Читать интересную книгу Когда цветут реки - Лев Рубинштейн

Дисциплина в армии была строгая. Всякого, кто не сдаст в общее хранилище золото, серебро и ценные вещи, казнили публично. Командиры были выборные, но их приказания выполнялись беспрекословно.

Часто эти колонны встречали на пути обезлюдевшие усадьбы, а навстречу им выходил целый отряд крестьян, которые тут же рубили себе косы кинжалами. И на костер падали помещичьи и монастырские грамоты, арендные и долговые расписки.

Такова была армия Тайпин Тяньго — Небесного Государства Великого Благоденствия.

К этой армии присоединились Ваны. Им велели выучить молитвы, совершили нечто вроде обряда крещения, привили оспу, отделили мужчин от женщин, разбили на взводы и пятки и выдали оружие.

И они пошли с армией на север. Армия долго осаждала столицу Хунани, город Чанша, потом двинулась на Иочжоу, где был захвачен старинный склад оружия. Там нашлось много сабель, копий и секир. Но самое главное были пушки.

До тех пор у тайпинов пушек было мало. Это были либо самодельные орудия, отлитые горнорабочими из Гуанси, либо орудия, захваченные в боях у противника. Теперь из старых пушек, которые когда-то стреляли по маньчжурским завоевателям, были составлены целые батареи.

Это были пушки, отлитые искусными руками китайских мастеров. Каждая из них носила какое-нибудь поэтическое название: «Огненный дракон», «Богатырь из Луншана», «Ваза цветов могущества». Теперь тайпинам стали не страшны крепостные стены, за которыми отсиживались солдаты цинского императора.

Городок Иочжоу лежит, на одном из рукавов озера Дунтин, а через это озеро протекает один из рукавов Янцзы. Теперь уже не было нужды шагать по дорогам: из Иочжоу армия отплыла на джонках. Большой флот развернул свои паруса, и озеро покрылось яркими пятнами, как будто цветами лотоса. Пушки погрузили на суда — и вот в конце декабря 1852 года тайпинская армия вышла на Янцзы и взяла Ханьян и Ханькоу.

«Сын моря! Великая река! Река Небесного Государства!»

Прежняя идея тайпинов — превратить южную провинцию Хунань «в свой дом» — была оставлена. Все провинции на Янцзы волновались и ждали освобождения. Пламя восстания разливалось по реке.

А в это же время по дорогам Хунани шли и другие отряды.

Воины из этих отрядов были одеты в черные куртки, обшитые красной каймой. На груди и спине у них красовались белые круги с иероглифами. На перевязях висели деревянные коробки с патронами. Шляпы на них были тоже соломенные, но маленькие. Из-под каждой шляпы свисала длинная коса, перевязанная шнурками. Они несли с собой зонтики, веера, трубки для опиума и массу пестрых флагов. Сзади плелась длинная вереница носильщиков, которые тащили на бамбуковых коромыслах припасы и водку, на плечах — тяжелые кремневые ружья, большие мечи и картечницы. Отряды эти передвигались беспорядочно и суматошно. Многие солдаты, устав от жары и насекомых, ложились подремать в кусты. К вечеру они догоняли свой отряд.

Деревня их обычно встречала гробовой тишиной. Крестьяне, услышав о приближении солдат, прятались по лесам и болотам. Если удавалось поймать какого-нибудь несчастного, то после короткого допроса ему здесь же отрубали голову.

Деревню грабили и затем поджигали с двух сторон. Эти воины не щадили ни полей, ни каналов. Все разрушалось, посевы уничтожались, водяные помпы ломались, скот угонялся. Страна становилась безлюдной.

Это были солдаты «господина десяти тысяч лет», маньчжурского императора Сянь Фына. Были они не маньчжуры, а китайцы, навербованные китайскими помещиками. Этих солдат в народе прозвали «хунаньскими молодчиками». Они шли подавлять восстание, но терпели одно поражение за другим.

Командовал ими китаец Цзэн Го-фань, крупный помещик и сановник министерства церемоний. И хотя дела его армии, состоявшей из помещичьих сынков, богатых крестьян, миньтуаней и бродяг, были в то время очень плохи, а сам он, помощник министра и командующий, постоянно носил с собой флакончик с ядом на случай, если бы попал в руки тайпинов, — все же Цзэн Го-фань не терял надежды на то, что со временем ему удастся одолеть восставших крестьян и получить почетную желтую куртку, павлинье перо и право въезжать верхом в пекинский «запретный город». О большем китайцу в маньчжурском государстве и мечтать не приходилось. Армия его кралась за тайпинскими колоннами, как стая шакалов за отрядом охотников. Но, как говорят древние мудрецы, «путешествие в тысячу ли начинается с одного шага». Впоследствии Цзэн Го-фань добился всего, чего желал.

Тринадцатилетний Линь стоял на корме джонки с копьем в руках и тщательно следил за тем, чтобы никто не проходил с правого берега реки на левый, не имея установленного пропуска.

Костры горели на левом берегу, и временами Линю казалось, что зажглись сами воды Янцзы и дробящееся в них пламя плавно несется по течению.

