Зефани внезапно задержала дыхание и обернулась с неожиданной злостью. Напряжение всего тела передалось и ее голосу.
— Я спросила, как долго? — повторила она. — Как долго я буду жить?
Френсис снова взглянул на нее. Их глаза на долгий миг встретились, и затем он отвел взгляд. Несколько секунд он внимательно изучал свои руки, потом снова поднял глаза. Какой-то странный педантизм сгладил всякие эмоции в его голосе, когда он ответил:
— По моим предположениям — двести двадцать лет.
Во время паузы, наступившей за этим заявлением, послышался стук в дверь. На пороге появилась мисс Бирчет, секретарша Френсиса.
— Мисс Брекли из Лондона на линии, сэр. Она хочет сообщить что-то важное.
Френсис кивнул и вышел из комнаты, оставив своих детей, которые напряженно смотрели ему вслед.
— Неужели это правда? — воскликнул Пол.
— О, Пол! Разве можешь ты представить себе, чтобы отец сказал что-то подобное, если бы это не было правдой?
— Думаю, нет. — И добавил в замешательстве: — И я тоже?
— Конечно. Только немножко меньше, — ответила ему Зефани.
Она подошла к одному из кресел и резко села.
— Не понимаю, как ты смогла все так быстро понять, — проговорил Пол с нотками подозрения.
— Еще не все. Это напоминает головоломку. Он сделал определенные намеки, и все вдруг встало на свои места.
— Что встало на свои места?
— О, детали. Много отдельных деталей.
— Но я не понимаю. Все, что он сказал…
Пол замолчал, потому что дверь отворилась и Френсис вошел в комнату.
— Диана не приедет, — сообщил бы. — Опасность миновала.
— Какая опасность? — спросила Зефани.
— Я еще толком не знаю, в чем там дело, только ей казалось, что про это могут дознаться, и она хотела меня предупредить. Поэтому я и решил, что настало время рассказать вам все.
— Однако я не понимаю, при чем тут Диана? Она что, твой агент? — спросила Зефани.
Френсис покачал головой:
— Нет, она не мой агент. Еще несколько дней назад я даже не догадывался, что еще кто-то знает об этом. Но она заявила достаточно определенно, что знает все, причем уже давно.
Пол насупился:
— И все же… Ты хочешь сказать, что она украла твое открытие?
— Нет, — ответил Френсис, — не думаю. Она говорит, что все исследовала сама и может показать мне свои лабораторные журналы, чтобы доказать это. Я склонен ей верить. Но даже в этом случае вопрос, кому по закону принадлежит открытие, касается совсем иной сферы.
— А что за опасность там была? — спросила Зефани.
— Насколько я понял, она использует лейкнин. Случилась какая-то неприятность, и на нее подали в суд, чтобы она компенсировала причиненный вред. Она боится, что, когда дело дойдет до суда, все откроется.
— А она не может или не хочет платить и желала бы занять у тебя денег, чтобы избежать суда? — предположил Пол.
— Не надо делать поспешных выводов, Пол. Ты не помнишь Диану, а я ее помню. Прежде всего, к суду привлекают не ее лично, а фирму, с которой она связана. Они могут заплатить, безусловно, однако, по ее собственным словам, они попали в ловушку. Требование оплатить убытки чересчур категорично и равнозначно шантажу. Если они заплатят, то это приохотит других тоже требовать немыслимые суммы; если не заплатят, то дело получит огласку. Очень неприятная ситуация.
— Я не понимаю… — начала Зефани и замолчала. — Ты хочешь сказать, что она давала это вещество…
— Лейкнин, Зефани.
— Лейкнин. Она давала его людям без их ведома?
— Наверное. Ведь если бы они об этом знали, то всему миру стало бы известно про лейкнин уже через пять минут? Как ты думаешь, почему я не рассказывал об этом даже вам вплоть до сегодняшнего дня?.. Чтобы использовать вещество без особых опасностей, я вынужден был прибегать ко всяким хитростям; очевидно, и ей приходилось делать то же самое.
— Наша иммунизация! — вдруг воскликнул Пол. — Так вот что это было!
Он вспомнил день — это было вскоре после его семнадцатилетия, когда Френсис достаточно подробно объяснил ему, что некоторые бактерии выработали иммунитет к обычным антибиотикам, и убедил его воспользоваться новым препаратом, который станет доступным для массового использования только через несколько лет. Пол не видел никаких причин для отказа, и они пошли в лабораторию. Там отец сделал ему небольшой разрез на руке и поместил в него пилюлю в форме маленького веретена, потом зашил ранку несколькими стежками и наложил повязку. “Этого хватит на год”, — сказал он, и с тех пор повторял эту процедуру ежегодно, обычно сразу же после дня рождения. Позднее, когда Зефани минуло шестнадцать, отец подверг ее такой же операции.
— Верно, — согласился Френсис.
Сын и дочь какое-то время сидели молча, внимательно глядя на отца.
— Все в порядке, папа. Мы — это мы, а ты — это ты, в этом нет ничего удивительного. Но совсем иное дело с Дианой. Как же она могла?..
Зефани вдруг замолчала, сраженная воспоминанием о том, как Диана истерически смеялась, прислонившись спиной к копне сена. Что она тогда сказала?.. “Я поняла наконец, что мне делать!..”
— А что это за фирма у Дианы? — спросила она.
Френсис точно не знал.
— Какое-то странное название, — ответил он. — Что-то египетское, но не “Клеопатра”.
— А случайно не “Нефертити”? — подсказала Зефани.
— Да, именно так. “Нефертити”.
— Боже мой! И Диана… Не удивительно, что она тогда так смеялась! — воскликнула Зефани.
— Фирма под названием “Нефертити” звучит для меня более абсурдно, чем странно, — сказал отец. — Чем она занимается?
— О милый папочка, где ты живешь? Это же один из самых известных салонов красоты в Лондоне. Страшно дорогой и фешенебельный.
Смысл сказанного не сразу дошел до Френсиса, но когда он все понял, на его лице отразилась борьба самых разнообразных чувств. Сначала он молча смотрел на дочку, словно мгновенно потерял дар речи. Наконец отвел взгляд. Потом вдруг наклонился вперед, закрыл лицо руками и начал смеяться, истерично всхлипывая.
Зефани и Пол встревоженно поглядели друг на друга. Затем Пол приблизился к отцу и положил ему руку на плечо. Френсис, казалось, ничего не заметил. Пол нажал сильнее и немного потряс.
— Папа! — позвал он. — Успокойся!
Зефани подошла к буфету, дрожащей рукой налила в бокал немного бренди и протянула его Френсису. Тот уже сидел прямо, по его щекам текли слезы. Он взял бокал и одним глотком выпил почти половину содержимого.
— Извините, — сказал он. — Но ведь смешно же, правда? Все эти годы… Все эти годы сохранять в тайне… Величайшее открытие столетия… никому ничего не говоря… И вдруг такое! Забота о красоте… Смешно, правда? Как вы считаете, ведь смешно?.. — Он снова начал смеяться.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});