Шульц переместил Ковача на второй этаж, где жили остальные гипнотизеры и лысый Отто. На третьем этаже располагались сам Раунбах, которому принадлежал дом, и Шульц, записанный домоуправителем. Мирчу оформили садовником, записав под вымышленным именем. Шульц вывел его в сад, вроде для того, чтобы указать его обязанности. Но про сад и его состояние администратор даже не вспомнил. Он вынул из кармана пачку фотографий, не выпуская их из рук, показал Ковачу.
На них были его жена, мать, дочери, младшая сестра. Все в черном, печальные.
— Румынская тайная полиция сообщила Вашей семье, что Вы расстреляны, как русский шпион. Сигуранца имеет пометку в своих списках — членов семьи не трогать без санкции немецких властей. Так что за них можете не беспокоиться, с ними все будет хорошо, пока Вы с нами. — добавил администратор буднично. — Вчера к Вашей жене заходил наш человек. Он представился Вашим другом и передал ей порядочную сумму денег.
Вынув из кармана какую-то бумажку, Шульц прочел, сколько именно передали его жене.
— Это расписка. Можете удостовериться в подлинности подписи Вашей супруги. Наш человек будет регулярно заходить в гости и обеспечит Вашим родным безбедное существование. В Румынии ведь люди живут небогато?
Только при этом вопросе Ковач немного пришел в себя. Он машинально пробормотал:
— Очень бедно.
Перед глазами вставали картины убитых горем близких, и эта болезненная картина отодвигала на задний план мысль о том, что сам он наверняка обречен. Кто он? Человек, чьи способности случайно понадобились для выполнения секретного задания. Что его ждет после? Смерть. Чтобы все известные ему тайны умерли вместе с ним.
Шульц, взглянув на остолбеневшего учителя немецкого, вынул из кармана еще несколько пачек фотографий:
— Семья Раунбаха, только без тех братьев, что сейчас на фронте. А это — родные фон Шпугеля. Родители Кайзера. Отец и сестра Хендтага. У Курта живых родственников нет — английские бомбардировщики постарались. Последнюю пачку фотографий Шульц вознамерился было вернуть в карман, не показывая, но Мирча спросил: — А здесь кто? — и Шульц показал ему фотографии.
— Семья Елены Кочутис. Вот и она сама. Девушка квартирует неподалеку отсюда, господин Раунбах счел неправильным, чтобы девушка жила среди стольких мужчин.
Мирча спросил, не скрывая ехидства, так как терять ему было уже нечего:
— Ее тоже расстреляли за шпионаж в пользу русских, как и остальных?
Шульц иронию в вопросе то ли не услышал, то ли пропустил мимо ушей. Он ответил вполне серьезно, как говорят о правилах спряжения глаголов:
— Казненными и умершими в трудовых лагерях числятся Шпугель и гипнотизеры. Девушка записана пациенткой нервного отделения. Между нами, — Шульц понизил голос, — она действительно больна. У нее бывают состояния, когда она не знает своего имени и называет себя Лаурой. Когда она становится Лаурой, то забывает свое прошлое, кидается на всех мужчин без разбора и тащит их в кровать. Там она ненасытна.
Шульц облизнул губы и неохотно спрятал фотографии.
Покидать пределы сада Ковачу запретили. Да и зачем? Теплой одежды у Мирчи не было, как не было и документов. К тому же он числился расстрелянным. Задержи его на улицах патруль, чего он мог ждать? Только настоящего расстрела.
Дом свободно покидали только Раунбах и Шульц. Кто-либо из них привозил продукты, Хендтад готовил. Пищу поручили ему, у остальных получалось куда хуже. В доме хватало выпивки, но к ней никто не притрагивался. Франк много читал, пытался играть с Мирчей в шахматы. Хендтад в свободные минуты пел в своей комнате. Лысый Отто постоянно спал, просыпаясь лишь затем, чтобы поесть или выкурить очередную сигарету.
Ян Кайзер утром и вечером выходил в сад, чтобы сделать довольно интенсивную зарядку. С Мирчей он не разговаривал. Об обитателях дома ему рассказал Курт.
— Ты, сынок, на Яна не обращай внимания. Он наслушался нашей пропаганды и почитает зазорным разговаривать с не арийцами. Он у нас образцовый нацист.
Разговор происходил в саду. Мирча уже понял, что дом прослушивается, и это известно всем его обитателям.
— Дылда Фриц глуп, как пробка. Его держат за то, что он своим голосом вгоняет в транс любого. Ему поручают предварительные допросы, только узнать, видел свидетель наш объект или нет. Окончательную работу провожу или я или Ян. К сотрудникам полиции и эсэсовцам допускают только Яна.
— А что делает Елена?
Курт поинтересовался, видел ли ее Мирча. Ковач признался, что видел только фотографию.
— На фотографии, конечно, Елена. Некрасивая девка, тощая, тихая, с печалью в глазах. Когда она становится Лаурой, ты можешь ее не узнать. Какая женщина! Мужчины просто падают к ее ногам!
Курт опомнился и продолжил, извиняющимся тоном:
— Елена способна определять, в каком месте раскинута ментальная защита. Та защита, под которой наш враг скрывается от Отто. А после, определив это место, она становится Лаурой. В самые первые разы мы еще не знали, что с ней делать. Был случай, — Курт смущенно опустил голову, — она в машине употребила, как самцов, нас всех. Тогда даже Ян с трудом вспомнил, что мы на задании. Но в тот раз мы опоздали, объект ушел. С тех пор, едва Елена становится Лаурой, кто-нибудь из нас приказывает ей сидеть неподвижно. Потом, выполнив всю работу, отвозим ее домой. И господин Раунбах там снимает гипнотический приказ.
Отведя глаза в сторону, старый учитель пробормотал:
— У Елены будет ребенок от господина Раунбаха. Запомни, никто из нас этого вроде бы не знает.
Через пару дней после описываемого разговора, когда сырой февральский ветер нес с залива мокрые хлопья снега, фон Шпугель подал сигнал тревоги. По звонку собрались в зале на первом этаже. Лысый Отто расстелил на столе карту. По его словам, астральный выброс был слабым и коротким. Недалеко случайно что-то совершил человек с природными неразвитыми способностями? Или за десятки километров проявил свою силу настоящий мастер? Определить этого Отто не мог.
Гипнотизеры и Мирча сидели молча на креслах вдоль стен, Отто возле стола, а Фриц Раунбах примостился у низенького столике с телефонным аппаратом. Услышав звонок, он мгновенно снял трубку.
— Отто, это Гамбург. Пиши направление…
На карту легла вторая линия, тянущаяся от Гамбурга к юго-востоку. Ловец астральных волн гамбургской группы тоже зафиксировал выброс астральной энергии, что означало проявление действия настоящего астрального мастера.
Через несколько минут на связь вышел Мюнхен. Фриц Раунбах, не стесняясь присутствующих, орал в трубку.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});