Вокруг костра собралось несколько человек. Здесь был Ван Ян, вооруженный большим, тяжелым мечом и секирой. Много дней прошло с тех пор, как жена его оплакивала свой последний котел в Долине Долгих Удовольствий. На застывшем, словно сведенном судорогой лице Ван Яна появились проблески новой жизни. Он еще не привык к тому, что он больше не подневольный крестьянин, и иной раз мрачнел и вздыхал, когда вспоминал о рисовых полях своей родины, о тихих могилах предков и о шумящей в теснинах реке. Здесь, в Ухани, река не шумела. Она текла широко, величественно и спокойно, отражая в себе огни, блеск оружия и движущиеся точки фонарей. И она стремилась на восток, в края, про которые говорили, что там живет счастье.

— Всем будет земля, — уверенно сказал командир пятка, пожилой крестьянин из западного Хубэя, по имени Дэн Сюэ-сян, — и у кого большая семья, тому дадут больше, а у кого маленькая, тому меньше, по справедливости.

— А я вот вовсе не земледелец, — отозвался богатырь Чжоу Цзун-до, «нападающий на врага воин», — я кузнец, а земли у меня было всего один огород, и жена продавала тыквы на рынке. Только работы не стало, а как проживешь на одни тыквы? У меня трое детей.

— Землю получишь на пятерых, — подтвердил Дэн. — А если захочешь работать кузнецом, то тебя припишут к двадцати пяти семьям и у тебя всегда будет работа. В Небесном Государстве не будет голодных.

— Как повелят небесный отец и небесный старший брат!. — протяжно прибавил Го Шэн-тао.

Го был когда-то носильщиком паланкинов, а потом ушел на юг и стал горнорабочим. Из всего взвода, в котором находились Ваны, он был самый образованный (он знал даже сотни две письменных знаков), но и самый нескладный. Голова у него была как котел, а брови так высоко подняты, что лицо всегда казалось удивленным. Он был религиозен и, даже сражаясь, пел молитвы. Остальные воины в пятке не очень-то понимали разницу между небесным отцом и братом и молитвы считали чем-то вроде заклинаний против пуль врага.

— А если будет засуха или наводнение? — спросил Ван Ян.

— Тогда дадут еду из общественного амбара, — пояснил Дэн. — Говорю тебе, что голодных больше не будет никогда!

— Кто же будет работать, — усомнился Ван Ян, — если каждому дадут еду? Разведутся лентяи…

— Ленивых будут строго наказывать. Небесный царь справедлив, но суров. Ты это знаешь.

Да, Ван Ян это знал. Не раньше как утром этого же дня были казнены на площади шесть человек за то, что утаили серебро.

Ван Ян вздохнул и посмотрел, как пляшут огоньки костров в воде.

— Где же дадут нам землю?

— Может быть, на востоке? — предположил бывший кузнец.

— Раньше надо отобрать эту землю у маньчжурских чертей, — сказал Го, — раньше надо взять Нанкин. Нам помогут силы неба.

— До Нанкина далеко, — заметил Ван Ян, — и пойдем ли мы в Нанкин?

— Мы не пойдем в Нанкин, — твердо сказал Дэн, — мы пойдем на север, в Пекин, и стащим маньчжурскую лисицу с ее трона.

Гэ затряс головой, и засверкал глазами.

— На севере реки мелки, пищи мало. Если враги насядут, то никуда не уйдешь. Нанкин же — город с высокими стенами и глубокими рвами, народ там богат, и припасов на всех хватит. Так сказал мне один старый лодочник из Хунани.

— Так нельзя, — упорствовал Дэн, — мы не можем успокоиться, пока маньчжурская лисица жива. Я хочу своими руками отрубить ей голову!

— Он прав, — раздался голос из темноты.

К костру подошел человек с рассеченной щекой. Бывший грузчик теперь был одет в шелковую куртку. Он был выбран командиром взвода — «лянсыма» — и наконец открыл свое подлинное имя. Его звали Лю Юнь-фу.

— Мы возьмем Учан и пойдем на север, — продолжал он. — Пока мы не взяли столицу Поднебесной, мы не можем успокоиться. Я так думаю.

— А так ли думают генералы? — проворчал Го.

Лю сердито на него посмотрел.

— Этой весной, — сказал он, — нас, небесных воинов, позвали цари в свою высокую ставку в Юнъане и велели идти на Янцзы, поднимать народ в деревнях. Кроме меня, там было еще шесть человек — все бывшие лодочники и грузчики. И мы удостоились видеть самого Небесного Царя. Он сказал, что не будет счастья в этой стране, пока император дьяволов сидит на своем троне, а его прихвостни угнетают народ. Таковы были его священные слова. С этими словами я, переодетый в обыкновенное деревенское платье, прибыл тайно в Долину Долгих Удовольствий. За мной гнались маньчжурские солдаты и соглядатаи. Губернатор провинции обещал сорок лян за голову «человека с рассеченной щекой». Но я вывел деревенских людей на путь тайпинов. Какие же могут быть сомнения!