Читать интересную книгу Безумная звезда - Терри Пратчетт

– О да, – ответил Двацветок, для которого сарказм означал всего лишь слово из семи букв, начинающееся на «с».

– А что значит «самобытный»? – поинтересовался друид.

– Это значит «жутко впечатляющий», – торопливо объяснил Ринсвинд. – И, если ты не против, по-моему, нам грозит посадка…

Белафон, частично сменив гнев на милость, повернулся кругом, широко развел руки и выкрикнул ряд непереводимых выражений, закончившийся словом «мило!», которое он произнес оскорбленным шепотом.

Плита сбавила скорость, скользнула в облаке снега вбок и зависла над кругом. Внизу один из друидов нарисовал двумя пучками омелы сложный узор, и Белафон искусно, с едва слышным стуком, установил массивный блок на два гигантских столба.

Ринсвинд выпустил давно сдерживаемое дыхание в одном долгом выдохе, и оно заторопилось прочь, спеша где-нибудь спрятаться.

О бок плиты ударилась лестница, и над краем возникла голова пожилого друида. Он озадаченно посмотрел на двух пассажиров и поднял глаза на Белафона.

– Где тебя черти носили? Семь недель до свячельника, а он у нас снова полетел.

– Привет, Закрия, – отозвался Белафон. – Что случилось на сей раз?

– Все совершенно разладилось. Сегодня он предсказал восход солнца на три минуты раньше. Если ты слышал про разгильдяев, парень, так это он и есть.

Белафон перебрался на лестницу и исчез из виду. Пассажиры посмотрели друг на друга, а потом уставились вниз, на обширное открытое пространство между камнями, образующими внутренний круг.

– И что нам делать? – спросил Двацветок.

– Можно поспать, – предложил Ринсвинд.

Двацветок пропустил его слова мимо ушей и полез вниз по лестнице.

Друиды внутри круга небольшими молоточками простукивали мегалиты и внимательно прислушивались. Несколько огромных камней лежали на боку, и каждый был окружен толпой друидов, которые осматривали плиты, переругиваясь друг с другом. До сидящего наверху Ринсвинда долетали таинственные фразы.

– Идиот, при чем здесь программное обеспечение? Песнь Попранной Спирали была специально разработана для концентрических кругов…

– А я говорю, перезапусти его и попробуй простенькую лунную церемонию…

– Хорошо, хорошо, с камнями все в порядке, тогда, значит, во вселенной что-то разладилось?

Сквозь туман, заполняющий измученный мозг, Ринсвинд припомнил ужасную звезду, которую они видели в небе. Прошлой ночью во вселенной действительно что-то разладилось.

Как он снова очутился на Диске?

У него появилось ощущение, что ответ находится где-то в его голове. И он начинал испытывать еще более неприятное чувство, будто нечто неведомое наблюдает за открывающейся внизу сценой – наблюдает через его глаза.

Заклинание выползло из своего логова, разбитого на нехоженых дорогах Ринсвиндова сознания, и нахально сидело в лобных долях его мозга, разглядывая происходящее и поедая ментальный эквивалент воздушной кукурузы.

Он попытался запихнуть Заклинание обратно – и мир исчез…

Он очутился в темноте, в теплой, отдающей плесенью темноте, темноте склепа, бархатистой черноте саркофага.

Здесь стоял сильный запах старой кожи с кисловатым привкусом, присущим ветхой бумаге. Бумага шуршала.

Волшебник чувствовал, что эта темнота заполнена невообразимыми ужасами, а вся беда с невообразимыми ужасами состоит в том, что их слишком легко вообразить…

– Ринсвинд, – произнес чей-то голос.

Ринсвинд никогда не слышал, как разговаривают ящерицы, но если бы ящерица говорила, то она изъяснялась бы как раз таким голосом.

– Гм, – сказал он. – Да?

Голос хихикнул – странный, довольно бумажный звук.

– Тебе следовало бы спросить: «Где я?», – упрекнул он.

– Думаешь, ответ придется мне по душе? – осведомился Ринсвинд, пристально вглядываясь в темноту.

Теперь, когда его глаза попривыкли, он начал что-то различать. Что-то неопределенное, всего-навсего узор, начертанный в воздухе. Что-то странно знакомое.

– Ну хорошо, – уступил он. – Где я?

– Ты спишь.

– А можно я проснусь?

– Нет, – ответил другой голос, такой же древний и сухой, как и первый, но слегка отличный от него.

– Мы должны сообщить тебе нечто крайне важное, – вступил третий голос, если уж на то пошло, еще более безжизненный и высохший, чем оба предыдущих.

Ринсвинд тупо кивнул. Заклинание притаилось в глубине его мозга и осторожно заглядывало через мысленное плечо волшебника.

