Читать интересную книгу Святая - святым - Санин Евгений

      - Слава Богу!

      Выдохнул и... не почувствовал облегчения!

      Хуже того, представил Лену и вспомнил, как сам первый раз в жизни узнал о смерти. Не той, что по телевизору, в газетах, или когда хоронят на улице, а собственной, неминуемой, вместе с которой, умирая, навсегда исчезает самое дорогое и ценное, что только есть в жизни - родное, собственное «я»...

2

И тогда тихо-тихо, едва слыша самого себя, он спросил...

      Это случилось шесть... нет - семь лет назад. Он еще не ходил в школу, и у них тогда жил серый пушистый котенок Марсик.

      В тот день мама принесла из магазина несколько мелких рыбешек. Схватив одну, он сразу же кинулся кормить своего любимца. Мама, как назло, велела ему хорошенько закрыть входную дверь. Он так спешил, а та никак не закрывалась! Мешало что-то упругое, мягкое - как выяснилось вскоре... сам Марсик.

      Бедный котенок с придушенным хрипом вдруг выскочил из-под двери и, извиваясь, стал биться о пол, словно резиновый мячик.

      Они с мамой так и застыли на месте.

      Постепенно Марсик успокоился и затих.

      - Всё! - вздохнула мама. - Отмучился бедняга...

      Он начал горько плакать, жалея котенка.

      - Не плачь! - сказала мама.

      - Но ведь ему же больно! - сквозь слезы, возразил он, и услышал:

      - Нет, он уже ничего не чувствует, никого не видит и не слышит, он - умер!

      Стас вспомнил, как обошел тогда вокруг котенка, не понимая, как это он не видит и не слышит его, и недоуменно спросил:

      - Ничего-ничего?

      - Да, - подтвердила мама. - Как бы тебе это объяснить... Его больше нет!

      - И не будет? - не поверил он.

      - Ну да же!

      - Никогда-никогда?

      ... Потом они сидели вдвоем на балконе.

      Папа, как обычно, задерживался в клинике и ничего не знал о случившемся. Небо быстро темнело, обсыпаясь звездами, и начинали летать ночные бабочки. Они подлетали к пахучим маминым петуньям, но, заметив людей, испуганно удалялись. Было очень-очень грустно.

      - Мама! - осторожно позвал он. - А бабочки тоже умрут?

      - Да! - думая о чем-то своем, рассеянно кивнула мама.

      Через двор пролетала вспугнутая кем-то ворона.

      - И птицы?

      - И птицы!

      Залаяла собака.

      - И звери?

      - Конечно!

      - А... люди? - после долгого молчания тихо спросил он и услышал:

      - И люди тоже!

      - Все-все? И папа?!

      - Да... - печально отозвалась мама.

      - И ты?!

      - И я.

      И тогда тихо-тихо, едва слыша самого себя, он спросил:

      - А я?..

      - И ты тоже, сынок... Никто не вечен!

      - Но я не хочу... не могу... это нечестно! - умоляюще заглянул он в глаза маме.

      - Ой, что это я! - вдруг спохватилась она…

      Сколько времени прошло, а до сих пор помнится, как мама успокаивала его, уверяя, что врачи, конечно, придумают таблетки, которые позволят им дожить до тех пор, пока ученые найдут способ победить смерть.

      - Но - ох, уж эта мама! - в глазах у неё было столько грусти, а в голосе - неуверенности, что, как она ни старалась, Стас так и не мог до конца поверить ей, хоть жаждал этого больше всего на свете.

      Потом, года через три у него начались панические, ни с чем не сравнимые приступы страха.

      Таясь от родителей, он до боли зажимал уши и метался по комнате, чтобы заглушить, отогнать мысли о будущей смерти, которая неодолимой громадой надвигалась на него.

      Затем это само собой притупилось, исчезло и вот, кажется, начиналось опять.

      «Все, что угодно, только не это!» - не на шутку испугался Стас.

      Нужно было скорее уходить из комнаты, чтобы не остаться наедине с самим собой, и он торопливо взялся за ручку двери.

3

- Сережа, зачем ты так?! - ахнула мама.

      На завтрак была манная каша и пышный, с румяной коркой, омлет.

      Мама с папой на повышенных тонах разговаривали о чем-то своем, взрослом.

      - Фу-у! - скривился Стас, увидев самые нелюбимые кушанья, которые и в городе вставали ему поперек горла.

      Отец молча пододвинул к нему тарелку и, не обращая внимания на сына, продолжал беседу.

      Стас покорно съел одну ложку, затем удивленно взглянув на маму, - вторую, третью... и быстро-быстро опустошил тарелку.

      - Вку-усно! - искренно, а не для того, чтобы подлизаться к родителям, похвалил он. - Еще есть?

