Великороссийских свежих сил не приходило в Канев; напротив/
из Канева отзывались великороссийские начальные люди. Эти
последние, прибывши в Москву, жаловались, что царские ратные
люди, будучи на государевой службе в малороссийских городах, изнурены, голодны и безодежны, и царь по этому поводу, грамотою от 12 ноября, сделал Бруховецкому замечание. Гетман
отвечал, что он целый год употреблял на содержание царских ратных
все доходы, получаемые платою с мельниц. <Меня оболгали пред
вашим величеством>, - выражался он: - <ратные бегут со
службы не от какой-нибудь нужды или скудости, а от того, что заберут
вперед царское жалованье и хлебные запасы, продадут и бегут, не желая служить, а пришедши к себе домой, скудостью и
нуждою вины свои покрывают>. Бруховецкий решительно отказывался
доставлять ратным одежду, оттого, что <Украина бедна и разорена
неприятельским мечом и долгим стоянием войск, собранных
против неприятеля>, в этом гетман ссылался на всех воевод, знавших
положение края. И от своих воевод московское правительство
получало неутешительные вести о состоянии духа своих ратных
людей, о,скудости денежной казны, о трудности добывать запасы.
Несмотря на то, из Москвы присылались гетману воинственные
указы <воевать польские города огнем и мечом>. На такие указы
гетман только и мог отвечать, что рад бы <вседушно чинить по
царскому указу, только войска к нему не присылают>. Тем не
44
менее не только просимого гетманом войска гетману не
присылали, напротив, требовали от самого гетмана, чтоб он приехал в
Москву видеть царские очи. <Мне> - писал гетман - <и подумать
нельзя ехать теперь; это значило бы добровольно отдать Украину
ляхам в руки>. Гетман жаловался как на медленность воевод, которые должны были приводить великороссийские войска в
Малороссию, так и на тех воевод, которые пребывали постоянно в
малороссийских городах, на черниговского, нежинского и
киевского. Московское правительство на просьбы гетмана о
медленности присылки ратных сил обещало прислать их по зимнему
пути, а насчет воевод, помещенных в малороссийских городах, отвечало, что вперед вмешиваться в дела, до них не касающиеся, им не велено.
Бруховецкий не мог посылать помощи восстанцам, получая
из Москвы одни неисполнявшиеся обещания, но дело восстания
народа против поляков не прекращалось, а с* января 1665 года
стало идти успешнее. В северских краях под Кричевом и под
Гомлем одержана была победа над поляками стародубским
полковником Лыском Остренином. В Умани полковником стал
бывший прежде в Брацлаве полковником Иван Сербии. Он застал в
Умани междоусобие, усмирил его, отбил нападавших на Умань
поляков и потом, выступивши из Умани, взял Бабаны1, Косенов-
ку2, Кисляк3,Торговицу4, захваченную поляками после ухода из
нее Серка. Много боев имел он тогда с поляками и враждебными
козаками, много взял врагов в плен и с торжеством воротился в
Умань. Успехи Сербина пробудили дух поспольства в соседних
городках, только что покорившихся полякам. В числе их .были
Лисенка, от которой Семен Высочан отбил Чарнецкого, и Стави-
ще, стоившее полякам таких долгих усилий. Чарнецкий не ожидал
дерзости от жителей последнего, он расположил было свое войско
по городам и селам и отправил послов на сейм с просьбою об
уплате жалованья войску, а сам, после неудачи покушения на
Лисянку, прибыл в Белую-Церковь; вдруг там услышал он, что
ставищане прогнали от себя польский гарнизон. Сперва
Чарнецкий отправил туда Маховского с его полком и с козаками Тетери.
Ставищане встретили их с оружием. Маховский в бою потерял
до двухсот человек и убежал. Тогда Чарнецкий поспешно
двинулся сам. Козаки и поспольство в Ставище еще не отдохнули
от победы над Маховским, как явился перед ними Чарнецкий.
Он вошел беспрепятственно в город и потребовал выдачи зачин-
1 Ныне с. Уманск. уезда, Киев, губ., при р. Бабанке.
2 Село Уманск. уезда, при р. Сибанке.
3 Село Уманск. уезда, Киев, губ., при р. Тикаче, ныне Кислик.
4 Мест. Уманск. уезда, Киев, губ., при р. Синюхе.
