Читать интересную книгу Рождение огня - Сьюзен Коллинз

Насколько мне известно, Хеймитч был здесь только один раз, когда он сам совершал Тур Победы, и было это десятки лет назад. Должно быть, у него замечательная память либо невероятно чуткие инстинкты — так уверенно он ведёт нас через путаницу винтовых лестниц и всё более тесных коридоров. Иногда ему приходится останавливаться и вышибать дверь, по жалобному скрипу петель которой ясно, что в последний раз её открывали очень давно.

Наконец, мы вскарабкиваемся по приставной лестнице, ведущей к люку в потолке. Хеймитч откидывает его, и мы оказываемся внутри купола Дома правосудия. Фактически, это чердак, забитый всяким хламом: поломанной мебелью, пыльными стопками книг и гроссбухов, ржавыми дедовскими палашами и прочей дребеденью. На всём такой толстый слой пыли, что сразу ясно — нога человека не ступала здесь уже много лет. Свет с трудом просачивается через четыре засиженных мухами окна, расположенных по сторонам купола. Хеймитч пинком захлопывает люк и поворачивается к нам.

— Что стряслось? — спрашивает он.

Пит рассказывает о событиях на площади: о Рутиной мелодии, безмолвном салюте, нашей задержке на веранде, убийстве старика.

— А что вообще происходит, Хеймитч?

— Будет лучше, если он услышит это от тебя, — бросает мне Хеймитч.

Да уж конечно, «лучше»... От меня будет только в сто раз хуже! Но ничего не поделаешь, и я рассказываю Питу, изо всех сил стараясь держать себя в руках. Обо всём: о президенте Сноу, о волнениях в дистриктах, даже о поцелуе Гейла. Выкладываю начистоту, в какой опасности мы находимся из-за моего злосчастного трюка с ягодами, причём, не только мы, но вся страна.

— От меня ожидают, что в этой поездке я постараюсь всё уладить. Успокою недовольных, заставлю скептиков поверить, что действовала из великой любви. Но всё, чего я сегодня достигла — это что три человека убиты, а остальные, те, что были на площади, ещё получат по первое число.

Мне так тошно, что я плюхаюсь на пыльный диван, прямо на вылезшие пружины и драную обивку.

— Значит, я тоже поспособствовал — сделал всё только ещё хуже своим подарком. — Питер вдруг изо всех сил благословляет кулаком лампу, громоздящуюся на соседнем ящике, та летит через всю комнату и, упав на пол, разлетается на мелкие осколки. — Вы должны это прекратить! Немедленно! Эти... эти ваши игры вдвоём за моей спиной! У вас свои тайны, а меня вы, получается, за дурака держите. По-вашему, я совсем трёхнутый и ничего не соображаю!

— Пит, но это же совсем не так... — завожу было я, но он орёт на меня:

— Это как раз именно так! У меня тоже есть близкие люди, мне их судьба не до лампочки, Кэтнисс! Там, в Двенадцатом, остались семья и друзья, которым всем придёт конец, так же, как и твоим, если мы не вытянем ситуацию вместе. Значит, после всего, через что мы прошли на арене, я не заслуживаю с вашей стороны и капли доверия?!

— Пит, ты же всегда поступаешь как надо! — говорит Хеймитч. — Ты так хорош, так естествен перед камерами! Я попросту не хотел разрушать эту естественность!

— Да? Ну тогда ты меня переоценил. Сегодня я наломал дров по полной! Как ты думаешь, что сделают теперь с семьями Руты и Цепа? Воображаешь, что они получат обещанный кусок нашего жалования? По-твоему, я обеспечил им безоблачное будущее? Да им, считай, крупно повезёт, если они вообще доживут до сегодняшнего вечера! — Пит вновь наподдаёт какой-то статуе. Таким разъярённым я ещё никогда его не видела.

— Он прав, Хеймитч, — говорю, — мы должны были ему сказать. Причём ещё тогда, в Капитолии.

— Да даже на арене вы двое варили собственную кашу, что, скажете, нет? — спрашивает Пит уже немного потише. — А меня держали вне игры.

— Нет! Официально мы с Хеймитчем ни о чём не договаривались. Я только догадывалась, как мне нужно поступать, по тому, что он мне присылал или, наоборот, не присылал, — говорю я.

— Здорово! А мне и такой возможности не предоставили! Потому как мне он ничего не посылал до тех пор, пока ты не объявилась.

Об этом я никогда особенно не задумывалась. А действительно, как выглядело с точки зрения Пита то, что мне достались и мазь от ожогов, и хлеб, тогда как он, находясь на пороге смерти, не получил ничего? Выглядело так, будто Хеймитч вытягивал меня — за счёт Пита.

— Слушай, парень...

