Читать интересную книгу Производственный роман - Петер Эстерхази

А там, у вас, все это время печально собирают дань люди Сапари.

Вжих: в крепость на фуникулере! Насвистывать, беззаботно бродить по тихим крепостным мостовым, прикрыть глаза, чтобы взгляд, не дай Бог, не упал на памятник злодею Хентци. Но в сторону политику; не будем наживать себе неприятности; об этом не стоит много писать, скучно много на эту тему говорить, а размышления об этом вызывают головные боли. Мы с тоской вспоминаем те времена, когда политика и литература варились в одном котле, на одном и том же огне. В те времена политики и писатели были устроены чудесным образом — так сказать, из одного теста, как тогдашние монеты в шесть и двадцать филлеров, и в той, и в другой были медь и серебро, только в одной было больше серебра, а в другой меди… То, что тогда имело вес, сейчас превратилось в бремя. Современное поколение воспоминания лишают способности двигаться. В наши дни бородачей уже не подозревают в сочувствии Кошшуту (1802–1894), их не останавливают на улицах жандармы и не сопровождают в участок (иногда «добры молодцы» Элека Тайса, господина начальника полиции; но ведь у него, бедняги, забот от этого больше, чем у того, кого он приказал сопроводить), смягчились-таки суровые времена: останавливаемся мы сами, витрины же, как было сказано, светятся… То единственное слово, которым гремели перед войсками, сверкая саблей, это единственное слово — «вперед» — сегодня означает всего лишь мирный дорожный сигнал. Флаг былых времен свободно, во все полотнище колышет ветер, грохот ружей былого врага слышится лишь во время охоты. Но теперь его, естественно, никто не боится! В крайнем случае, услышав его, крестьянин-сеятель из Гэдэллэ заметит: король снова «дома».

Нам теперь ничего нельзя упускать, не дай Бог, обстоятельства совместно с собственным нашим головотяпством окончательно выбьют у нас почву из-под ног. Нация опомнилась, ей надоело ловить ускользающее мгновение, чуть только отпустили финансовые морозы, и уже, как грибы после дождя, стали возникать новые товарищества. Народ знает, кто его истинные друзья, даже если не во все времена, но в минуты кризиса всегда. Нация вновь сама себе хозяйка. Высказывайтесь открыто и свободно. Да здравствует общественное мнение!

Нашим промышленникам и предпринимателям пожелаем терпения и ревностных усилий, и тогда со временем они будут вознаграждены за терпение и ревностные усилия.

А каждого жителя нашей родной Венгрии пусть Господь благословит даром солидарности и согласия, ибо лишь это способно вывести нашу любимую родину из хаоса, возникшего за время нашей, благословленной миром, конституционной жизни.

И наконец, пусть Господь посетит сердца тех, кто осуществляет управление нашей страной, пусть они возжелают не только отдать кесарю кесарево, но и народу народово. И да минует нас чаша отступлений, и прекрасная, родная наша Венгрия обретет счастье и возрадуется конституционной свободе!

Да будет так, с благословением Божьим!

(Мы, конечно, на стороне партии. Нас с ней связывают долгие годы. Мы хотим того, что она провозглашает на своем знамени. И есть ли на земле такой венгр, который хочет чего-нибудь другого? Нам нет дела до личностей. Мы будем смотреть лишь на поступки и на их основании судить. Соберемся же под единым знаменем; прошло время шуток и легкомыслия, участие в оппозиции было достойным занятием лишь при австрийцах; сегодня мир сильно изменился, и пусть сегодня достойным для каждого занятием будет добросовестное выполнение того, к чему обязывает гражданская профессия: преподаватель пусть преподает, производственник руководит делами, адвокат защищает права, судья принимает справедливые решения, и никто пусть не вмешивается в дела другого.

Стоимость подписки на 1/4 года 1 форинт 50, на 1/2 года 3 форинта. Просим вас как можно раньше обновлять подписку, дабы избегать задержек при рассылке)

Вместе с солнечным лучом мы возвращаемся в коридор. Солнечный свет широкими полосами пробивается сквозь большие стекла, шаловливо танцует на толстом сером ковре, нет-нет да и продернет то тут, то там золотую ленточку сквозь клубящееся в высоте облако дыма. Веселая здесь раньше была жизнь. (Когда народ еще не так устал от конституции.) Было меньше тщеславия и больше душевности. Когда-то между левой и правой частью коридора была большая разница. «Тигр» (оппозиционер) ни за что на свете не пошел бы в противоположный конец коридора потому что его сразу же стали бы подозревать в диссидентстве, да и мамелюк (депутат, принадлежащий к правительственной партии) тоже крайне редко появлялся в лагере левых, только если его вынуждала к этому «красная комната». (Поскольку красная комната, где министры складывают свои цилиндры и пальто, где поспешно дают аудиенции и совещаются, расположена в левой части коридора.)

