Прибыв к девяти утра на Лубянку, Куманин с удивлением узнал, что его вызывает генерал Климов, о котором никто не мог толком сказать, чем он занимается и вообще что это за человек. Ходили слухи, что Климов начинал службу чуть ли не при Абакумове и был офицером спецгруппы, сделав карьеру на том, что мастерски ломал плоскогубцами носы сотрудникам, впавшим в немилость у грозного министра. Но более знающие утверждали, что Климов появился в центральном аппарате КГБ только при Андропове, а до этого работал где-то на юге. Сам Куманин за всю службу видел Климова не более десяти раз и ни разу ему не докладывал. Видел же, главным образом, на торжественных собраниях, где Климов подремывал в президиуме, а Куманин — в зале. Правда, лет пять назад случайно повстречался он с генералом Климовым в коридоре Управления, и тот огорошил его совершенно неожиданным вопросом: «Куманин! Ты почему до сих пор не женился?». Сергей опешил от такого вопроса, покраснел и не знал, что ответить. Генерал милостиво улыбнулся, изрек: «Женись пока молодой. У нашего брата после сорока уже не…» и пошел дальше по коридору. Куманин думал, что все это может означать, уж не звонил ли Климову его отец, недавно допекавший Сергея подобными вопросами — внуков хотел. Но Сергей дал себе слово не жениться до получения звания полковника, да и не тянуло, если честно сказать. Полностью отдавал себя работе, хотя в КГБ холостяцкая жизнь особо не поощрялась. Семья всегда была фактором, уменьшающим вероятность каких-либо взбрыкиваний сотрудников.
Поэтому Куманин с некоторым волнением, но без всякой робости вошел в приемную генерала Климова, как д'Артаньян некогда в приемную Ришелье.
Миловидная прапорщица наклонилась к селектору и проворковала:
— Майор Куманин по вашему вызову, Виктор Иванович, — и, подняв глаза на Куманина, сказала:
— Проходите.
Генерал сидел без пиджака, с развязанным галстуком и читал газету, судя по шрифту и макету, — «Московские новости».
При виде Куманина он жестом предложил ему сесть, но «к руке не допустил», что мысленно отметил Сергей. Когда входишь к какому-нибудь высокому начальству, очень важно, удостоит он тебя рукопожатия или нет.
Хотя Климов С. Куманина рукопожатием не удостоил, но встретил приветливо, снова спросив:
— Ну, что, Сергей, женился? Нет? Правильно! На нашей работе нечего семьями обзаводится. Только вдов плодить, да сирот, — и засмеялся.
Начало было многообещающим. Виктор Иванович спросил, как служба, и, получив такой же стереотипный ответ: «все нормально, товарищ генерал», задал Куманину вопрос:
— Так кто же все-таки царя шлепнул: большевики или евреи?
Куманин смешался:
— Указание же было прямое, товарищ генерал, из ЦК.
— Я не про это спрашиваю, — снова засмеялся Климов, — я хочу знать, что ты сам об этом думаешь?
Конечно, можно отшутиться, сказать, мол, мне, думать не положено, мое дело приказы выполнять, но у каждого младшего офицера есть шестое чувство, безошибочно подсказывающее, когда можно шутить при руководстве, а когда нет. Поэтому он сделал попытку уйти от ответа, прикрывшись длинной и туманной фразой, которой в разных вариантах часто пользовались на заре перестройки и гласности.
— Мне кажется, товарищ генерал, — ответил Куманин, — что некоторые политические силы, рвущиеся к власти, хотят использовать судьбу последних Романовых в своих интересах.
Климов оценил ответ майора.
— Куманин, — сказал он, — вам задан конкретный вопрос: кто убил царя? А вместо ответа вы, кажется, собрались прочесть мне лекцию, наподобие тех, что читаете в «Обществе славянского братства». Так кто же убил нашего царя. Наша партия?
