— Это не я, мой господин! Да поразит меня Всемогущий Аллах своей молнией, если я вру! Я ничего у тебя не крала!
Джем посмотрел в ее испуганные глаза. В них был только страх, но не ложь. С трудом переводя дыхание, он убрал кинжал и сел на край постели. Прикосновение босых ног к холодному каменному полу помогло ему овладеть собой. Пока гречанка приходила в чувство, лежа на постели и прижимая руки к груди, Джем искал объяснение случившемуся.
Если не считать своеобразной формы и цвета, этот флакон по своей ценности не мог сравниться с украшениями, которых было не счесть в его сундуках. Он представлял ценность только для него одного. Вор должен был знать, что представляет собой эликсир. Но ведь никто, кроме Хушанга, который был с ним рядом, когда появилась колдунья, даже не знал о его существовании! И следует ли из этого, что его верный товарищ продался врагу? Одна эта мысль причинила Джему ужасную боль. Хушанг — брат, друг… Дрогнет ли его рука, когда он нальет в бокал принца яд? Джем постарался найти ему оправдание, но не смог. Вопреки всему в памяти его всплыли моменты, когда, рискуя своей жизнью, Хушанг спасал его от верной смерти.
Хушанг — предатель? Джем не мог об этом даже помыслить. Он повернулся к гречанке — недвижимой, дрожащей. Схватив стеганое одеяло, он накинул его ей на живот.
— Все позади, тебе больше нечего бояться.
Она привстала, успокоенная звуком его голоса и его жестами, завернулась в одеяло и встала рядом с ним на колени.
— Хочешь, я помассирую тебе плечи? — спросила она, стараясь сделать вид, что ничего не произошло.
— Я хочу найти вора. Ты поможешь мне сделать это?
Она кивнула.
— Ни для кого не делай исключений — ни для моих жен, ни для моих товарищей, ни для женщин моих товарищей. Ни для кого, слышишь?
— Что мне искать, мой господин?
Джем описал ларец и флакон, а потом добавил:
— Когда найдешь флакон, не прикасайся к нему. Просто приди и скажи мне. Никто не должен знать, слышишь? Никто не должен знать, что именно ты ищешь!
— Я поняла. Я предпочту умереть, лишь бы не разочаровать тебя!
Джем погладил ее по щеке. С растрепавшимися волосами, осунувшаяся, она выглядела очень трогательно в своем порыве преданности.
— Ради этого не стоит умирать. Вполне вероятно, вор уже избавился от флакона или продал его. Если найти его не получится, постарайся осторожно узнать, может быть, кто-то видел флакон или слышал о нем. Я хочу знать. Я должен знать! А пока оставь меня. Мне нужно побыть одному.
Она схватила свое одеяние, надела его, соскочила на пол и покинула комнату на цыпочках.
Джем с нажимом погладил рукоятку кинжала. Кто бы ни был этот вор, он сам с ним поквитается. Но пока придется скрыть беспокойство и стараться выглядеть, как обычно. Он спрятал оружие обратно под матрас, на уровне подушек, и проследовал в свою туалетную комнату, где обычно производил омовение. Холодок пробежал по телу под рубашкой. Он помочился в специально для этих целей устроенный в полу желоб, промыл его небольшим количеством воды и вернулся погреться к очагу.
Что ж, предстояло смириться с бесповоротной потерей эликсира. В памяти всплыл их с Ги де Бланшфором разговор, на мгновение отвлекая его от мыслей о воре. Если Жак де Сассенаж и вправду столь влиятелен, как утверждает великой приор, будет полезно превратить его в союзника, который сможет в нужную минуту замолвить за него слово перед Анной де Божё. И лучшее средство для достижения этой цели — очаровать его дочь. Разумеется, чтобы с ней сблизиться, ему придется обвести вокруг пальца брата девушки и Филибера де Монтуазона. Однако принц прекрасно отдавал себе отчет в том, что его шарма и красоты достаточно, чтобы девушка сама стала искать с ним встреч, и ее окружению в таком случае нечего будет поставить ему в вину. Да и Ги де Бланшфор не сможет обвинить его в интриганстве. Джему была ненавистна мысль, что придется предать доверие великого приора Оверни и нарушить его планы, но отныне у него не было другого выхода. В качестве утешения он сказал себе, что воплощение в жизнь этого плана станет лучшей местью Филиберу де Монтуазону.
В остальном будет лучше положиться на волю случая… Предатель, конечно же, понимает, что рано или поздно Джем заметит пропажу флакона с эликсиром. Значит, он настолько уверен в себе и в эффективности своей «маскировки», что все равно решил рискнуть? Он снова подумал о Хушанге.
И тут же усилием воли прогнал эту мысль. Уже то, что он сам решительно отрицал возможность измены с его стороны, было лучшим доказательством: у его самого верного друга и спутника было все, чтобы стать идеальным предателем.
Он ударил кулаком по каминному колпаку. Может, так даже лучше? Если ему суждено умереть, то уж лучше от руки человека, столько раз спасавшего его от смерти?
«Нет!» — кричал ему внутренний голос.
Нет. Он не хочет умирать. Только не таким вот образом!
И Хушанг это знал лучше, чем кто бы то ни было. Джем мечтал умереть с саблей в руке, в крови и запахе битвы. А не как крыса… Он вернулся от камина к кровати и позвонил в колокольчик, который лежал у изголовья. Через минуту в комнату вошел один из его слуг и склонился в ритуальном поклоне.
— Открой ставни.
Слуга поспешил подойти к окну.
— Пусть мне приготовят ванну и позовут брадобрея, — приказал Джем.
Если уж умирать, то смертью храбрых, будучи чистым и с подстриженной бородой. Прислужник вышел. Принц встал у окна, из которого открывался прекрасный вид на долину, и протер запотевшее стекло. На улице бушевала метель. Хлопья снега падали так густо, что ничего другого просто не было видно. У Джема снова сжалось сердце. Он будет думать только о своем будущем. Только о нем. А оно непременно приведет его в Бати. И улыбнется ему устами этой Филиппины… Какое удовольствие он испытает, когда отнимет невесту у Филибера де Монтуазона! Охота, праздник, любовь! Вот о чем ему нужно думать…
И все же с губ сорвался тяжелый вздох. Пока бушует зима, перемены в его жизни пленника и затворника не наступят. В такой день и в такую погоду барон Жак де Сассенаж не приедет, чтобы пригласить его на охоту.
* * *
Задолго до того как великий приор сообщил Филиберу де Монтуазону, что Джем отныне может свободно перемещаться по землям Барашима Альманя и Жака де Сассенажа, у госпитальера часто возникало желание избавиться от этой «обузы». Он помнил, о чем условился с султаном Баязидом в его дворце в Топкапи в тот день, когда госпитальеры вели переговоры об условиях содержания принца, но в данный момент Джем не представлял особой опасности. Убить его означало лишить орден значительной ренты, а все побережье Средиземного моря — возможности свободно торговать, ведь Баязид открыл свои воды для европейских кораблей. Предполагалось, что Филибер де Монтуазон вмешается только в случае крайней необходимости. А его ненависть по отношению к этому турку такой крайностью не являлась.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});