Читать интересную книгу Терапия нарушений привязанности. От теории к практике - Карл Хайнц Бриш

На развитие привязанности оказывают влияние и другие переменные. Так, снова и снова разгораются дискуссии вокруг генетических факторов. Исследования Гервай (Gervai, 2008) показывают, что специфические полиморфизмы гена дофаминового рецептора D4 (DRD4) связаны, скорее, с дезорганизованной привязанностью ребенка; а в работе Шпанглера c соавт. (Spangler et al., 2009) было показано, что паттерны дезорганизованной привязанности чаще отмечались (особенно у детей с полиморфизмом на участке активатора гена, отвечающего за транспортировку серотонина) именно тогда, когда матери вели себя нечутко по отношению к своим детям. Эти результаты указывают на возможность взаимодействия между генами и окружением. Однако в проведенном в Голландии исследовании близнецов пока не удалось повторить этот результат (Bakermans-Kranenburg & van IJzendoorn, 2004; Gervai & Lakatos, 2004).

Учитывая установленные на данный момент взаимосвязи, можно предположить, что сама по себе непроработанная травма матери и/или отца и/или ребенка ведет к соответствующим нарушениям в очень раннем взаимодействии между родителями и младенцем (Schuengel et al., 1999a, b; van IJzendoorn et al., 1999; Bokhorst et al., 2003). Возможно, что в результате такого нарушения социального взаимодействия формируется паттерн дезорганизованной привязанности, а также дезорганизованной «внутренней рабочей модели» привязанности у младенца. Если травматический опыт повторялся, могла сформироваться не только дезорганизованная привязанность, но и – как вид психопатологии – нарушение привязанности.

Младенцы с генетическими изменениями в системе регуляции дофамина, видимо, могут быть особенно восприимчивы к этому травматическому опыту. Некогерентные нейрональные модели, формирующиеся на фоне такой регуляторной уязвимости, могут еще больше усугубляться или фиксироваться под влиянием робкого, пугающего и беспомощного взаимодействия травматизированных родителей со своими детьми. Эти некогерентные нейрональные модели отражаются в дезорганизованных поведенческих паттернах младенца или ребенка в ситуациях, важных для привязанности, которые представляют собой стрессор для регуляторных нейрогуморальных способностей ребенка. При паттернах дезорганизованной привязанности эти детские формы поведения на уровне симптомов имеют сходство с синдромом дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ) и часто в детсадовском и младшем школьном возрасте бывают связаны с агрессивными формами поведения. Тем самым паттерн дезорганизованной привязанности у младенцев и маленьких детей может быть предшественником симптоматики СДВГ у дошкольников и школьников.

Дезорганизация привязанности и синдром дефицита внимания с гиперактивностью

Дезорганизованные формы поведения привязанности, которые можно наблюдать уже у 12-месячных младенцев в ситуации расставания с матерью, при средней степени воздействия стресса (в лабораторном исследовании по методике «Незнакомая ситуация», см.: Ainsworth & Wittig, 1969) характеризуются, в частности, двигательными эпизодами со стереотипными формами поведения. Встречаются также реакции, когда дети приостанавливают свои движения и замирают на несколько секунд. Другие при новой встрече с матерью бегут к ней, останавливаются на полпути, внезапно поворачиваются, снова убегают от нее, а потом так и двигаются в нерешительности – то вперед, то назад. Стереотипные формы поведения, амбивалентность поиска близости и ее избегания на уровне двигательной активности похожи на паттерн гиперактивности, когда ребенок бежит к матери, убегает от нее, бегает по помещению. Постоянно проявляющиеся поведенческие симптомы в виде замирания и погружения в себя, «псевдоотсутствия», которое напоминает состояние, предшествующее нарушению внимания, а также двигательное беспокойство с противоречивыми формами двигательного поведения и импульсивными сменами направления активности напоминают картину «гиперактивности», которая наблюдается у детей дошкольного возраста (Solomon & George, 1999a; Main & Solomon, 1990). У детей с дезорганизованной привязанностью кроме двигательного беспокойства в ситуациях, вызвавших эмоциональные стрессовые перегрузки их системы привязанности, или после них могут иметь место также и аффективные проявления, причем в таких случаях эти дети часто в неистовстве бросаются на пол. При этом речь не идет об оппозиционном поведении, как, например, при приступах ярости или упрямства, которые бывают в других контекстах установки границ, но не возникают в ситуациях, важных для привязанности.