45
щиков нового восстания. Хотели было ставищане защищаться, но
уже было для них поздно. Поляки сразу взяли над ним верх.
Чарнецкий приказал всех жителей перебить, а город их со всеми
жилищами сжечь до тла, чтоб не оставалось более гнезда мятежа,4
как говорили поляки. За Отавищами такая же участь постигла
Боярку1: и там жолнеры перерезали все поспольство, не
пощадивши и малых детей. Товарищ Чарнецкого, воевода русский Яб-
лоновский, взял Кисляк, разбил там какого-то Вдовиченка, но в
Кисляке поляки поступили человечнее; по крайней мере они
оставили в живых с женами и детьми тех из них, которые, видя
сразу невозможность бороться, поддались полякам.
Зверская расправа Чарнецкого над Ставищем и Бояркою, вместо того, чтобы страхом расположить народ к’ покорности, только
более побуждала поспольство правобережной Украины отрезаться
от возможности терпеть власть поляков над собою. Из Корсуна, Черкас, Белой-Церкви и других городков и сел православные
люди <нестерпимаго ради гонения лядского многими десятками семей
выезжали из своей родины, переправлялись через Днепр и
просили себе новоселья, изъявляя желание быть в подданстве у
православного государя>.
Чарнецкий, после недавних свирепств своих, отправился в
Польшу на предстоящий сейм. Ему было уже 66 лет от роду. Его
давно уже беспокоила’ какая-то болезнь, но он все преодолевал
себя. Вдруг эта болезнь начала развиваться быстро. День ото дня
силы его упадали. Приятели советовали ему спешить в Варшаву, чтоб там посоветоваться с учеными врачами. Он на пути заехал
в свое имение Иленцы, пробыл’ там недолго и пустился далее в
путь; на дороге встречает его курьер от короля; он вез Чарнецкому
диплом на чин польного коронного гетмана, Прочитав королевское
письмо, Чарнецкий сказал окружавшим его: <всегда я того
ожидал, что король даст мне булаву уже в то время, когда я воевать
не буду в состоянии; если Богу угодно будет продлить мою жизнь
и дать здоровье, я покажу королю благодарность за его ко мне
милость; если же придется умереть - по крайней мере на моем
надгробном памятнике напишут, что я был гетман>. Приближаясь
к городу Дубно, он почувствовал крайний упадок сил и в деревне
Соколовке приказал внести себя в крестьянскую хату, какая
первая на глаза ему попалась. Там он исповедовался у своего
духовника иезуита Домбровского, ездившего с ним постоянно, а
через ночь’ утром причастился св. тайн и скончался. Поляки
возносят этого человека, как своего национального героя, но
польские источники, к чести своей, не скрывают и темных сторон
его характера. Это был чрезвычайно свирепый, бессердечный и
* Мест. Звенигор. уезда, Киев, губ., у р. Гнилого-Тикача.
46
злой человек. Нельзя забыть его ужасной расправы над жителями
Подолии и Украины в 1653 и 1654 годах, когда он своею дикою
солдатчиною карал несчастный народ за стремление освободиться
от панского ярма: то же повторил он и в последний год своей
жизни. Чарнецкий всегда высказывал особенную злобу к русскому
народу, ненавидел и презирал русское духовенство и вообще
православную религию, с неудержимым изуверством отнимал у
церквей колокола и приказывал переливать их на пушки, чтоб теми
пушками истреблять непокорных <схизматиков>, грабил и отдавал
на поругание православные храмы, а-все ценное из них вывозил
к себе в Иленцы. Во всем-был он черствый эгоист; свои
подчиненные не любили его, а только боялись: да и сам он заботился
более о том, чтоб наводить страх своею строгостью, чем о том, чтобы возбудить в подчиненных любовь к себе. Не только не
старался он, чтоб жолнеры были сыты, одеты и получали вовремя
свое жалованье; напротив, он старался держать их в недостатке
и лишениях и говорил: истощенный -и голодный жолнер лучше
подчиняется команде, чем тот, у которого всего вдоволь. Таков
был, по отзывам современников, человек, впоследствии
,прославленный польским потомством, уважавшим его военный талант и
важные услуги, оказанные им Речи-Посполитой в критические
минуты ее истории.
В Украине смерть Чарнецкого оживила дух восстания. Иван