— Понимаю. Но трудно было бы выдать эту картину за произведение Чентри. Она очень плоха даже для Уитмора. Вы же видите, она не закончена. Словно заранее старался отомстить морю, изобразив его так скверно, — добавил он с подчеркнуто жестоким юмором.
Я посмотрел на зеленые и голубые полосы на незаконченном пейзаже и подумал, что, будь это даже самая плохая картина, все же тот факт, что ее создатель погиб в этом самом море, прибавляет ей глубины и силы.
— Значит, он жил неподалеку от Сикамор Пойнт?
— Да. На пляже, к северу от университетского городка.
— У него была семья?
— Он жил с одной девушкой, — ответил Плэнтер. — Она звонила мне сегодня. Хотела, чтобы я приехал и посмотрел картины, которые после него остались.
Насколько мне известно, она продает их очень дешево. Но, откровенно говоря, я не стал бы их покупать ни за какие деньги.
Он вернул мне картину и объяснил, как добраться до дома Уитмора. Я сел в машину, поехал в северном направлении и, миновав университет, очутился в Сикамор Пойнт.
Девушка, которую оставил после себя Джейкоб Уитмор, оказалась мрачной блондинкой в довольно зрелой стадии девичества. Она проживала в одном из нескольких домиков, раскиданных на песчаном грунте небольшого мыса. Приоткрыв дверь, она недоверчиво смотрела на меня сквозь щель, словно я был вестником очередного несчастья.
— Что вы хотите?
— Я интересуюсь картинами.
— Их осталось уже немного. Я распродаю их. Джейк вчера утонул, вы, наверное, слышали об этом? Он оставил меня в полной нищете.
Ее мрачный голос был пронизан грустью и горечью. Она смотрела поверх моей головы в направлении моря, по которому пробегали едва заметные волны, словно отмеренные отрезки вечности.
— Я могу войти и посмотреть их?
— Да, конечно.
Она отворила дверь и снова закрыла ее за мной, борясь с ветром. В комнате стоял смешанный запах моря, вина, марихуаны и плесени. Немногочисленная мебель была стара и изношена. У меня было ощущение, что домик с трудом выдержал битву — раннюю стадию той самой баталии с нищетой, которая прокатилась через дом Джонсонов на Олив-стрит.
Женщина ненадолго вышла в соседнюю комнату и вскоре появилась со стопкой картин без рам и положила их на покосившийся тростниковый стол.
— Я хочу по десять долларов за штуку или сорок пять за все пять. Джейк обыкновенно брал больше, он продавал их на субботних ярмарках на пляже в Санта-Тересе. Недавно он загнал одну картину за хорошие деньги какому-то антиквару. Но я не могу ждать.
— Этим антикваром был случайно не Пол Граймс?
— Он самый. — Она взглянула на меня с некоторым подозрением: — А вы тоже торгуете картинами?
— Нет.
— Но Пола Граймса знаете?
— Немного.
— Он честный человек?
— Не знаю. Почему вы об этом спрашиваете?
— Не думаю, чтобы он был честным. Он разыграл сущую комедию, делая вид, что ему безумно нравятся картины Джейка. Даже обещал разрекламировать их и помочь нам заработать целое состояние. Я уж было думала, что мечты Джейка наконец осуществятся. Антиквары будут ломиться к нам в дверь, цены подскочат. Но Граймс приобрел у него две плохонькие картины, и на этом дело кончилось. Одна из них даже не была произведением Джейка… ее написал другой человек.
— Кто?
— Не знаю. Джейк не разговаривал со мной о делах. Думаю, что он взял ту картину на комиссию у одного из своих пляжных приятелей.
— А вы не можете ее описать?
— На ней была какая-то женщина; может, это был портрет, написанный по памяти. Она была красивая, волосы такого же цвета, как у меня. — Она прикоснулась рукой к своим крашеным волосам, и этот жест словно пробудил в ней тревогу или подозрение. — Почему это все так интересуются той картиной? Она представляет ценность?
— Понятия не имею.