Ведутся дискуссии по поводу того, что активация эмоционально противоречивого опыта привязанности, который невозможно интегрировать в единый паттерн, например, при общении с матерью, отражается в дезориентированных формах поведения привязанности ребенка и что это может быть выражением дезорганизованной «внутренней рабочей модели» привязанности к определенному лицу (Main & Solomon, 1990). Например, в эмоциональном плане мать становилась для таких детей не только надежной гаванью, но иногда и источником страха и угрозы, потому что в ситуациях привязанности она могла вести себя по отношению к детям агрессивно, тем самым внушая им тревогу и страх, или же, напротив, вела себя боязливо и нерешительно (Hesse & Main, 1990).

Как уже говорилось, в исследованиях неоднократно отмечалось наличие взаимосвязей между паттерном дезорганизованной привязанности и явной психопатологией – синдромом дефицита внимания с гиперактивностью. Дети с синдромом дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ) чаще проявляют паттерн дезорганизованной привязанности. Кроме того, отмечается, что как у детей с таким паттерном дезорганизованной привязанности, так и у детей с СДВГ найдены совершенно аналогичные полиморфизмы в генах, отвечающих за работу дофаминовых рецепторов.

В отдельном, весьма обширном исследовании мы занимались выяснением вопроса, какая взаимосвязь существует между травматическим опытом, соответствующими паттернами привязанности, способностью к регуляции стрессовой реакции, а также генетическими полиморфизмами и СДВГ, причем как у самого ребенка, так и у его родителей. На основании полученных результатов можно утверждать: очень многое говорит в пользу того, что между психопатологической моделью дезорганизованной привязанности и СДВГ существует пересечение. В упомянутом исследовании подчеркивается, что это имеет важное значение для выбора терапевтического подхода; ведь при постановке диагноза дезорганизованной привязанности существует четкое показание для проведения психотерапии, центрированной на травме, включая сопровождающую психотерапию родителей, чтобы можно было нейтрализовать травматический опыт родителей и прекратить его передачу из поколения в поколение. Таким образом, вполне возможно, что генетические полиморфизмы в дофаминовой системе – это такая уязвимость, которая активируется при соответствующей констелляции окружения и/или при соответствующем социальном взаимодействии между родителями и ребенком, в котором проявляется привязанность. Здесь травматический опыт может играть особую роль; как соматическая, так и психическая травма, по-видимому, могут активировать уязвимость в генетической дофаминовой системе или приводить к соответствующим последствиям под воздействием дофаминовой проблематики.

Взаимосвязи между видом привязанности ребенка и стилем родительского поведения и репрезентациями привязанности

Недавно проведенные научные исследования дополнили концепцию родительской чуткости во взаимодействии с младенцем за счет рассмотрения значения речи, а также указаний относительно влияния ритма и времени взаимодействия. Важный вклад в разработку проблемы раннего использования речи во взаимодействии матери и ребенка внесли работы Элизабет Майнс (Meins, 1997a, b, c). Те дети, матери которых уже на первом году жизни ребенка, т. е. еще до начала использования им речи, во взаимодействии со своим младенцем эмпатийно облекали воспринятые от него невербальные сигналы и состояния аффекта в слова (что можно подтвердить документально), в возрасте одного года закономерно проявляли надежную привязанность. И наоборот, дети матерей, разговаривавших со своими младенцами малоэмпатийно или недостаточно эмпатийно (с точки зрения стороннего наблюдателя) либо вообще не разговаривавших со своими малышами при взаимодействии с ними, закономерно проявляли ненадежную привязанность. Эти результаты весьма примечательны; они указывают на то, что младенцы не только воспринимают чуткость значимых для них взрослых на уровне поведения в конкретной ситуации ухода и формируют по отношению к ним надежную привязанность, но и благодаря эмпатийной вербализации состояний аффекта чувствуют себя понятыми, пусть даже по уровню своего развития они еще не в состоянии понять декларативного содержания слов матери. Таким образом, видимо, важную роль играют просодические компоненты речи матери (такие как интонация, мелодия, ритм, громкость), которые улавливают и передают младенцу его внутреннее и внешнее состояние, так что малыш чувствует, что его эмпатийно поняли.