— Царь был расстрелян по решению Уральского областного совета, — ушел в глухую оборону Куманин, — без ведома центра в связи с неизбежностью захвата Екатеринбурга белогвардейцами и невозможности эвакуации Романовых в тыл. Об этой акции екатеринбургские товарищи немедленно сообщили Ленину и Свердлову, которые…
— Сразу видно выпускника МГИМО, — прервал его Климов. — У нас на Ставропольщине в сельскохозяйственном техникуме, где я когда-то учился на ветеринара, историю лучше преподавали. Ладно, продолжай.
— Ввиду того, — неуверенно продолжал Сергей, — что среди екатеринбургских товарищей было много товарищей, т.е. лиц еврейской национальности, возникла историческая гипотеза, что указанные лица наряду с партийными задачами могли решать и свои узконациональные задачи…
— Нет, — снова прервал его Климов, — решительно нельзя позволять оперативным работникам долго общаться с недоумками из ЦК. Это ведет к разжижению мозгов. Если бы подобное вы, Куманин, осмелились нести покойному Юрию Владимировичу, чьим приказом вы приняты к нам на работу, то, уверяю, он бы тут же распорядился отвести вас в подвал и расстрелять. Но почему-то все думают, что я этого приказать не могу. А я могу.
Климов говорил все это с улыбкой, но глаза его становились стеклянными, хотя и оставались лучистыми.
Вместо того, чтобы смертельно испугаться, Куманин разозлился, чего сам не ожидал.
— Я не понимаю, — резко сказал он, — какого ответа вы ждете от меня, товарищ генерал. Люди, убившие семью Романовых, не были поголовно ни евреями, ни большевиками. Но среди них были и евреи, и большевики. — Он помолчал и добавил: — И большевики-евреи.
— Ну, что ты взъерепенился, — миролюбиво проговорил Климов, — шуток не понимаешь. Знаешь, меня сейчас не столько интересует, если говорить серьезно, вопрос, кто и за что убил семью Романовых, сколько совсем другое: где они их похоронили? Ты не знаешь, случайно?
— Так Рябченко же нашел захоронение, — ответил Куманин, — я сам в какой-то газете читал…
— Я бы этому Рябченко, — раздраженно заметил Климов, — яйца оторвал за все его делишки. Аферист!
Генерал протянул Куманину газету, оказавшуюся номером «Московских новостей» от 16 апреля нынешнего года. На последней полосе газеты красовалось изображение черепа со сплошной впадиной вместо рта, как бы вопиющий к небесам. Над фотографией большими синими буквами был набран заголовок: «Обнаружены останки последнего царя!» и чуть ниже подзаголовок: «Вскрыто место захоронения Николая II и его семьи». Под черепом была подпись: «Череп Николая II. Опознан Радием Рябченко, который обнаружил его недалеко от Свердловска».
Затем следовало интервью самого Рябченко, данное им корреспонденту газеты Александру Кабакову. На вопрос корреспондента, может ли он доказать, что найденные им останки действительно принадлежат царю и его семье, а также открыто место их захоронения, бывший полковник милиции ответил: «Я готов предложить найденные мной останки любой комиссии экспертов. Но только, если получу заверение, что они будут похоронены по христианскому обряду. До этого место их захоронения будет оставаться в тайне». На вопрос, что заставило его, полковника милиции, ранее писавшего восхваляющие МВД сценарии, а затем начавшего разоблачать коррупцию в милиции, заняться этой историей, Рябченко пояснил: «Подобная историческая драма — казнь царской семьи без суда — остается очень таинственной», а потом, он всегда этой драмой интересовался. Далее он рассказал, как приехал в 1976 (а не в 1975) году в Свердловск в качестве «популярного милицейского писателя» для встречи с личным составом местных органов милиции, как внезапно понял, что должен побывать в Ипатьевском доме и найти могилу царя. «Меня что-то толкнуло, — сознался он журналисту. — Это был глас свыше…».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});