Прошло несколько лет. До меня доходили слухи об успехах одноклассника. По правде сказать, меня это мало волновало — школа осталась далеко позади. Институт, новые увлечения, безумные романы, недолгое замужество — все способствовало изгнанию из памяти любившего меня человека. Родители только вздыхали, правда, весьма громко, по поводу несостоявшейся любви и неродившихся внуков. Мое легкомыслие повергало их в состояние глубокого уныния.
«И в кого ты такая?» — вопрошал меня папашка, воздевая руки к небу. Мама лишь скорбно молчала. На долгих десять лет я благополучно забыла о школе, об одноклассниках, о Славке. Теперь судьба заставляет меня расплачиваться за ошибки молодости.
Тихо грустя, я достала визитку, полученную мною накануне гибели школьного товарища. Служебные телефоны мало меня интересовали. Гораздо больший интерес вызвали номера, записанные Славкой на оборотной стороне карточки.
«Надо позвонить, выразить соболезнование и заодно узнать, когда похороны», — решила я. Прислушавшись к себе и не обнаружив присутствия внутреннего голоса, я дрожащей рукой набрала номер.
— Алле, — прокричал в трубку звонкий детский голос.
И вот тут силы покинули меня, я бросила трубку и разрыдалась. Слезы текли рекой по щекам, глухие всхлипы вырывались из груди, а в мозгу жарким пламенем горела мысль:
«Прости, маленький!»
Хлопнула входная дверь — это вернулся главный снабженец. Я быстренько вытерла слезы, не могла же я предстать перед подчиненным слабой женщиной, глубоко вздохнула и пошла разбирать сумки с провизией.
— Ты чего накупил, нечистая сила, а? Где картошка, масло, хлеб? Кто будет есть твои рыбные палочки, дурья башка? А котлеты из бумаги? Даже мой котик, умница, не ест это вторсырье, — ознакомившись с содержимым пакета, я пришла в состояние дикой ярости. — Ты даже сигарет не купил. Как выходить за тебя замуж, скажи, пожалуйста?
Ромка опешил:
— Женька, ты собралась за меня замуж?
Я опомнилась.
— Не бери в голову. Это я не подумавши ляпнула.
— Нет, подожди, тут надо разобраться.
— Нечего разбираться, надо твоей утробе ненасытной обед готовить. Сейчас пожарю тебе эти вот палочки, и кушайте на здоровье, господин хороший.
Роман вышел и через минуту вернулся, неся в руках еще один пакет, в котором лежали продукты точно по моему списку. Я устыдилась и потупила глазки.
— Ромочка, тебе картошку пожарить или сварить? Как ты любишь?
— Лучше бы ты замуж за меня вышла, — пробормотал обиженный сосед.
— Я обещаю подумать над этим сразу после окончания расследования, — сказала я, — Ром, а как ты думаешь, может, не надо ничего отдавать орангутангу? Меня же все равно не будет дома.
— А кто сказал, что нужно что-то отдавать?
— Ты же и сказал, — напомнила я.
— Так это когда было! Сейчас у нас планы переменились. Вот пообедаем и пойдем потихоньку в фотосалон, а оттуда — к моему дружку прямым ходом. Ты, Жень, много-то не разговаривай, а готовь чего-нибудь, — распорядился Ромка.
— Ты, конечно, думать пойдешь.
— Нет, я уже подумал, спасибо. Лучше я картошку почищу, — вздохнул он и принялся за дело.
Обед прошел в полном молчании. Я знала, что мой визави прием пищи считал делом почти священным, требующим полнейшей сосредоточенности и глубокого погружения, поэтому в процессе еды он не забивал голову мыслями. Когда тарелки были опустошены, глаза Романа постепенно стали приобретать осмысленное выражение, а на лице появилась довольная улыбка:
— Ну, пора в дорогу собираться.
— Хоть бы спасибо сказал, Гаргантюа, — обиделась я.
— Спасибо, конечно, только я тоже не на диване валялся.
Справедливость была восстановлена, когда Ромка почти добровольно остался на кухне мыть посуду, а я отправилась собирать вещи. Вскоре мы выходили из подъезда. К моему великому изумлению, первое, что я увидела, была машина Ковалева.
— Ромка, смотри, машина.
— А я думал, паровоз, — рассмеялся сосед.
— Это Славкина машина.
— Здорово! Еще бы ключи — и цены бы ей не было.
— Ключи у меня дома, на столике в прихожей. Только почему я вчера ее не видела? — удивилась я.
— Элементарно, Ватсон. Вчера ты ее просто не заметила по причине своего, — Роман задумался, подбирая подходящие слова, — нарушенного душевного равновесия.
Тут он был прав на все сто. Душевное равновесие мое оставляло желать лучшего.
— Ты что же, собираешься разъезжать на этой машине? У нас нет ни документов, ни доверенности, ни...
— Мадам, вы забыли, где я работаю! — выпятил грудь новоявленный Деточкин, — кстати, а откуда у тебя ключи?
— Славка, когда приехал, бросил их на столик, и они свалились в мой сапог. А когда меня арестовывали, я их не отдала — забыла про них совсем, не до того было.
— Вот видишь. Благодаря твоему сумеречному состоянию мы теперь с колесами.
— Ты меня еще психом назови. Вот теперь я еще и угонщица, — сникла я.
— Ничего подобного. Машина в угон не заявлена, значит, можем смело ею пользоваться. Пойми, Жень, в раскрытии преступления что главное? — тоном наставника спросил Алексеев.
— Ум.
— Ум, конечно, играет важную роль, но главное — оперативность. А без машины какая оперативность? Так что дуй за ключами, я тебя здесь подожду. Как бы не угнали, — обеспокоился вдруг Роман и принялся охранять машину, демонстрируя полнейшую неприступность.
Я уныло поплелась обратно. Встретил меня орущий дурным голосом Моська.
— Маленький мой, — подхватила я на руки толстенького котика, — твоя глупая хозяйка совсем про тебя забыла. Хорошо, что вернулась.
Предстояло еще одно дело: придумать сказку для родителей. Ничего более оригинального, чем командировка на Колыму, сочинить не удалось. Быстренько переговорив с отцом, я выбежала из квартиры, прижимая к груди вопящего кота.