хорошенькая и молоденькая. Ну уж больше она не даст себя уломать. Оставался еще Томми Блау, внук старика Блау. Они владели стекольной фабрикой и являлись королями местечка, где жила Гитта. Томми проявлял к ней интерес. Возможно, она даже выйдет за него замуж. И тогда ей плевать на всяких перестарков профессоров.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Все это она и высказала своей подруге.

— Ну не такой уж он и старый, — оскорбилась Лотта. — Ему столько же, сколько и Хели. Да и тебе уже под тридцать!

— Что ты хочешь этим сказать? — взвилась Гитта.

Подруги поссорились. Тут вошел Хели и попытался их помирить. Но Гитта, оскорбленная в своих чувствах, с шумом удалилась. Да и от Лотты ему досталось.

— И все это твоя вина! Ты всех заставляешь плясать ради своего любимого Тео.

А затем у нее, всегда такой кроткой, вырвалось:

— Вы б еще свадьбу сыграли, гомики!

Это было уж слишком. Подло, низко. Ведь Хели часто доказывал Лотте, что не обладает подобными склонностями. Нет, это было уже нечестно.

Они сидели за завтраком. Солнечные лучи проникали сквозь окна в уютную квартиру старого дома, слишком большую для одинокой дамы.

— Вам все-таки следовало позвонить, — произнесла фрау Штанци. — Ваш Хаберштихель определенно волнуется.

— …дитцель, — уже привычно поправил Теобальд. — Его зовут… да все равно. Если бы я только знал, что все так обернется!

— А ничего и не случилось, ну сколько мне вам это повторять.

Фрау Штанци пребывала в прекрасном расположении духа. На ней были надеты клетчатые брючки и блузка с засученными рукавами. Волосы она стянула сзади узлом. И теперь, при свете дня, совсем не походила на Дуню. У нее не было выступающих скул, а рот был меньше и всегда готов к улыбке, что очень нравилось Тео. Возможно, глаза имели сходство с Дуниными, да еще быстрые, порывистые движения. Как будто у нее внутри был моторчик.

— Ничего, совершенно ничего не случилось!

На столе лежали иллюстрированная книга о Шотландии, брошюры, посвященные самым известным замкам, и сверху — Черному Замку. Рядом — снимок знаменитой коллекции фарфора герцога Ленокса.

— Вы очень внимательно все это изучили, — произнесла фрау Штанци. — И выпили со мной бутылку вина.

— На пустой желудок!

— Да, вы не желали есть. Желали лишь беседовать о фарфоре и очень быстро напились. Вам стало нехорошо, и тогда вы здесь улеглись: на пару минуток, как заявили. Как бы не так! — Она улыбнулась и налила ему кофе. — Это продлилось несколько дольше.

— До десяти часов утра, — потрясенно протянул он, — О Господи, я был совершенно измотан. Простите!

— Не за что! Хотите тост из свежей булочки? Эмиль принес мне их сегодня рано утром.

— Эмиль? Он что, живет у вас?

— Рядом. Там живут несколько молодых людей — общежитие. И все мы понемножку заботимся друг о друге.

Теобальд молчал. Ему очень хотелось узнать побольше о фрау Штанци, но он боялся показаться назойливым. Кроме того, она настаивала на том, чтобы он позвонил Хаферштецелю (Хабердитцелю, фрау Штанци!).

Он тянул время, как только мог. Его дом, бывший в течение многих лет столь желанным для него, потерял в настоящее время всякую притягательность. Он чувствовал себя глубоко задетым. Ему хотелось уползти куда-нибудь, зализывая раны и получая утешение. Но не от Хели, который делал все, чтобы развлечь его. А ему не хотелось, чтобы его развлекали! Ему хотелось говорить о Дуне, проклинать ее или жаловаться на нее. Он должен был разобраться кое в чем. В конце концов, он находился в отчаянном положении.