35. Закон “высвобождения места”
После выступления Ивана Семеновича Козловского члены политбюро ЦК ВКП(б) стали вызывать его “на бис” и предлагать свои программы:
— Спойте арию…
— Спойте романс…
Вмешался И. В. Сталин:
— Нельзя покушаться на свободу художника.
Товарищ Козловский хочет спеть “Я помню чудное мгновенье”.
Сталин, как всегда, не ошибался.
Не стоит навязывать другим чтолибо свое без “предварительного засвечивания” своих намерений, — освобождая для него место.
Мы должны, так сказать, занять территорию собой, чтобы затем войти я нее.
В киноповести Александра Довженко “Украина в огне” украинская девушка Олеся обращается к встреченному ею по дороге танкисту: “Я дивчина. Я знаю, придут немцы завтра или послезавтра, замучат меня, надругаются… Прошу тебя… Пусть будешь ты”.
За этот эпизод на Александра Петровича обрушился шквал критики. Мол, где Довженко видел на Украине таких девушек? Разве не ясно, что это оголтелая клевета на украинский народ, на украинских женщин.
Дело дошло до того, что фильм был снят с проката, а во все соответствующие инстанции поступило строгое циркулярное письмо начальника Главлита Н. Садчикова: “Всем органам цензуры. Обязываю впредь не публиковать в гражданской и военной печати произведения украинского писателя Довженко А. П. без особого на то в каждом отдельном случае моего разрешения”.
И не поняли, не знали, не ведали все эти грамотеи от культуры, что в художественном произведении есть пласты не только эстетические, духовные и идейные, но и психологические. Что одних забот только о приятии мало, надо уметь обеспечить еще и восприятие.
Фрагмент с девушкой — это типичное воздействие на человеческие установки. Тонкому знатоку людей Довженко надо было надежно и прочно снять все барьеры, мешающие доверительному разговору со зрителем. И он нашел свежий, нестандартный ход, осуществив им незримый пролог к серьезному, «взрослому» разговору.
Своим приемом Довженко вовсе не оскорблял или унижал кого-либо, а высвобождал в людях-зрителях место для последующих восприятий — как собственных их размышлений в связи с увиденным, так и внешних «идеологических» и «культурных» воздействий.
36. Закон “вытеснения”
Чем больше величина талантливости человека и чем выше скорость ее внедрения в общественное признание и жизненный круговорот, тем скорее окажется, что для нее нет места среди людей современников. И тогда жизнь большого человека сама собой делится на сегодняшнюю и завтрашнюю, когда он уже в памяти последующих поколений доживает то, что не прожил при жизни.
И что любопытно еще, так это то, что талантливые люди сами приближают миг своего вытеснения из состава живых. Мало того, что они это делают своими произведениями, своим громким обличительным голосом, своей нарочитой яростью, своей слепящей других яркостью, так они еще непрерывно провоцируют, так сказать “испытывают на прочность” удерживающие канаты своей судьбы.
Они все время задевают трагическую сторону смерти.
Все их творчество, подобно взрыву рвущееся вширь, непрерывно ощущает «стягивающее» давление сковывающих границ публичного несогласия, отторжения, отбрасывания. И то, что для других означало бы такое естественно-привычное: “Не суйся!”, “Ишь, умник нашелся!”, “Остановись, выскочка!” — для них — шлагбаум, пленение, удушение.
Вот почему так безжалостно, так откровенно их напутствие и предсказание самим себе — “Вы нынче умрете”.
Они зовут столь необходимый им простор. Кличут его.
И… накликают: ведь, говоря словами В. В. Розанова, выстрел Мартынова в Лермонтова “не случай, а Рок. Ибо слишком большие вещи суть Рок”.