      Теперь уже мама, молча, но, явно не подчеркивая, что он наказан, положила ему добавки.

      «Поругались они, что ли?» - не понял Стас и прислушался.

      Оказалось, родители были огорчены тем, что вместо этого дома они могли за бесценок купить дом умершей Пелагеи.

      - Па! А эта деревня, что – вымирающая? - встрял в беседу Стас.

      - С чего это ты взял? - удивился отец.

      - Так если в ней по два человека в день умирает, то это же... - Стас зашевелил губами и быстро подсчитал в уме: - К осени здесь никого не останется!

      - Во-первых, такое бывает не ежедневно! - поправил отец. - А во-вторых, - он недоуменно взглянул на сына: - Почему два?

     - Так ведь, Пелагея и баба Поля!

      - Какая еще баба Поля?

      - Ну - Ванина бабушка!

      - Фу ты, напугал... Я уж подумал, еще кто умер... - с облегчением выдохнул отец и с улыбкой пояснил: - Пелагея - это и есть баба Поля. Как, например, ты - Станислав и Стасик!

      Стаса покоробило, что его сравнили с покойницей.

      А мама еще:

      - Отчего она умерла?

      И папа туда же:

      - Трудно сказать. Работы тяжелой, наверное, было много. Но и так - почти до восьмидесяти лет дожила!

      - Ну, конечно! - с завистью сказала мама. - Она на всем натуральном жила. А нам хоть бы до шестидесяти дотянуть. О детях и думать страшно - что они теперь видят: колодезную воду в бутылках? Кисель со вкусом малины?.. - с жалостью посмотрела она на сына.

      «Эх, мама, мама! - с горечью подумалось Стасу. - Да разве это главное?»

      Его волновало не то, что он проживет на тридцать лет больше, или на двадцать меньше, а что это все равно когда-нибудь кончится... навеки, навсегда... И он задал вопрос, который не решался задать с того, памятного с мамой, разговора – слишком уж велика была цена ответа на него:

      - Па! А когда изобретут лекарство, чтобы жить вечно?

      - Какое еще лекарство?

      - Ну - мама говорила!.. - Стас умоляюще посмотрел на отца. - Пусть это будут самые горькие таблетки, самые болючие уколы, я...

      Отец с нескрываемым укором взглянул на маму, потом - сочувственно на сына и отрицательно покачал головой:

      - Нет, сынок, такого лекарства...

      Мама умоляюще дернула его за рукав.

      Стас затаил дыхание в ожидании ответа.

      - ... нет, и никогда не будет! - безжалостно докончил отец.

      Словно сто туч наползло на последний и единственный луч надежды в сердце Стаса. Как ни хорош был деревенский завтрак, он швырнул вилку и выскочил из-за стола.

      - Сережа, зачем ты так?! - ахнула мама, и, уже убегая в комнату, он услышал, как отец, то ли оправдываясь, то ли настаивая на своем, ответил:

      - А что, твои сказочки, думаешь, лучше? Пусть уж будет горькая правда, чем сладкая ложь!

4

Марцелл вдруг осекся и полуслове и замер…

      ... Крисп спал так долго и крепко, что даже не слышал, как они прибыли в порт. Проснулся он оттого, что повозка стояла. Рядом не было ни отца, ни спавшего всю дорогу толстого курьера. Выглянув из-под полога, он увидел не холмы с деревьями, а море и паруса кораблей.

      - А где отец? - крикнул он проходившему мимо кучеру.

      - Господа курьеры у начальника порта! - откликнулся тот и подмигнул: - Пошли узнать, кому на каком судне плыть!

      Крисп торопливо выбрался из повозки, с любопытством огляделся вокруг и стал смотреть на корабли, пытаясь угадать, на котором из них поплывут они.

      - Хорошо бы во-он на том! - мечтал он, любуясь самым большим и красивым, с деревянным кентавром на носу. - Или вот! - уже нравился ему другой, военный. - Нет - на этом!!

      На его плечо неожиданно легла тяжелая ладонь. Крисп испуганно вздрогнул, но, оглянувшись, увидел отца.

      - Проснулся? - приветливо, словно и не было ночного разговора, улыбнулся тот: - Идем!

      Вместе с двумя курьерами и важным господином, как понял Крисп - начальником порта - в сопровождении охранников, они направились к причалу.

      Путь их пролегал через выложенную каменными плитами площадь. Несмотря на огромные размеры, переполненная суетящимися людьми, заставленная тележками, бочками, тюками, да еще и превращенная в рынок, она была похожа на растревоженный муравейник. Только и слышалось:

      - Дешево вожу грузы!

      - Колбасы! Горячие колбасы!

      - Подайте потерпевшему кораблекрушение!..

      - Держите вора!

      - Антоний! Кто видел Антония из Селевкии?..