– Ты доставил нам уйму хлопот, юный Ринсвинд, – продолжал голос. – Падаешь за Край света, совершенно не думая о других. Нам, знаешь ли, пришлось серьезно исказить реальность.

– О боги!

– А теперь тебе предстоит выполнить одну очень важную задачу.

– О-о. Ладно.

– Много лет назад мы устроили так, что одно из нас спряталось у тебя в голове. Мы предвидели, что наступит время, когда тебе придется сыграть очень важную роль.

– Мне? Почему?

– Ты часто убегаешь, – сказал один из голосов. – Это прекрасно. Ты один из тех, кто выживает.

– Выживает? Да я дюжины раз был на волосок от гибели!

– Вот именно.

– О-о.

– Но не пытайся снова упасть с Диска. Мы действительно не можем это позволить.

– Кто это «мы»? – спросил Ринсвинд.

В темноте что-то зашуршало.

– В начале было слово, – сообщил сухой голос прямо у него за спиной.

– Сначала было Яйцо, – поправил другой голос. – Я отчетливо помню. Великое Вселенское Яйцо. Немного резиновое на ощупь.

– На самом деле вы оба не правы. Я уверен, что это была первобытная слизь.

– Нет, она появилось потом, – сказал еще один голос, идущий со стороны Ринсвиндова колена. – Сначала была твердь. Кучи тверди. Довольно липкой, наподобие леденцов. И очень густой…

– Гм, если, конечно, это вас интересует, – послышался надтреснутый голос слева от волшебника, – то все вы заблуждаетесь. В начале было Прокашливание…

– …А потом слово…

– Простите, слизь…

– Определенно резиновое, подумало я…

Наступила тишина. Затем один из голосов осторожно сказал:

– Во всяком случае, что бы это ни было, мы отчетливо помним начало.

– Вот именно.

– Точно.

– И наша задача, Ринсвинд, не допустить, чтобы случилось нечто ужасное.

Ринсвинд, прищурившись, вгляделся в темноту.

– Может, вы будете так добры и объясните, о чем это вы толкуете?

Рядом послышался бумажный вздох.

– Ладно, хватит метафор, – произнес один голос. – Послушай, для нас крайне важно, чтобы ты сохранил Заклинание у себя в голове и вернул его нам в нужное время. Чтобы в нужный момент мы могли произнестись. Ты понял?

«Мы могли произнестись?» – подумал Ринсвинд.

И тут до него дошло, что за узор находится перед ним. Это написанные на странице слова, если смотреть на них снизу.

– Так я внутри Октаво? – спросил он.

– В некотором метафизическом смысле, – небрежно ответил один из голосов и придвинулся ближе.

Ринсвинд услышал прямо у себя под носом сухой шелест.

И удрал.

Одинокая багровая точка рдела на клочке темноты. Траймон – все еще в церемониальных одеждах, в которых он был торжественно возведен на пост главы ордена, – никак не мог избавиться от ощущения, что огонек растет прямо на глазах. Он вздрогнул и отвернулся от окна.

– Ну?

– Это звезда, – сказал профессор астрологии. – Я так думаю.

– Ты думаешь?

Астролог поморщился. Они стояли в обсерватории Незримого Университета, и крошечная рубиновая точечка на горизонте взирала на него отнюдь не так свирепо, как новый хозяин.

– Понимаешь, мы всегда думали, что звезды очень похожи на наше солнце…

– Ты имеешь в виду огненные шары примерно в милю в поперечнике?

– Да. Но эта новая звезда… ну, в общем… она большая.

– Больше, чем солнце? – спросил Траймон. Он считал огненные шары диаметром в милю достаточно внушительными, хотя и не одобрял звезды в принципе. Из-за них небо выглядело неопрятно.

– Гораздо больше, – медленно ответил астролог.

– Даже больше, чем голова Великого А’Туина?

На астролога было жалко смотреть.

– Больше, чем Великий А’Туин и Диск вместе взятые. Мы проверили, – торопливо добавил он, – и совершенно уверены в своих выводах.

– Да, она действительно большая, – согласился Траймон. – На ум приходит слово «огромная».

– Массивная, – поспешил подтвердить астролог.

– Гм-м.

Траймон принялся расхаживать по мозаичному полу обсерватории, на котором были изображены знаки Зодиака Плоского мира. Их было шестьдесят четыре начиная с Визена, Двуглавого Кенгуру, и заканчивая Гахули, Вазой с Тюльпанами (созвездие величайшей религиозной значимости, суть которой в наше время, увы, забыта).

На голубых с золотом плитках Гиены Маббо он задержался и неожиданно обернулся.

– Мы врежемся в нее? – спросил он.

– Боюсь, что да, господин, – ответил астролог.

– Гм-м.

Траймон, задумчиво поглаживая бороду, сделал несколько шагов и задержался на стыке Купца Окджока и Небесного Пастернака.