Я бы заключил эти свои рассуждения близкой мне мыслью Аллы Марченко:
“Герой нашего времени” М. Ю. Лермонтова кончается остросюжетным, почти детективным «Фаталистом». Эта новелла почти ничего не говорила ни современникам, ни близким потомкам. И вдруг стала казаться нам, “потомкам дальним”, чуть ли не главным звеном в «цепи». И вряд ли это случайный сдвиг: самая поэтическая и лаконичная из главок “Героя…”, она дразнит наше воображение, обещая разгадку загадочного романа. И в самом деле, что такое «фаталист»? Анекдот из кавказской армейской жизни, которая, смертельно устав от бессмысленной вечной — колониальной войны, опасно развлекает себя на английский манер? Или все-таки философская притча? А может быть, на дне этих уже разгаданных загадок есть еще и другие? А что если главное лицо драмы — не Вулич (жертва) и не наблюдатель (Печорин), а палач П. С. Таранов исполнитель таинственной воли Проведения, тот самый пьяный казак, который, словно исполняя тайный указ, убивает Вулича с, казалось бы, немотивированной и бессмысленной (словно свинью) жестокостью?
“Вулич шел один по темной улице; на него наскочил пьяный казак, изрубивший свинью, и, может быть, прошел бы мимо, не заметив его, если бы Вулич, вдруг остановясь, не сказал: “Кого ты, братец, ищешь?” — “Тебя!” — отвечал казак, ударив его шашкой, и разрубил его от плеча почти до сердца. Два казака, встретившие меня и следившие за убийцей, подоспели, подняли раненого, но он был уже при последнем издыхании и сказал только два слова:
“Он прав!”. Я один понимал темное значение этих слов…»
Если смотреть на «фаталиста» “эстетически холодно”, то слова “он прав” относятся вроде бы лишь к предсказанию Печорина: “Вы нынче умрете”. Но в том-то и заковыка…”.
37. Закон “главного разочарования”
“Мы знаем себя, и все же, несмотря на все наши усилия…”
(Эрих Фромм)
Если бы счастье всегда сопровождало могущество, то кто был бы счастливее калифа Абдурахмана? Однако он приказал начертать на своей гробнице следующую надпись: “Я наслаждался всем — почетом, богатствами, высшей властью. Государи, мои современники, почитавшие меня и боявшиеся меня, завидовали моему счастью и моей славе; они искали моей дружбы. Я отмечал в течение всей моей жизни в точности все те дни, когда я испытывал чистое и неподдельное удовольствие, и за 50 лет царствования я насчитал их только 14 “.
38. Закон “глубинной психогенности”
Все человеческое знание проистекает, обосновывается и приумножается психогенными механизмами, в основе которых лежат три закона:
1) закон уровня информации;
2) закон отставания;
3) закон соотнесения.
Закон уровня информации
Всякий раз, постигая действительность, мы находимся в ситуации перехода от меньшего знания к знанию большему.
Если эта процедура непрерывна и нацелена на полное и исчерпывающее ознакомление с изучаемым полем, то в действие вступает «уровневое» проявление основных закономерностей познания. “Закон уровня”, как мне он открывается, очерчивает следующее: если вы хотите добиться успеха в той сфере деятельности, которой занимаетесь, и вам желается не только знать познанное, но и оделать в уже имеющееся свой вклад открывателя, то для этого вовсе не обязательно начинать с забот о наличии “семи пядей во лбу”. Достаточно настойчивой непрерывности выперпываная (до исчерпания!) информации об изучаемом объекте — и ожидаемое появление творческого озарения наступит необходимо, обязательно, непреложно.
Убеждающе настраивающим образом-аналогом здесь мог бы быть пример восхождения на гору. Чем далее вверх мы идем по склону, тем больший горизонт открывается нам. И подобно тому как видеть дальше есть нечто совсем другое, нежели подниматься на тру, тем не менее первое есть очевидно — однозначная функция второго. Так и эскалация уровня информации, не будучи сама по себе Творчеством, влечет его (Творчество) с таким постоянством, которое иначе как «железным» и не назовешь.