— А я думаю, что да. Джейк не хотел мне говорить, сколько он за нее взял, но я знаю, что на эти деньги мы жили последние два месяца. Вчера им пришел конец. Как и Джейку, — прибавила она бесцветным тоном. Потом повернулась и разложила на столе холсты без рамок. Большинство из них показались мне незаконченными; это были маленькие морские пейзажи, вроде того, который лежал у меня в машине и который я показывал Артуру Плэнтеру. Их автор явно был помешан на море, и я не мог избавиться от подозрения, что его смерть, возможно, не была простой случайностью.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Вы предполагаете, что Джейк утопился? — спросил я.
— Нет. Вовсе нет! — Она поспешила сменить тему: — Я готова отдать их все за сорок долларов. Одни холсты столько стоят. Вы сами знаете, если вы художник.
— Я не художник.
— Мне иногда приходит в голову — а был ли им Джейк? Он рисовал больше тридцати лет, и вот все, чего он достиг. — Она жестом указала на лежавшие на столе картины, на дом и на все, что с ним связано, включая смерть Джейка. — Только это да еще я впридачу. — И она усмехнулась, вернее, сделала какую-то гримасу. Ее глаза, всматривавшиеся в смутное и тоскливое прошлое, оставались холодными, как у морской птицы.
Заметив, что я за ней наблюдаю, она опомнилась и взяла себя в руки.
— Я не такая плохая, как вы думаете, — заявила она. — Хотите знать, почему я продаю все это? Мне нужно купить гроб. Я не хочу, чтобы его похоронили за счет прихода в одном из этих ужасных сосновых гробов. К тому же я не могу позволить, чтобы он и дальше лежал в морге окружной больницы.
— Ладно, я покупаю эти пять картин.
Вручая ей две двадцатидолларовые банкноты, я подумал: согласятся ли Баймейеры возместить мне эту сумму?
Она взяла их, как будто с отвращением, и держала в руке.
— Это не был рекламный трюк с моей стороны. Вы не обязаны покупать их только потому, что мне нужны деньги.
— Я хочу иметь эти картины.
— Зачем? Может быть, вы все же антиквар?
— Не совсем.
— Значится права. Я знала, что вы не художник.
— Откуда вы это знали?
— Я прожила с художником десять лет. — Она изменила позу и оперлась на угол стола. — Вы не похожи на художника и говорите не так, как они. У вас глаза не художника. Вы даже пахнете не как художник.
— Как это так? А как кто?
— Может, как полицейский. Когда Пол Граймс купил у Джейка те две картины, я сразу подумала, что дело не чисто. Я была права?
— Не знаю.
— Так зачем же вы покупаете эти картины?
— Потому что Граймс приобрел те.
— Вы думаете, раз он потратил на них деньги, то они чего-то стоят?
— Мне бы очень хотелось знать, зачем они ему понадобились.
— Мне тоже, — сказала она. — А почему они вас интересуют?
— Потому что они интересовали Граймса.
— А вы ему во всем подражаете?
— Надеюсь, не во всем.
— Да, я слышала, что он иногда не прочь надуть. — Она кивнула головой, посылая мне свою холодную улыбку. — Мне не следовало бы этого говорить. Я не имею ничего против него. Можно даже сказать, дружу с его дочерью.
— С Паолой? Так это его дочь?
— Да. Вы ее знаете?
— Как-то встретились. Откуда вы ее знаете?
— Мы познакомились на одном приеме. Она утверждает, что ее мать была наполовину испанкой, наполовину индеанкой. Паола красивая женщина, вы не находите? Я люблю испанский тип красоты.
Она опустила плечи и стала потирать руки, словно греясь от тепла Паолы.
Я вернулся в Санта-Тересу и нанес визит в морг, помещавшийся в больничном подвале. Дружелюбно настроенный ко мне помощник коронера, молодой человек по имени Генри Пурвис, сообщил, что Джейкоб Уитмор утонул во время купания. Выдвинув большой ящик, он показал мне синеватый труп с большой курчавой головой и съежившимся членом. Когда я выходил из холодного зала, меня охватил озноб.
XI
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Помощник коронера Пурвис вышел в вестибюль следом за мной, словно ему надоело одиночество; тяжелая металлическая дверь бесшумно закрылась за нами.
— У полиции имеются какие-нибудь сомнения относительно обстоятельств смерти Уитмора? — спросил я у него.