Ужин прошел за теплой, дружеской беседой, за воспоминаниями о нашей школе и закончился взаимным обещанием драться за Родину, не жалея жизни. Утром бывший начальник школы вылетел на фронт. Забегая вперед, скажу: войну он закончил в звании полковника – заместителем командира бомбардировочной дивизии.
Вскоре взяли курс на фронтовой аэродром и мы. Летели поэскадрильно, впереди каждой шел лидер – бомбардировщик Пе-2. Нашу группу должен был возглавлять командир полка Солдатенко, но из-за незначительной неисправности в самолете отстал от своих, а к нам пристроился Иван Кожедуб.
Прошло минут пятнадцать. Я заметил, что от маршрута мы уклоняемся влево, и, предчувствуя неприятность, передал комэску Игнатову:
– Командир, не туда идем… Он знал об ошибке и ответил:
– Вижу. «Пешка», мы уклонились влево!
С Пе-2 не ответили. Тогда Игнатов доложил командиру полка:
– Лидер заблудился, на запросы не отвечает. Разрешите идти самостоятельно.
Кожедуб, поняв, что его принимают за Солдатенко, уточнил:
– Командир прилетит позже. На его самолете я, Кожедуб.
Летчики поняли тревожную обстановку. Интервалы и дистанции в строю резко увеличились: каждый достал полетную карту и искал местонахождение.
– Приготовиться к развороту вправо. Любенюку выйти вперед к лидеру: заставить его следовать за группой! – приказал Игнатов.
Юрий вышел вперед, покачал машину с крыла на крыло, что означало: «следовать за нами»… Но лидер шел прежним курсом.
Я начал раздражаться:
– Командир, для начала трассу перед носом. Не послушается – ударим!
– Так и сделаем. Куда он нас ведет?.. – возмутился и мой ведущий.
Трасса длинной очередью из пушек прошла впереди Пе-2. Бомбардировщик шарахнулся в сторону: вошел то ли в мелкий вираж, то ли в разворот. Связь с ним сразу же восстановилась, но была очень слабой, поэтому мы не без труда поняли: лидер предлагал произвести посадку в районе Бутурлиновки. Там есть линейный ориентир – узкоколейка, речушка Осередь и знаменитая дубрава – Шипов лес. Но Бутурлиновка расположена почти в самом начале маршрута, точнее – на траверсе его – с оставшимся запасом горючего не добраться, а запасных аэродромов поблизости нет. Куда же садиться? В поле? Там можно погубить тринадцать машин – первокласснейших истребителей…
Комэск Игнатов вышел вперед и, покачав с крыла на крыло, дал команду:
– Всем следовать за мной. Идем на Россошь. До этого полевого аэродрома было километров сорок, и через несколько минут мы уже находились над ним. Около ангаров стояли немецкие самолеты с отвратительными черными крестами. Любенюк приказал:
– Евстигнеев, пройди на малой высоте, проверь годность полосы к посадке.
Я снизился, пролетел над полосой, ровной, слегка запорошенной снегом. Выпустив шасси, передал командиру:
– Сажусь. Ждите доклада.
После приземления я быстро подрулил к ангару, у которого стоял военный.
На вопрос, что за самолеты, он ответил:
– Трофейные, немецкие.
Не успел я доложить по радио, что полоса хорошая, как под углом к взлетно-посадочной полосе с выпущенным шасси начал снижаться самолет, за ним другой, третий… Это приземлялись ведомые, у которых горючее уже кончалось.
Пе-2 сел последним, и мы тотчас собрались около него, но экипаж не спешил покидать кабину. Подошел командир эскадрильи, посмотрел на нас и понял, что нашему лидеру несдобровать.
– Вот что, друзья, мы все виноваты. Нечего валить вину на него! – комэск кивнул в сторону «петлякова».
Из бомбардировщика вышел командир экипажа и сбивчиво попытался доложить о случившемся.
– Заплутался я, – сорвав с головы шлемофон, он бросил его на землю, – а тут еще радио отказало. И вот…
Бог ты мой, каков же был наш лидер! Мы сами молодые, но перед командиром стоял совсем еще мальчишка. Мягкие русые волосы его взмокли от пережитого, на глаза навернулись слезы. Игнатов посмотрел на юного летчика и нарочито грубо сказал:
– Подними шлемофон да утри нос. Тоже мне, лидер!.. – И добавил уже мягче: – Знаешь, где мы сели?
– Теперь знаю…
– Горючего хватит на полет?
– Этого добра у меня хватит туда и обратно, – повеселел пилот.
– Тогда готовься. У нас горючего нет. На твоем самолете и полетим. Вы, Юрий Михайлович, – повернулся комэск к Любенюку, – рассредоточьте самолеты. Замаскируйте их и организуйте охрану. Завтра вернусь на По-2 с продуктами. Бортпайки расходуйте по своему усмотрению.
По-2 прилетел на четвертый день. Во второй его кабине находился механик Юрий Кулик с лампой для подогрева моторов, по бокам фюзеляжа – баллон со сжатым воздухом и замороженная туша освежеванного барана. Последнее, как выяснилось, подарок командира Пе-2, напоминание о том, как мы заблудились.
Кулик тут же сообщил:
– Бензозаправщик с горючим вышел. Командир прилетит завтра. Летчики двух эскадрилий полка уже участвуют в боях.
Конец ознакомительного фрагмента.
Примечания
1
Примечательно, что в тот же день родился и другой известный ас, третий по немецкому счету, – Отто Киттель. Он также отличался предельной скромностью, был сосредоточен и тактически изощрен, далек от руководства, журналистов и политических игр, отчего, как и Евстигнеев, не досчитался многих побед, не стал первым.
2
Почти всю войну, до февраля 1945 года, по числу личных побед Евстигнеев опережал своего товарища и друга Кожедуба.
3
Случай в советских ВВС исключительный – с 1943 года Героя обычно давали уже за 15 сбитых самолетов противника. Вероятно, свою роль сыграли непростые отношения Евстигнеева с командиром полка Н.И. Ольховским – человеком отважным и добрым, но подверженным известной русской «болезни».
4
ЦАМО СССР, ф. БАШП, оп. 536733, д. 1, л. 10.