— А-а, брось, Хеймитч! Я знаю, что тебе пришлось выбрать одного из нас. И я сам хотел, чтобы это была она. Но сейчас совсем другое дело — там, снаружи, умирают люди. И смертей станет больше, если мы плохо сыграем свою роль. Да что там, все знают, что я лучше держусь перед камерами, чем Кэтнисс. Меня не надо дрессировать, что и как говорить. Но мне хотя бы надо знать, на что иду.

— Отныне ты будешь получать полную информацию, — заверяет Хеймитч.

— Попробуйте только что-нибудь скрыть, — отрезает Пит и уходит, даже не взглянув в мою сторону, только облако пыли вздымается в воздух и медленно оседает, найдя себе новые, более походящие, места: мои волосы, мои глаза, мою блестящую золотую брошь...

— Ты что, в самом деле, выбрал тогда меня? — спрашиваю я.

— Ну... да.

— Почему? Он же тебе больше нравится!

— Это верно. Но вспомни, до того, как они изменили правила, я мог надеяться вытащить оттуда только одного из вас, — объясняет Хеймитч. — Мне подумалось: раз он так решительно настроен защищать тебя, то сложив вместе усилия всех троих, нам, может, и удастся благополучно вернуть тебя домой.

— О... — только и смогла я выдавить.

— Ты ещё столкнёшься с проблемой правильного выбора... если мы выживем и на этот раз. Ничего, научишься.

По крайней мере, кое-чему я сегодня уже научилась. Этот дистрикт — не увеличенная копия Двенадцатого. Наш жалкий заборчик не охраняется и редко бывает под током. Наши миротворцы хоть и не сахар, но всё же не такие звери. Наши трудности по большей части отупляют, а не приводят в ярость. Здесь, в Одиннадцатом, страдают сильнее и отчаяние здесь острее. Президент прав. Одной слабенькой искры достаточно, чтобы вспыхнул пожар.

Всё происходит на такой бешеной скорости, что мне не уследить: предупреждение, расстрелы, осознание того, что я, быть может, привела в действие какие-то неведомые грозные силы. Вся эта свистопляска просто ни в какие ворота! И ладно бы ещё, если б я специально задалась целью устроить переполох в курятнике, но ведь я ни сном ни духом!.. И как меня угораздило заварить такую кашу?

— Очнись. У нас ещё обед на повестке дня, — прерывает мои раздумья Хеймитч.

Долго отмокаю в дýше, пока за мной не приходят и не тащат на очередную чистку пёрышек. Моя команда, похоже, не заметила сегодняшних трагических событий. Они все в предвкушении праздничного обеда. Ещё бы, пока мы разъезжаем по дистриктам, помощники-гримёры считаются достаточно важными фигурами, чтобы их звали на торжественные обеды. Но стоит только им вернуться в Капитолий, и сладкой жизни конец — никакие престижные церемонии им не светят. Они щебечут, пытаясь угадать, какие кушанья будут поданы, а у меня перед глазами тот старик, его простреленная голова... Даже не обращаю внимания, кто и что со мной делает, и лишь собравшись уходить, вспоминаю, что неплохо бы глянуть в зеркало. Бледно-розовое платье без плечиков водопадом спускается к самым туфлям. Волосы стянуты на затылке и падают на спину многочисленными тугими локонами.

Подходит Цинна и обвивает мне плечи мерцающей серебряной шалью. Заглядывает в отражение моих глаз в зеркале.

— Ну и как?

— Как всегда — изумительно, — говорю я.

— А как будет выглядеть, если ещё и улыбку надеть? — мягко укоряет он. Это он намекает, что с минуты на минуту здесь опять будут камеры. Я ухитряюсь приподнять уголки губ. — Ну вот, совсем другое дело!

Когда все собираются вместе, чтобы идти вниз, в банкетный зал, я обнаруживаю, что Эффи не в духе. Хеймитч, конечно, ни словом не обмолвился ей о событиях на площади. Я бы не удивилась, если бы оказалось, что Цинна и Порция в курсе, но похоже, что по всеобщему тайному соглашению Эффи решено держать в неведении относительно любых неприятностей. Впрочем, долго гадать не приходится.

Эффи ещё раз пробегается по вечернему расписанию и отбрасывает его в сторону.

— А затем мы все, наконец, можем вернуться в поезд и убраться отсюда подальше. Какое счастье! — добавляет она.

— Что случилось, Эффи? — спрашивает Цинна.

— Мне не нравится, как с нами здесь обращаются. Шагу не дают ступить, прямо на перроне запихивают в бронированные грузовики с решётками на окнах! А тут ещё, где-то час назад, мне захотелось прогуляться вокруг Дома правосудия... Вы же знаете, я в некотором роде эксперт в области архитектуры...

— О да, мы знаем, — говорит Порция, прежде чем пауза становится слишком длинной.

— Ну вот, я только хотела немного осмотреться, потому что развалины из дистриктов будут в этом году последним криком моды. Как вдруг появляются двое миротворцев и приказывают мне вернуться в наши апартаменты. Одна из них, подумать только, даже ткнула в меня своей пушкой!