Читать интересную книгу Тайна Овального кабинета - Николай Чергинец

После паузы Сара продолжила:

— Ты спрашиваешь у меня, что делать? Я думаю — отбросить мысль об отставке и стоять до конца. Во-вторых, ты должен помнить, что в нашей стране самый главный Президент — это доллар. Поэтому ты должен заставить всех своих богатых друзей, всех, кто обогатился благодаря твоей поддержке, раскошелиться и дать деньги, причем большие деньги, чтобы откупиться, заплатить всем этим сучкам за их молчание. Самый лучший замок — это деньги, заплати этой толстогубой минетчице Левин за то, чтобы она не сговорилась с Люси Бриттон и не лезла в этот судебный процесс. Во время следствия и суда, если он будет, она должна отрицать свою связь с тобой… Мне противно говорить с тобой на эту тему, но иного выхода у меня нет. Речь идет об имидже Президента и судьбе нашей страны. Поэтому личное я оставляю на втором плане.

— Спасибо!! — прочувственно произнес Джон, поднялся с кресла и направился к дверям, но неожиданно остановился на середине комнаты и спросил: — Как мне поступить с дочерью?

— Когда возвратится, я поговорю с ней, а затем вдвоем с тобой подумаем, как успокоить ее и оградить от этой всей грязи.

— Спасибо, — еще раз произнес Макоули и вышел за дверь.

Вечер уже взял свое. Яркие фонари разгоняли темноту, и поляна у дома, подъезды были освещены, хорошо были видны фигуры охранников, число которых на подступах к дому Президента после его выхода из дверей сразу же возросло в несколько раз.

Макоули неожиданно увидел дочь. Анджела появилась из темноты и сейчас направлялась к нему. Чуть растерянный, со смешенным чувством надежды и сомнений, Макоули остановился. Сделать вид, что он не видел дочь, и пойти, словно прогуливаясь, в сторону было уже поздно. Оставалось одно — встретиться. А что потом делать? Действовать по обстановке.

Анджела приблизилась к нему:

— Хэлло, папа! Я так давно тебя не видела. Как ты?

Эти слова вселили в Макоули уверенность и даже принесли облегчение.

— Добрый вечер, дорогая. Ты ведь сама знаешь, как я. — Он вдруг шагнул ей навстречу, и они обнялись.

В этот момент, почувствовав тепло родной дочери, крепко обхватившей его руками, которые говорили о главном, — она его любит, как и прежде, Макоули чуть не расплакался. Своим жестом дочь подтвердила главное — она по-прежнему любит отца!

Он обнял ее за плечи, и они вместе пошли по дорожке в сторону от дома.

— Да, дорогая, мне сейчас нелегко. Обстановка в мире накалена, политическая ситуация в стране непредсказуема, да и грязи выливается на меня моими политическими оппонентами бочками.

— Да, папа, я это знаю…

— Ты у меня взрослая, и сейчас мне легче тебе объяснить кое-что… Вполне достаточно ловко использовать десятую часть процента, похожего на правду, и можно остальные девяносто девять с лишним процентов лжи примешивать. И человеку, обливаемому этой грязью, трудно отмыться. В жизни, дочь, у меня было все, в том числе и ошибки. Но все, что сейчас обрушивают на меня — подлая клевета, направленная на то, чтобы я уступил кресло Президента другому. Апологетам этой провокации совершенно до лампочки авторитет страны, нашего народа. Для них главное — власть, и за ценой они не постоят.

— Папа, а как же тогда наши идеалы, которые мы проповедуем всему миру? В конце концов, есть в нашем государстве такое право, как право личности?

— Плевать они хотели на эти идеалы, когда речь идет о власти. Да, Америка действительно много сделала для укрепления власти, но, увы, можно смело сказать, что права личности у нас защищены, но беззащитна сама личность. В этом я убедился, к сожалению, только сейчас.

И Макоули с большой теплотой подумал: «Какая у меня дочь умница! Она даже не задает вопросы о конкретных фактах… Это потому, что она верит мне. А может, уже начала понимать, что мужчина иногда может быть не верен своей жене?.. Значит, она понимает, что я никогда не изменю своей стране!»

Анджела вдруг остановилась, сняла руку Макоули с плеча и как-то просто, казалось, по-матерински, спросила:

— Папа, чем и как тебе помочь?

