почти весь обошли.
— Что-то вроде явочной квартиры?
— Я тоже так подумал, только вот чья? С того самого дня за ней наблюдают наши люди, но никто там не появлялся.
— Думаю, сегодня-завтра появятся. У тебя там опытные люди наблюдают, их не обнаружат?
— Да как сказать… В общем-то, я им такой цели не ставил… Сидят двое в машине, через три часа меняю.
— Убери их вообще. И срочно.
— В чём дело? Давай выкладывай.
— Хочешь взять Жадного Чака?
В отличие от почти правды, которую преподнёс копам Мидлтауна, Вильямсу сообщаю правду полную. Он шебуршит указательным пальцем в правом ухе.
— Бывают проблемы со слухом, — объясняет он. — Отрубается на несколько секунд, а дальше всё нормально. Сейчас вот, например, совсем не слышал, что ты, оказывается, нарушил подписку о невыезде. А всё остальное — хорошо. Съездил ты плодотворно и полезно, что и говорить. Но идеи пока не уловил: конечно, хочу взять Чака! Кстати, она и здесь тебе соврала: у нас на него столько, что на десятерых хватит. Ладно, давай свою идею.
Излагаю свой план. Сказать, что Вильямс ошарашен — ничего не сказать. Он просто смят и уничтожен.
— Ведь мог бы догадаться, — признаёт он. — В общем-то, всё говорит за то, что ты прав. Жадного Чака никто не видел уже три года, а дела его идут. И вроде бы как он сам по-прежнему всем заправляет. Значит, пойдёшь ты?
— Это лучший вариант. Они ведь считают, что я в каталажке в Мидлтауне, и на этот раз мне не отвертеться: убийство совершено из моего револьвера, взяли меня неподалёку от дома, плюс у меня есть мотив для убийства — из Мидлтауна уже делали запрос по поводу меня в ваше управление. Ну, а о моём алиби этой парочке неизвестно. Так что психологически это будет сильный удар. Должно сработать.
— Но без оружия к ним соваться опасно…
— Что у тебя бывают проблемы со слухом, уже знаю. А со зрением как?
Я распахиваю левую полу пиджака и демонстрирую рукоятку пистолета, торчащую из кобуры.
— Чистый, — поясняю я, — а откуда он — тебе лучше не знать.
— Зачем мне знать то, чего я не видел? Надеюсь, что это действительно чисто, и ты знаешь, что делаешь. Во сколько начнём? Твой план — руководи.
— Очень осторожно отправь туда техников: пусть установят скрытую камеру в той комнате, где в прошлый раз мы беседовали с Дзанутти. Она у них вроде гостиной, так что не сомневаюсь, что застану их именно там. Только пусть сначала кто-то опытный проверит, действительно ли в доме пока ещё никого нет. Думаю, что наши друзья придут в дом, когда уже стемнеет. Значит, я отправлюсь туда часов в шесть. Как только услышу, что они вошли, пришлю тебе пустую эсэмэску — сразу же оцепляй дом. А как только выведаю от неё всё, что нужно, позвоню. Можешь не особо торопиться, потому как в это время буду держать их под дулом пистолета. А если по какой-то причине не буду, тоже нет смысла торопиться: их всё равно возьмёшь, только вот мне уже помочь не сможешь.
— А почему бы тебе просто не взять с собой моих людей?
— Нельзя. Убеждён, что она сразу же их почувствует. Да и Генри весьма не прост. Нет, в доме я должен быть один.
— Ну, смотри, как знаешь. Тогда до вечера!
Мы обмениваемся рукопожатием, и я уезжаю. Но по дороге мне приходит в голову ещё одна идея, и я еду к Стиву, чтобы по его базе проверить некоторые вновь открывшиеся детали. Его данные подтверждают, что в своих предположениях я прав.
Наконец, отправляюсь в свой офис. Может, придёт кто-то из клиентов, что было бы весьма кстати, а то ведь уже третий день отрабатываю эти несчастные восемьсот долларов, и вечерняя операция мне тоже никаких дивидендов не принесёт, только может обеспечить мою дальнейшую безопасность. Что, правда, уже немало. Без этого вряд ли получится заработать хотя бы следующие восемьсот долларов.
Хорошо бы нанять секретаршу, чтобы принимала клиентов в моё отсутствие, но при таких доходах это дело весьма отдалённого будущего. Остаётся надеяться, что кто-нибудь наговорил что-то на автоответчик. Или оставил письмо на столике в прихожей.
Открываю дверь и смотрю на столик, но там только приготовленные чистые листы бумаги и ручка. Остаётся надежда на автоответчик.
Со вздохом отпираю дверь в офис и настораживаюсь: всегда запираю на два оборота, а сейчас закрыто на один. Выхватываю пистолет, распахиваю дверь и обрабатываю стволом комнату. Никого. Однако уже с порога чувствую запах знакомых духов, а дверь в ванную слегка приоткрыта, хотя я всегда её плотно закрываю. И я тут же понимаю, в чём причина: чтобы можно было легко распахнуть. Держа пистолет наготове, вхожу и говорю:
— Выходите, Милдред! Я здесь!
Вместо неё первым вполне может выскочить её дружок, поэтому сажусь на диван под прикрытием стеллажа и держу дверь на прицеле. Но тут сзади распахивается дверь одёжного шкафа, и я получаю сильный удар по затылку, очевидно, рукояткой пистолета.
«А ведь в этот раз я её почти догнал», — с сожалением успеваю подумать, прежде чем свалиться в черноту.
На этот раз меня не приводят в чувство ударом в челюсть, выплываю из небытия самостоятельно.
— Не понимаю, почему бы его просто сразу же не шлёпнуть, — слышу недовольный голос Генри. — С того дня, как мы с ним связались, у нас одни неприятности. У меня глушитель, давай я прикончу его и уходим.
— Не говори ерунды. Нам обязательно нужно от него узнать, что о нас известно в полиции. От этого зависит, придётся ли куда-то срываться или можно спокойно продолжать работать здесь.
— Так это он нам и сказал!
— А мне и не нужно, чтобы он сообщал это впрямую. Достаточно только поговорить и с ним, и всё станет ясно. Пойди, запри входную дверь, там есть щеколда.
Слышу, что он выходит и возится со щеколдой. Открываю глаза: сижу на диване, на руках наручники. Передо мной лицо Милдред.
— Привет, Мэтт! — говорит она без тени смущения или досады, а вполне даже дружелюбно.
— Привет и тебе, Жадный Чак! — отзываюсь я.
Входит Генри и настороженно поглядывает на нас обоих. Пистолет у него действительно с глушителем.
— Ага, значит, вычислил? А не скажешь, когда?
— Не всё ли равно? Да и какой смысл мне об этом говорить: вы же собрались меня прикончить, и любая моя с вами откровенность ничего не изменит.
— Ну, а почему бы просто не удовлетворить любопытство женщины? Бескорыстно. Мэтт, мне и в