— Да, и тогда усе было нормально. Я вымыла пол, затем чашку и мусор из корзины выбросила. Тут если по-хорошему убираться, то неделя нужна, да я и стараюсь бумаги никакие не трогать. Потом я протерла пол и подоконник в кабинете у Эммы Никитичны, Марьи Марковны и Зуль… Гуль… ну этой, смуглой… но они к этому моменту уже все ушли домой. — Тут Оксана сделала паузу и прислушалась, но Полканавт уже затихла. — Нет, я никого не видела, ни души.
— А бумаги из мусорной корзины вы выбросили? Тут целая пачка лежала! — вклинилась Аля. Стручков навострил уши.
— Нет, не было тут никакой бумаги, одни фантики от конфет и пакетики чайные. Я же не в первый раз у вас убираюсь, Алиса Андреевна, бумаги из корзины всегда вытаскиваю и на стол перекладываю. Знаю ж, что потом передумаете выбрасывать и искать будете, — твердо ответила Оксана, разведя руками. Ее широкие бедра горестно заколыхались.
«Точно Лилькиных рук дело, больше некому», — подумала Аля.
Лиля же так крепко задумалась, что даже забыла поддерживать романтично-наивное выражение лица. Если Зульфия, Марья Марковна и Эмма Никитична к моменту уборки уже ушли, то чьи же шаги в коридоре она слышала, роясь в Алином кабинете?
Валентина Ивановна внимательно осмотрела кабинет Али. Ее тонкое интеллигентное лицо было внимательным и сосредоточенным.
«Что же такое здесь искали? И кто? Тот человек, который вчера вечером быстро пробежал по лестнице, или тот, второй, кого я видела в темноте на площадке? Да и был ли тот, второй? Возможно, мне померещилось. И что это за история с цветком?» Задумавшись, она вышла из кабинета, прошла мимо Барщевского и Наташи, которых наградила внимательным взглядом, и отправилась обратно в свой кабинет на первом этаже.
Тигринский лежал в ванне, наполненной красивой розовой пеной, и смотрел в потолок. Горячая вода приятно омывала чресла, запах розы расслаблял мысли и тело. Иногда Стас набирал в грудь побольше воздуха и нырял в пену с головой, а потом выныривал, отфыркиваясь и отплевываясь.
«Можно сделать еще лучше, — размышлял он. — Сделать ключи от ее двери и ходить купаться, когда я точно знаю, что Невская на работе». Мысль ему понравилась, Тигринский улыбнулся сам себе. Скрипнула дверь, и Стас, резко дернувшись, чуть не утонул в ванне, но в дверном проеме появилась вовсе не Аля, внезапно вернувшаяся с работы, а всего лишь Казбич. Морда у кота была наглой и хитрой. Стас швырнул в него тюбиком зубной пасты, и котяра, мяукнув, живо убрался. Правда, теперь Тигринскому пришлось вставать, поднимать тюбик и закрывать дверь, в которую дул сквозняк. Вторично в воду он погрузился даже с еще большим удовольствием, чем это делал в первый раз.
Все время, оставшееся до обеда, Аля убирала свой кабинет. Она уложила на место папки, спрятала в шкаф глобус, обнаружила с десяток нераспечатанных конвертов и давно забытую баночку засахарившегося меда, вытерла пыль, насыпала в сахарницу сахарный песок вместо закончившегося рафинада, отмыла наконец вазочку с зелеными потеками от застоявшейся и цветущей воды, проветрила помещение. К ней заходил Леопольд Кириллович, забегал Барщевский за свежим номером «Вестника географических наук», он весело улыбнулся Але и ушел, двигаясь с грацией сонного тигра, заплывала Полканавт, искавшая карту Украины. Заходила Зульфия, сообщившая, что лиана, похоже, собирается цвести еще раз — на одной из боковых ветвей Эмма Никитична обнаружила маленький зеленый бутончик, чем и утешилась. В половине первого Барщевский появился опять, вернул журнал и в качестве благодарности подарил Але маленькую шоколадку. Але вообще казалось, что Барщевскому всех их ужасно жаль, поэтому он и дарит то одному, то другому сотруднику, а чаще сотруднице, то шоколадку, то конфетку, а то и целую коробку. Приведя все в порядок и вымыв руки, Аля села за свой стол и нажала на кнопку чайника. Тот весело забурлил, зашумел, потом выключился с резким щелчком.
— Аля, в семнадцать тридцать заседание ученого совета, — крикнула ей из коридора проходившая мимо Наташа. Аля отметила про себя, что у той явно нездоровый вид и несчастные глаза. Желая спокойно попить чай, Аля встала, закрыла дверь в свой кабинет, распечатала презентованную Барщевским шоколадку «Сказки Пушкина», прочитала про «У лукоморья дуб зеленый, златая цепь на дубе том…», бросила в чашку пакетик с чаем и залила его кипятком. Упаковку от шоколадки она положила в специальный конвертик — у нее не поднималась рука выбросить хоть что-то из того, к чему прикасались руки Александра. Хранить выцветшие бумажки было глупо и как-то по-детски, но Аля ничего не могла с собой поделать. Не то чтобы они не дружили — нет, Барщевский с Алисой как раз были в хороших отношениях, как и полагается коллегам, работающим в соседних комнатах, если для Александра, конечно, слово «работать» могло быть применимо, но никогда, никогда Борщ не смотрел на Алю так, как на Наташу. И вообще, женщину он в ней не видел. Девушка вытащила из ящика маленькое зеркальце и, вздохнув, посмотрела в него. Круглое лицо, маленький нос, темные глаза, казавшиеся меньше из-за стекол очков, темная челка и хвостик на затылке… Аля от досады забросила зеркало как можно дальше в ящик стола. Претендовать ей было явно не на что.
Эмма Никитична Полканавт в десятый раз за день встала, чтобы посмотреть на бутон, который находился на ветке, удобно расположившейся в щели между шкафом и стеной, и размяла уставшие от печатанья на машинке пальцы. Вес Эммы Никитичны давно перевалил за сто килограммов, но двигалась она легко. Ее кандидатская диссертация была посвящена геологии Уральских гор, которые она в свое время исходила вдоль и поперек, ночуя в палатке и готовя на костре или примусе. Сейчас у Полканавт был сложный период — у ее младшей любимой внучки проблемы с глазами, и девочка лежала в офтальмологической клинике. Недалеко от двери за компьютером сидела Зульфия. Ее спина была неправдоподобно прямой, как будто девушка проглотила аршин, колени сжаты, ноги стояли на полу строго параллельно, голова слегка наклонена вперед, открывая длинную шею с маленькой родинкой. Волосы Зульфии были зачесаны наверх. Назвать Рашидову красавицей было трудно, восточное лицо с острым длинным носом и темными кругами под глазами выглядело таким же сухим и официальным, как и весь ее остальной облик. Зульфия делала какие-то расчеты, даже от шкафа, где располагался стол Полканавт, было видно, что экран пересекает какая-то длинная ломаная линия.
— Что это у вас, милочка? — спросила Эмма Никитична младшую коллегу, трубно высморкавшись.
— Моделирую условия схода селей на Северном Кавказе, Леопольд Кириллович просил побыстрее сделать, — тут же отозвалась Зульфия.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});