— Зачем вы искали меня? — голос сломался.
— Как я уже говорил, у меня никого не осталось. Все, что я имею — это память и деньги. Если позволите быть откровенным, я не очень хорошо обошелся с вашим отцом, но понял это, увы, когда оказалось непоправимо поздно.
Не вязался у меня образ Оуэна со злодеем. Впрочем, я была бы совсем не против, если бы он пару раз случайно или не совсем сбил моего папашу воларом. Или натравил на него пустынного мертвоеда. Или… Да много всяких вариантов и ни один не кажется мне достаточным, чтобы усмирить боль и обиду за неприятности и испытания, которые выпали по его вине на долю нашей семьи. Я уже не говорю о том, как гробила себя мама, чтобы прокормить троих детей. В моем мире, где каждая вторая бесплодна, наличие одного ребенка — радость, двоих — невероятная удача, а трое — это чудо. Так вот наша семья — чудо. А папаня начудил и смылся. Чародей аркхов!
— В отношении моего отца непоправимо поздно не бывает. Где бы он ни был, туда ему и дорога, — не удержалась и все же сделала на голодный желудок еще пару глотков вина. В голову действительно дало, потому я с радостью приняла очередную предложенную ягоду в шоколаде.
— Понимаю. С вашей семьей он тоже обошелся весьма дурно…
— Вам и это известно?
К счастью, бокал оказался пуст, а добавить вина самостоятельно я постеснялась. Только это спасло меня от опрометчивого поступка, свойственного всем неуравновешенным девицам — напиваться вдрызг из-за неприятных тем.
— Вижу, эта тема вам неприятна, — нахмурился он, коснувшись худыми пальцами губ.
— Неприятно мне было еще лет пять назад. Сейчас мне глубоко насрать. Уж прошу прощения за полное откровение.
— Для той, кому, как вы выражаетесь, глубоко насрать, вы слишком эмоционально выражаетесь, — он подался вперед и робко улыбнулся. — Александрин, я не хотел обидеть вас или заставить грустить. Мне хочется провести последние дни с вами, чтобы искупить вину перед вашим отцом. Если это вообще возможно.
— Вы верите в искупление? В то, что это необходимо?
— А у меня есть выбор? Мы все рано или поздно приходим к необходимости верить во что-то или в кого-то.
А ведь я совсем недавно, вот буквально вчера в Бога поверила, но делиться этой новостью не спешила…
— Поэтому я искал вас и рад, что нашел. Теперь, когда вы знаете мотивы, что мною движут — вполне эгоистичные, как вы сами понимаете, согласитесь ли быть моей сиделкой все время, что мне отпущено? Вы интересная, умная женщина, очень откровенная и непосредственная. Это подкупает. Мне легко с вами.
— Мне тоже нравится ваша компания, фет Сайонелл…
— Зовите меня по имени.
— Хорошо. Но я при всем желании не могу себе этого позволить. У меня пять работ с плавающим графиком, которым я пытаюсь жонглировать, как тот мужик в цирке. Только иногда еще и ноги подключать приходится, потому что рук на все не хватает…
— У вас недостаток в деньгах, я понимаю, — кивнул он. — Разумеется, ваши услуги будут оплачены должным образом.
Мне ли набивать себе цену? Проводить время в обществе интересного мужчины и получать за это деньги? Разумеется, при этом никакого интима. Даже, если кто-то из нас двоих и захочет, все равно ничего не выйдет, ниже пояса чувствительности у него никакой, да и возраст уже тот, когда состояние не стояния. Вы шутите? От такого грех отказаться! А уж мелочи вроде лечебного массажа, мытья и смены памперсов для меня вообще никакой проблемы не представляют!
— В таком случае… — и тут я вспомнила про балет, про Хартманов, про брата и сестру…
— Есть что-то еще?
— Мы все же должны обсудить график и мои обязанности.
— Александрин, меня устроит любой график. Я бы хотел проводить в вашей компании любое время, которое у вас найдется.
Нахмурилась. Слишком уж неправдоподобно, но что-то внутри меня не позволяло ему отказать. Какая-то необъяснимая симпатия или то, что жить ему осталось недолго? Если уволюсь ради этих десяти дней с других работ, потом долго им замену искать придется. Потом. Мысль о смерти Оуэна неприятно кольнула и все сомнения отступили.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Хорошо. Я согласна.