Люди уже не умеют ни сердиться, ни радоваться, как раньше, они ни теплые, ни холодные, внутри даже друзья — враги, снаружи даже враги — друзья; мало того, здесь в дружелюбных клубах дыма, под нежный говор, даже эти лохматые, растрепанные типы, журналисты, которые вообще-то представляют здесь общественное мнение, даже они собираются в кучку пошептаться о своем. Проходящий мимо Чернатони говорит им: правильно, правильно! Будьте друг с другом поласковей, потому что никто больше с вами ласков не будет!

То здесь, то там слышится веселый смех. Радостные возгласы доносятся и из буфета. Это либо Дьюла Одескалки, либо Алджи. А вот катится папаша Гёндеч. А ну-ка бросим взгляд на его руки: если надето большое кольцо с брильянтом, значит, будет выступать. Даже среди первоклассных ораторов градация проходит очень строгая: грошовую сигарету можно выбросить и ради Хорански, Иштоци заслуживает сигары «Cabanos», Грюнвальд — «Cuba», сколько раз я видел недокуренную из-за Силадьи «Britanica», ради Аппоньи, Тисы и выдающегося романиста Йокаи могут примять великолепно дымящуюся «Regalitas», но оратора, равного по силе «Bock», еще не рождала наша эпоха. Вон там Мор Йокаи коротает время с оппозицией. Вам хорошо, вы всегда ложитесь с чистой совестью; если внесли дельное предложение, то потому, что придумали что-то дельное, если бестолковое, то потому, что из этого все равно ничего не выйдет.

Денеш Пазманди принес с собой необыкновенную антикварную штуку, палку, всю испещренную диковинными закорючками! Отец Пульски осматривает ее с видом знатока. Это бамбук! Нет, это шафран, отвечает хозяин. Да-да, действительно шафран, отступает Пульски, а вот резьба здесь индусская. Нет, это китайские иероглифы! В это время к ним подходит Пал Хойтси и спрашивает: что это вы делаете, дядя Фери? Да вот, определил этим, откуда палка, с чувством превосходства говорит старик.

А над узкими, обтянутыми бархатом сиденьями пауки соткали паутину по своему вкусу от самого потолка. За работой одного такого паука любил с восхищением наблюдать натуралист Янош Пацолаи, и когда однажды слуге удалось его оттуда смести шваброй, был большой скандал: как господин посмел трогать этого паука? Паука Пацолаи! И как мне теперь объяснять Пацолаи, куда он девался?

Признаю, улыбается Аппоньи, оба названия — Единая оппозиция и Умеренная оппозиция — явно ошибочными, и не только потому, что они бесцветны, но и потому, что они отражают не принцип и направление, а одну лишь ситуацию. Серьезная партия по своей природе не может быть правящей или оппозиционной, а может быть то одной, то другой, в зависимости от того, реализует ли правительство ее принципы.

Присутствующие, разбившись на небольшие группки или по двое, располагаются в углах одного из залов. Тот, кто подсел сюда в полном неведении, через час будет осведомлен обо всем, что произошло в театрах, конторах, клубах, редакциях, будуарах и «Синей кошке». Но былому воодушевлению, веселью и искренности, о которых повествуют древние депутаты, наступил конец: от них ничего не осталось, кроме «панибратства». Но какое это сейчас пустое и бездушное слово! Эх, нынешний век, этот жестокий нынешний век! Все разваливается на кусочки. Становится как улица Коронахерцег в полдень, на которой каждый бывает, но не каждого нужно замечать. Формируются крошечные кружки, которые держатся вместе и считают, что других не существует. Отдельно собираются благородные господа и отдельно — армия разночинцев, строя наивные иллюзии относительно правового государства.

Бывшие приверженцы националистической партии с трогательной нежностью жмутся друг к другу, как утята под предводительством наседки в курином лагере. Старая гвардия мамелюков обменивается искренним словом лишь между собой — предварительно оглядевшись, Еще никогда так много стариков вместе не видели! Но по вечерам, бывало, стоял такой кашель, что своих слов невозможно было расслышать. Эх-х! Нынешнее поколение думает, что всегда так было. А сколько раз мы заходили в тупик! С какой осторожностью приходилось поддерживать хорошие отношения между королем и народом, особенно вначале, когда все было еще зыбким, как студень, так сказать. Да, нужна большая осторожность до тех пор, пока все не затвердеет, как камень! Нынешнее поколение уже не знает об этом и не может ощутить благодарность к этим мужам за неусыпное бдение над судьбами страны, за дальновидную осторожность, к тем, кто, стоя на хрупком, кажущемся экспериментом фундаменте, затрагивал общественные вопросы.