По форме это несколько тяжеловесно, но суть великолепна.
Двор прибывает в Сен-Жан-де-Люз в мае. Мария Терезия, невеста, приезжает следом. Людовик, к всеобщему удивлению, заявляет, что она ему нравится, несмотря на некоторую полноту и типичные для Габсбургов тяжеловесные черты лица. Ее светлые волосы, голубые глаза и перламутровая белизна кожи испанских инфант не искупают заурядности ее облика. Но она оказывается весьма мила и любезна.
Церемония бракосочетания проводится 9 июня. На Людовике надет черный костюм, украшенный бриллиантами. Платье будущей королевы усыпано золотыми лилиями.
Молодые въезжают в Париж через Тронную площадь, ныне — площадь Нации. По окончании всех установленных обычаем речей кортеж, впереди которого идут 72 мула кардинала, неспешно (весь путь занимает четыре часа) направляется к Лувру.
Всем хочется думать, что отныне в Париже будут царить мир и любовь. Все сердца полны восторженных упований.
Популярность короля в зените. Но величие его пока еще только внешнее, ибо власть находится в руках Мазарини, а присутствие рядом с ним королевы является залогом ее легитимности. Кардинал заставляет Людовика уже с шестнадцати лет присутствовать на заседаниях различных советов и поспешно приобщает его к процессу принятия решений. Он видится с королем каждое утро, чтобы информировать его о государственных делах, в том числе и самых секретных.
Двадцать пятого октября 1660 года Людовик, женатый уже пять месяцев, едет с Марией Терезией в Версаль, чтобы посетить охотничий павильон своего отца Людовика XIII. Возможно, он чувствовал, что это место станет приютом для его любовных увлечений. Но к Марии Терезии это не имеет никакого отношения, ибо брак с ней был заключен из политических соображений и время для любви еще не наступило. Лишь в июле 1661 года его любовницей станет Луиза де Лавальер. Мог ли он уже тогда мечтать об этом?
Местность эта пустынная, лесистая, болотистая, с нездоровым климатом. Но это неуютное уединение приходится по душе монарху. Он вновь приезжает туда с друзьями, и начинается строительство, которое продлится вплоть до его кончины. Версаль так никогда и не был завершен. Поначалу идут лишь скромные работы по украшению маленького дворца из кирпича и камня. Зато создание садов сразу же ведется с размахом под совместным руководством Людовика и Ленотра[42]. Король и садовник единодушны в желании преобразить природу.
Людовик беспрерывно расширяет границы своего владения. Западный партер задуман как уходящая в бесконечную даль перспектива. А южный партер должен возвышаться над апельсиновой рощей (это и будет сделано в окончательном варианте). С 1661 по 1663 год на осуществление этих замыслов уйдет полтора миллиона ливров. На Фонтенбло такая же сумма будет потрачена за 17 лет.
Замечательная команда, строившая для Фуке[43] усадьбу Во-ле-Виконт, на сей раз превосходит саму себя. Лево[44] строит оранжерею, Лебрен[45] разрабатывает планы, Ленотр с головой погружен в свою работу.
В 1664 году празднества, которые своей пышностью повергнут в изумление Европу, начинаются представлением «Забавы волшебного острова», коим Франсуа Блюш посвящает поэтически-взволнованные строки: «…сие празднество, юное, но уже образцовое, эфемерное, но нетленное, рыцарское, но строгое, причудливое, в котором уже проглядывают контуры зарождающегося классицизма, даже по прошествии трех веков всё еще излучает свет».
В подражание «Неистовому Роланду» итальянского поэта XVI века Лудовико Ариосто действие происходит во дворце злой волшебницы Альцины, которая силой своих чар держит в заточении отважного Руджиеро (Роже) и его спутников. Музыку пишет Люлли, Мольер — пьесы. Он ставит «Принцессу Элиды», «Докучных», «Тартюфа» и серию интермедий с балетом, от которых без ума тогдашняя публика. В день торжественного открытия празднеств король изображает паладина Роже.
В течение пяти дней нескончаемой вереницей катятся позолоченные колесницы; в них восседают боги и богини, чьи маскарадные костюмы не могут сделать их неузнаваемыми для шести сотен посвященных, приглашенных на эти празднества.
В сверкающем костюме Роланда из «Неистового Роланда» Ариосто шествует Месье герцог, сын Великого Конде; Белый Грифон — это граф д'Арманьяк и т. д. Луиза де Лавальер тоже здесь, и всем ясно, что всё это празднество устроено в ее честь. Для присутствующей здесь королевы утешением будут дифирамбы и главный приз в лотерее, устроенной ее мужем. И хотя приз достается Марии Терезии, Луиза от этого ничего не теряет.
Балеты и концерты заполняют интервалы между главными представлениями. Среди фантастических декораций кишат чудовища и разные твари, гиганты и карлики, демоны и прочие духи, находящиеся в услужении у волшебницы. На третий день, когда чары уже разрушены и все идет к развязке, гигантский фейерверк обращает в прах замок Альцины. На четвертый день устроена «охота на головы», дабы сеньоры могли показать себя в искусстве владения оружием. Они должны на скаку пронзить одну из голов: Турка, Мавра или Медузы. На следующий день играют «Докучных» — пьесу, написанную Мольером для Фуке и его знаменитого праздника в поместье Во-ле-Виконт 17 августа 1661 года. Людовик был в восторге от пьесы и для этого второго представления, когда Фуке всё еще ожидал приговора, попросил Жана Батиста Поклена[46] добавить к первоначальной версии еще одного «докучного», напоминающего маркиза де Суайекура, страстного охотника. Людовик тростью указал на него Мольеру как на весьма оригинальную личность.
На шестой день дают «Тартюфа», которого Людовик в свое время прочел и оценил, что говорит о нем гораздо больше, чем тысячи прочих поступков, коих требует от короля придворный протокол. Королева-мать и святоши не разделяют его мнения, и их стараниями пьеса в течение трех лет остается под запретом. 13 мая, в последний день праздника, «Брак поневоле» вновь приносит Мольеру успех и почет.
Расположение Людовика XIV к Мольеру и по сей день остается загадкой. Король покровительствовал Мольеру вопреки всему и вся, и их связывали не банальные отношения между оказывающим покровительство и пользующимся оным, а нечто большее. С обеих сторон существовали уважение, восхищение и дружеские чувства. Трудно сказать, что вызывает большее удивление: наличие подобных чувств у гениального критика современного ему общества и человека на все времена или у такого государя, как Людовик XIV. Чувство изначального превосходства, культивируемое совместными усилиями Анны Австрийской и Мазарини, приумноженными действиями Кольбера, дабы вознести Людовика на недосягаемую для прочих смертных высоту, никоим образом не затрагивает его отношений с такими людьми, как Мольер или Люлли, а позже — Расин или Делаланд[47]. Артисты и король чувствуют себя на равных. В наши дни это не кажется безумным, но триста лет назад всё было иначе, ибо в ту пору ремесло актера было объявлено Церковью постыдным.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});