Только сейчас, когда дала ответ, заметила, как распрямились его морщины и опустились плечи. Он опасался моего отказа. Я — какой-то странный шанс для этого мужчины исправить зло, причиненное человеку, которого я презираю, но который дал мне жизнь. Действительно, судьба удивительна!
— Фет, — заметив наиграно строгое выражение — мимика у него на удивление живая — я поправилась. — Оуэн. А мой отец…
Опустила взгляд на шелковую салфетку, которую расстелила поверх подола своего синтетического сарафанчика в крупный цветок. Стоит ли спрашивать? Хочу ли я узнать ответы? Возможно, лучше просто похоронить прошлое, вместе с его тайными? С другой стороны, передо мной, возможно, единственный человек, который хоть что-то знает. Второго шанса не представится. Не в этой жизни…
— Мой отец, — повторила, собираясь с мыслями.
— Почему он вас оставил?
С облегчением вздохнула и подарила собеседнику взгляд, полный благодарности. Не думала, что будет так тяжело произнести это вслух.
— Вы знаете о своем деде? О родителях Антуана Георга?
— Мне было всего одиннадцать, когда отец нас бросил. Тогда казалось, что вся жизнь впереди. Я не думала ни о прошлом, ни о будущем. Жила беспечно, как у рысокоти под брюшком. Думала всегда так будет — тепло, мягко и безопасно, — откинулась на спинку кресла и глянула на хищную черноту Аклуа Плейз. — Тьма подкралась неожиданно. Когда я начала задавать вопросы, мама уже не хотела давать ответы. Вскоре я перестала интересоваться, а потом ее не стало и… Так что нет. О бабушке и дедушке мне известно лишь то, что ни я, ни Альби, ни Тан им не нужны и знать они нас не желают.
— Альбертина, Астанар и Александрин, — медленно, с присущим пятому дистрикту строгим рычащим акцентом повторил Оуэн Голд. Он знал полные имена нас всех. Должно быть и отца моего знал неплохо. — Ваш отец все время о вас говорил. Все время…
Вновь уставившись в пространство времени, задумчиво протянул собеседник. Затем он закрыл глаза, нахмурил лоб и вернулся ко мне:
— Возможно, вы не знали, но Антуан Георг из семьи великородных. К тому же, чистокровных арийцев.
Подавила желание раскрыть рот, но брови помимо воли поползли наверх. Великородный, да еще из чистокровной расы? В мире, где красный и желтый драконы перетра… эм, кровосмесили все народы и нации, добавив эпикантус почти всем прямоходящим — это, конечно, полный нонсенс! Точнее не так, это непостижимая редкость. Такое тщательно скрывают, чистота этого рода разве что не священна, а уж их силу я себе даже представить боюсь!
— Вы сейчас меня разыгрываете?
— Я бы не посмел. Только не в этом, — негромко произнес мужчина, и я поверила.
— Но… Мы жили довольно скромно. Конечно, у нас было все, но так живет любой искристый. Великородные живут совсем иначе!
— Верно. Потому что ваш отец скрывал свое происхождение. Не пользовался силой, которая выдала бы его с головой.
— Но почему?
— Такова была воля его родителей. Антуан Георг был единственным их сыном. И он предпочел чистоте рода брак со славянкой.
Я накрыла рот ладошкой и обомлела. Столько лет хаяла и ненавидела отца и даже мысли не допускала, что в этой истории мог аркх потоптаться! Единственный наследник чистокровных, великородный и бросил все ради искристой славянки! Тоже, кстати, чистокровной. Как ни крути, но мы с ребятами уже не чистокровные, в нас смешалась арийская и славянская кровь.
— Вижу, об этом вы не знали, — мотнула головой и потянулась к бокалу, но он оказался пуст. Фет Сайонелл наполнил другой мой бокал водой, которую я выпила тремя крупными глотками. — Попросту говоря, ваш отец сбежал. Назвался другим именем, женился на вашей матери и подарил этому миру вас.
— Значит, Дарбелл — не настоящая его фамилия?
— Нет.
Аллевойская — фамилия матери. После того, как отец нас бросил, она посетила департамент данных о населении и сменила наши фамилии на свою девичью.