Саммер сердито посмотрела на Джеймса, когда тот принялся весело насвистывать.
– Перестаньте же!
– Вам что, не нравится мелодия?
– Мне кажется, что веселье здесь неуместно.
– Почему? Неужели вы никогда не видели цветка, растущего в нагромождении камней? Ему безразлично, что его окружает. Красоту ничто не затмит.
– Как поэтично.
Саммер переложила саквояж из одной руки в другую, не обратив внимания на предложение Джеймса помочь. То, что она оказалась у него в долгу, уже неприятно, и ей не хотелось вновь оказаться доверчивой дурочкой.
– А что, позвольте спросить, заставляет вас думать, будто это будет красиво? – поинтересовалась Саммер, когда Джеймс засвистел снова. – Что это за мелодия?
– «Песнь леди Каслрей». Это шотландская песня. Она вам нравится?
– Красивая.
– Просто красивая? Полагаю, вы предпочитаете американские песни.
Саммер почувствовала, что поступает невежливо, пытаясь уколоть Джеймса, ведь он взялся помочь ей. Но он был настолько высокомерен, дерзок и самоуверен, что девушка не могла удержаться:
– Вы знаете «Привет, Колумбия!»?
– А как насчет «Девушки из табора»?
– Но ведь это не американская песня, – хотела было возразить Саммер, но Джеймс начал петь, и она в ужасе уставилась на него. – Перестаньте! О Господи, что вы делаете!
Приложив руку к груди, Джеймс отвесил преувеличенно низкий поклон и, конечно, не избежал любопытных взглядов прохожих. Не обращая на них внимания, он продолжал громко распевать:
– ...Он уехал с цыганко-о-ой! Ла-те-до, ла-те-до-да-дей, ла-те-до-ла-те-дей. Он насвистывал и пел, пока зеленый лес не запел в ответ, и завоевал сердце девушки-и-и...
Саммер, у которой щеки пылали ярким румянцем от стыда, попыталась отойти в сторону, но Джеймс схватил ее за запястье. Девушка начала вырываться, но длинные красивые пальцы ее спутника сжались еще сильнее, а черная бровь дерзко приподнялась.
– Перестаньте, ненормальный! – прошипела Саммер, продолжая вырываться. Ей казалось, что даже ее глаза начали пылать от стыда, и она постаралась не обращать внимания на прохожих, остановившихся послушать. – Вы что, с ума сошли?
Но Джеймс, преисполненный веселого безразличия, не обращал на нее никакого внимания, что заставило Саммер внутренне содрогнуться. Как он мог выставить на посмешище себя и ее?
Кто-то начал подыгрывать Джеймсу на губной гармонике, и тот, вместо того чтобы замолчать, принялся петь еще громче.
– О, оседлайте моего черного коня, потому что гнедой не так быстр. О, оседлайте мне коня, чтобы я смог найти свою возлюбленную...
– Перестаньте! – простонала Саммер в напрасной мольбе, но Джеймс крепко держал ее запястья. В его глазах заплясали веселые искорки, по мере того как толпа зевак увеличивалась. Несколько хорошо одетых горожан были настолько любезны, что бросили монеты, и они со звоном упали на камни у их ног. Тут же свора маленьких оборванцев метнулась, чтобы подобрать деньги.
Саммер крепко прижимала саквояж к груди, все еще пытаясь вырваться. Одна монетка ударила ее по плечу, и девушка яростно дернула головой.
– Вы устроили балаган! – гневно выпалила она.
К этому времени толпа плотно сомкнулась вокруг них, и в глазах Саммер промелькнул страх. Очевидно, ее страх затронул и щеголеватое самодовольство Джеймса, потому что он поймал одной рукой блестящую монету и на мгновение перестал петь.
Повернувшись к слушателям, Джеймс отвесил вежливый поклон и притянул Саммер к себе, не давая ей улизнуть.
– Огромное спасибо за признание моего таланта, – обратился он к улыбающимся людям, стоящим вокруг плотным кольцом. – Этого более чем достаточно для двух одиноких душ, затерявшихся в таком большом и величественном городе... – Джеймс согнул руку, чтобы плотнее прижать к себе Саммер, которая по-прежнему безуспешно пыталась вырваться.
– Вы напыщенный идиот! – огрызнулась она. Для нее несколько монет вовсе не стоили подобного унижения.
Губы Джеймса изогнулись в улыбке – похоже, его забавляло смущение девушки. Еще одна монета со звоном ударилась о мостовую, и он, грациозно наклонившись, поднял ее и бросил одетому в лохмотья старику, все еще играющему на губной гармонике. Осклабившись, нищий подхватил монету в грязный кулак и растворился в толпе.
– Мне продолжить, красавица? – спросил Джеймс. – Мы могли бы заработать неплохие деньги, если бы вы ко мне присоединились.
– Сумасшедший!
Джеймс протянул руку и показал Саммер тускло мерцающую горсть монет.
– Здесь по меньшей мере шесть пенсов, красавица, и если я попою еще немного, то заработаю полкроны или даже больше...
– Мне все равно!
Горло Саммер сдавило от унижения. Она видела вокруг улыбающиеся лица людей, которых явно забавляло ее замешательство. Неужели эти люди настолько соскучились по развлечениям, что могли веселиться, наблюдая за подобной сценой?
Вероятно, так оно и было. Какая-то девушка, оказавшаяся смелее остальных, подошла настолько близко, что Саммер ощутила запах ее давно не мытого тела.
– Эй, красавчик, – томно протянула девица, – бросай ты свою бабу и пойдем со мной. Уж я тебе спою! – Она рассмеялась, увидев выражение лица Саммер, и похотливо добавила: – Идем, идем, красавчик. Клянусь, со мной ты запоешь совсем другую песню.
Джеймс ухмыльнулся:
– Я, конечно, весьма польщен, дорогуша, но, боюсь, не смогу воспользоваться твоим любезным приглашением.
Он вздрогнул, почувствовав, как Саммер больно наступила ему на ногу.
– Как видишь, я уже обещал сегодняшний вечер вот этой ревнивице... ой!
Джеймс ловко увернулся от еще одного удара по голени и, обхватив Саммер за талию, слегка приподнял ее над землей.
– В следующий раз, если будешь договариваться с ней о свидании, не забудь надеть доспехи! – выкрикнул кто-то из толпы.
Когда Джеймс поволок за собой по улице яростно отбивающуюся девушку, вслед им еще долго раздавался веселый смех.
– Прекратите, милочка, – наконец проворчал он. – Иначе я весь покроюсь синяками.
– Я... я с удовольствием придушила бы вас!
– Да что такого плохого я сделал? – удивленно спросил Джеймс. Он остановился у тенистого переулка и резко поставил девушку на землю. – Мы просто немного повеселились, а вы ведете себя так, словно я совершил преступление.
Саммер на мгновение лишилась дара речи. Повеселились? Как он мог веселиться, когда у них не было ни денег, ни ночлега в этом прожорливом городе? Веселье никак не соответствовало ее настроению. В жизни Саммер давно уже не было места веселью, и она даже не помнила, как это – радоваться. Ее жизнь была наполнена ожиданиями. Сначала она ждала, пока пройдет время, а потом чего-то – или кого-то, – что избавит ее от скучного существования. Но никогда, даже в самых ужасных снах, она не представляла, что пение на улицах Лондона можно считать развлечением.