У Джона перехватило дыхание. Он почувствовал: еще один такой вопрос и он разревется, как ребенок. Он молча обнял ее, свою родную кровинушку, дорогую и единственную дочь, и с минуту, молча застыв, молчал. Собравшись с духом, произнес:

Спасибо тебе, родная! Ты мне уже помогла. Поверь, видя твою поддержку и понимание, я справлюсь с этим злом! Я просто обязан справиться…

Глава 9

Элизабет Богарт и ее адвокат Барбара Декарт были только вдвоем. Они уединились в небольшой, но уютной квартире Барбары и устроились на мягких и удобных креслах, куда Элизабет взобралась с ногами, и вот уже второй час вели серьезный разговор. Они еще и еще раз анализировали ситуацию, просчитывая все свои действия. Элизабет подчеркнула:

— Ты, конечно, понимаешь, чем мы рискуем, начав это предприятие. Как только близкому окружению Президента станет о нас известно, нам надо готовиться к любым их действиям…

— Я это понимаю, Лиз, и хочу тебе сообщить, что они уже знают о нашем фонде и о нас с тобой.

— Вот как! И что же им известно?

— Им известно, что мы заключили контракты с некоторыми бывшими подругами Президента. Позавчера к нам на фирму приходили двое из налоговой службы. Интересовались финансовыми документами.

— Ну, в этом у нас все в порядке.

— По-моему, они тоже в этом убедились. Они пытались выяснить у наших девочек, что из себя представляем я и ты.

— Но мы же с тобой это предвидели.

— Конечно. И мы готовы к бою!!

— Ну вот и прекрасно. Давай перейдем к этой толстушке Левин. Что удалось выяснить о ней?

— Как ты того и хотела, я изучила ее биографию. При этом я старалась собрать всю информацию об этой мадам.

— Ну и что она из себя представляет? Из какой семьи? Кто родители?

Элизабет устроилась поудобнее, приготовившись слушать рассказ.

Барбара не спеша, стараясь не пропустить ни одной детали, начала свое повествование:

— Жизнь отца Моники — доктора Бернарда Левина типична для многих американцев. Он выходец из бедной еврейской семьи, которая бежала от фашистов из Германии и нашла спасение в Штатах. Его характеризуют как старательного и упорного человека. Когда он учился в школе медицины, то имел только высокие оценки и все время получал стипендию. Начал свою практику в должности врача общего профиля в Сан-Франциско. При этом не ленился постоянно работать над собой, интересовался специальной литературой и новинками. Достаточно скоро Бернард Левин переехал в Лос-Анджелес, где стал работать ведущим специалистом-онкологом и получать чуть менее сорока тысяч долларов в месяц. Приобрел дом за полтора миллиона в самом модном районе. К своим детям — Монике и ее младшему брату Майклу — относился строго. Во время семейных обедов Бернард никому не разрешал вставать из-за стола раньше, чем это сделает он.

Мать Моники — Мария Левин — относилась к детям совершенно иначе. Она сама любила выпендриться среди людей. Носила умопомрачительную прическу, крикливо одевалась. Когда Монике исполнилось десять лет, мать заставляла ее сидеть на диете с целью сохранить хорошую фигуру, разрешала ребенку пользоваться косметикой и смотреть сексуально-порнографические телесериалы. Мать любила жить с шиком. Ездила на самой дорогой марке «мерседеса», летала в самолетах только по высшему классу, работать не хотела. Мария, не получившая необходимого воспитания и образования, не обладала тактом, что и не позволило ей войти на равных в местное высшее общество. Соседи всегда говорили о Марии, что круг ее интересов — это гардероб, «мерседес», прическа и макияж. Чтобы как-то возвыситься, Мария Левин опубликовала книгу о любовных историях известных оперных певцов.

Моника училась хорошо, как и требовали родители, считалась послушной и тихой девочкой. Когда ей исполнилось четырнадцать лет, родители неожиданно развелись. Это сильно ударило по Монике. Несмотря на то, что родители часто ссорились между собой, Моника считала, что причина развода — это мать, хотя родители чаще всего ссорились не только из-за больших трат и бессмысленных покупок, но и из-за жесткого отношения отца к детям.

После развода отец Моники продал роскошный особняк и переехал в небольшой, довольно скромный дом в соседнем городе Брентвуде. Мария, забрав детей и получая от мужа ежемесячно по шесть тысяч долларов, стала жить в другом домике. После всего случившегося Моника получила еще большую свободу и сразу же начала крутить роман со своим учителем, который вскоре понял, что любвеобильная ученица запросто доведет его до беды, и начал избегать ее.

— И что, Моника устроила скандал? — спросила Элизабет.

— Нет. Она поступила изощреннее. Моника завела роман с родным братом учителя. И как результат — братья не разговаривают и не общаются между собой до сего времени.