Нджала и Артур, в некотором удивлении наблюдавшие за Смитом, одновременно обернулись и обнаружили Эрминтрюду.
– Эрминтрюда, цветок мой, – сказал Нджала, – что ты здесь делаешь?
– Извини, – промялмила та, безуспешно борясь с зевотой, – не знала, что у тебя компания.
– Забери её отсюда, Артур. И не пускай.
Артур взял её за руку и повёл. Она последовала за ним, как сомнабула.
Смит, мужчина и без того роста немалого, почувствовал себя ещё более длинным и нелепым, стоя перед Нджалой, продолжающим сидеть. Он торопливо сел.
– Как бы то ни было, – продолжал Нджала, как ни в чём не бывало, – отель набит полицейскими, и я не вижу, почему должен чувствовать себя в большей безопасности в каком-нибудь обшарпанном особняке, находящемся непонятно где.
– Во-первых, так мы сможем надёжно изолировать вас.
– Вот как раз этого я и опасаюсь.
– Я имею в виду в плане безопасности. Это просто необходимо…
– Прошу прощения, мистер Смит, но нет, нет и нет. Хотите охранять меня – охраняйте. Здесь, в добром старом Лондоне.
Эбботт тоже встал рано. Выглянул наружу. Наблюдение за квартирой продолжалось. Другими людьми, на другой машине (дневная смена, предположил он).
Он прикинул, что через пару дней наблюдение снимут или изрядно ослабят, так что действовать можно будет без особых проблем.
Он составил небольшой список лучших отелей Лондона, выписал их номера, потом позавтракал с Джоан, вежливо прислушиваясь к её сбивчивой болтовне. Про офисные дела и интрижки (она работала в статистическом отделе страховой компании). Про то, что цены растут, пенни там, пенни здесь, и даже не замечаешь, а потом…
Эбботт отвечал на автомате, большую часть сказанного пропуская мимо ушей. Привычки, выработанные за годы брака, восстанавливались быстро.
Джоан болтала без умолку, скорее от навязчивого страха перед паузами, которых боялась и ненавидела. Молчание казалось ей чёрной пустотой, где чувства задыхаются от недостатка слов. Она знала, что чувства обычно убивает именно избыток слов, но предпочитала комфортабельный самообман.
Он обратил внимание, что она старательно уложила волосы, сделала макияж и надела пеньюар, соблазнительно облегающий её округлости. Это показывало, в каком она отчаянии. К завтраку она всегда выходила в полном беспорядке. Ему вдруг стало жалко её.
– Хорошо выглядишь, – сказал он,– на самом деле.
Ошибка. Жалость – опасное чувство.
Поток жалоб оборвался. Она уставилась на него.
– Господи…Если бы только знал, как мне одиноко в этом проклятом доме!
– Но у тебя…наверное есть друзья.
Неосторожное утверждение, но ему требовалось отвлечь её.
– Друзья? – она издала нечто, очевидно означавшее смешок, – мои подружки, бывшие подружки, все повыскакивали замуж и мне не доверяют. Бог знает почему, они все решили, что я – угроза их чёртовому браку. Какой-то викторианский пережиток. Слышал наверное: разведённым не место в честном доме и в королевской ложе Эскота. Так что теперь всё моё общество – две сумасшедшие старые девы, и от одной из них разит луком. Мы вместе ходим в театр и на выставки, потом пьём чай и говорим об искусстве. Потом я возвращаюсь домой и напиваюсь. Это о подружках. Рассказать о мужчинах? Обрати внимание, я говорю не о друзьях, потому что просто друзьями мужчины быть не умеют, понимаешь? Для них мы всегда что-то временное. Ну да, конечно, они влюбляются и всё такое, но отношение всё равно где-то между пустым местом и мелкой неприятностью. Сегодня есть, завтра нет. Может они и правы. Может быть нас и надо держать где-нибудь в тёмном подвале и извлекать только для размножения?
Она замолчала. Закурила. Повертела в руках погасшую спичку.
– Прости. Ты сам спрашивал.
Её, когда-то ясный ум пребывал теперь в полном раздрае. Эбботту хотелось помочь, но он не мог дать ей единственное, в чём она по-настоящему нуждалась – его любовь.
Джоан сломала наконец спичку:
– Мне надо одеваться и идти на работу. Хочешь что-нибудь?
– Можешь одолжить денег? – вернуться к делам насущным было большим облегчением.
– У меня при себе всего-то фунтов десять.
– Для начала сойдёт.
– А сколько тебе понадобится?
– Не уверен. Но двух сотен хватит за глаза.
– Двести фунтов? Зачем столько?
– В основном, отель.
– А остаться у меня?
Он покачал головой.
– Им может взбрести в голову обыскать квартиру ещё раз. Маловероятно, но возможно.
Она расстроилась.
– Джоан, милая, не собираюсь оставаться я тут больше дня или двух. Забрать только кое-что из одежды и достать денег.
Она протянула ему десять фунтов.
– В перерыве зайду в банк, – тут ей пришло в голову: – А почему ты не сходишь в банк к себе?
Он объяснил.
– Но я дам тебе письмо к своему агенту. У него моя доверенность.
– Хорошо, – узнав, что он не остаётся, она поскучнела, – я вернусь поздно.
У самой двери она обернулась:
– Со мной теперь куда легче, чем раньше.
Ещё один симптом отчаяния. Что можно было ей сказать? Неправда, что неправда – всегда неправда. Иногда неправда – единственный выход. А иногда – ещё и самый милосердный.
– Когда я разберусь с делами, мы поговорим об этом.
Он ответил на незаданный вопрос, повисший в воздухе. Да и в любом случае, требовалась помощь Джоан, а такая ложь удовлетворила её. Она посветлела лицом, улыбнулась и пошла одеваться.
О'кэй, у неё не слишком много шансов узнать правду. Разве что всё пойдёт не так, как он себе представляет.
8.
К девяти, после отчаянного отчёта Смита, уговаривать Нджалу отправились Контролер и министр.
Контролер повторил доводы Смита, напирая на ненадёжность отеля и необходимость переезда в безопасное место.
– Это на самом деле необходимо, Ваше Превосходительство. Если даже министр Её Величества считает, что ситуация требует его присутствия…
Нджала поднял ладонь:
– Джентльмены, я польщён вашей заботой, – тонкая улыбка, – если конечно это не часть сговора, с целью спустить цены на нефть.
Улыбка Контролера получилась несколько принуждённой:
– Занятно, Ваше Превосходительство, весьма занятно.
– Однако же, мистер Смит не преуспел, не преуспели и вы. Кто будет следующим? Премьер-министр? Или даже сама королева?
– В таком случае, – ответил министр, – я буду вынужден настаивать на необходимости следовать нашим рекоммендациям.
Лёд в его голосе был строго дозирован.
– Наставайте, сколько вашей душе угодно, министр, но я здесь, здесь и останусь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});