Читать интересную книгу Последнее дело «ВАЛЕТОВ» - Александр Прилепский

— И шустовской графинчик подай, — весело потребовал Малинин, успевший прочитать в "Московском листке" фельетон друга о скандале в "Салошке". — Мы их сравнивать будем.

Оба заливисто рассмеялись.

— Не извольте беспокоиться. Для таких уважаемых гостей у нас всегда только натуральные продукты-с, — заверил Кузьма, который, как и вся грамотная трактирная прислуга, любил и постоянно читал пастуховскую газету…

— Кстати о барышнях, — аппетитно похрустывая огурчиком, после третьей рюмки сказал Малинин — В поезде имел удовольствие…

— Прямо в поезде? — Лавровский сделал изумлённое лицо. — Ну, ты и хват!

Снова дружный хохот.

— В поезде я имел удовольствие познакомиться с одной дамой, — продолжал Малинин.

— Хорошенькая?

— Не то слово — красавица. Так вот, Лёша, всю дорогу она расспрашивала меня о тебе. Восхищалась просто! Какой мужчина, римский гладиатор, Геркулес, такая восхитительная мускулатура. Интересно, где это она тебя рассмотреть так подробно успела? Не иначе, как в бане… В общем, пришлось мне пообещать привести тебя к ней в гости.

— Самое время нам сейчас по гостям ходить, — смущенно проворчал Алексей. — Мошенников найти не можем и, что обидно, никаких путных мыслей в голове нет.

— А у меня появилась одна, — уже совсем другим голосом сказал Сергей. — Ты о "Клубе червонных валетов" слышал?

— Это которые дом генерал-губернатора английскому лорду продали?

— Сплетни. Но на их счету и без того достаточно разных афёр.

… "Клубом червонных валетов" называлась шайка аферистов восемь лет действовавшая в Москве, Петербурге, Нижнем Новгороде, Тамбове и Туле. Она совершила 56 различных преступлений. Чего только не было на её счету! Присвоение чужого имущества, посредством выманивания; составление подложных документов и введение в обман; кражи; грабежи; убийство.

Мошенники вовлекли молодого двадцатилетнего московского купца Клавдия Еремеева, получившего богатое наследство, в пьянство и разгул. Допившись до «белой горячки», не соображая, что делает, он выдал «друзьям» долговые обязательства почти на 60 тысяч рублей. Конеторговец Николай Попов продал одному из "валетов" восемь отличных рысаков, взяв за них вексель на 15 тысяч. Ему и в голову не приходило, что денежное обязательство молодого человека, принятого в лучших московских домах, ничем не обеспечено.

Много шума наделала, так называемая, "история с пустыми сундуками". На железнодорожных товарных станциях сдавались для отправки в другие города сундуки и ящики, набитые разным хламом. Хитрость заключалась в том, что задекларирован этот груз был как "пушной товар" или "готовое парижское бельё". Расписки грузоперевозчиков, являющиеся, согласно действующему законодательству, ценными бумагами, закладывали в ссудные кассы.

Не угомонились мошенники, даже очутившись за решёткой. В Бутырской тюрьме они наладили изготовление и сбыт крупных банковских билетов. Оставшиеся на воле "валеты" покупали сторублёвые билеты Волжско-Камского или Московского купеческого банков, а сидевшие в Бутырке ловко переделывали их в пятитысячные.

Успехам аферистов во многом способствовало и то, что в их компании был однофамилец московского генерал-губернатора Всеволод Долгоруков. Обещания замолвить слово перед всемогущим дядюшкой, посодействовать в решении любых вопросов притягивали людей как магнит.

По самым скромным подсчетам с 1867 по 1875 год мошенники «заработали» более трехсот тысяч рублей.

Не останавливалась шайка и перед самыми решительными мерами. Один из её членов, отставной коллежский советник Слабышенский, служивший ранее по сыскной части, приревновал свою любовницу к более молодому «валету» и пригрозил донести на всех. Через несколько дней он был убит.

Владимир Андреевич Долгоруков, узнав о проделках "червонных валетов", рассвирепел.

— Изловить и посадить! — приказал он. — Незамедлительно!

Вот только после этого и начали ловить преступную шайку. Изловили, хоть и не так быстро, как требовал генерал-губернатор. В феврале 1877 года на скамье подсудимых оказалось почти пятьдесят человек. Кого среди них не было: богатый помещик и скромный банковский служащий, отпрыск известнейшей московской купеческой фамилии и иркутская мещанка, отставной павлоградский гусар и поездная воровка, нотариус и карточный шулер…

— А вот их атамана Павла Карловича Шпейера поймать так и не смогли, — рассказывал Малинин. — Исчез без следа.

Алексей о многом услышал впервые. Он поинтересовался у Сергея:

— А ты откуда обо всём знаешь?

— Во-первых, Лёша, я читал судебный отчет, а во-вторых, рассказывал Плевако, который, будет тебе известно, защищал на том процессе нескольких обвиняемых.

— Извини, отвлёк я тебя. Ты о Шпейере говорил.

— Шпейер, Лёша, это талант. Он сумел собрать и объединить вокруг себя таких разных людей. Между прочим, был у него и свой человек в полиции — квартальный надзиратель Швиндт. На мелочи, в отличие от некоторых своих компаньонов, никогда не разменивался. Если уж он хотел, кого облапошить, то подыскивал фигуру посолиднее — с десятками тысяч рублей, как купчик Еремеев или наилучшей конюшней, вроде барышника Попова. Кстати, Шпейер очень любил менять личину — поэтому, всегда, брил усы и бороду. Представлялся то немецким профессором, то чиновником из Петербурга…

— Подожди, подожди… Так ты хочешь сказать, что…

— Да. Очень похоже, что твой "Щебнев" и Шпейер это один и тот же человек.

Подумав минуту-другую, Алексей согласился:

— Похоже, всё сходится. То он купец, то судейский, то гусар. Агентом Департамента полиции представился. А в хороводе у них кого только нет — сцепщики, бирочники…

— А главное, Лёша, жоржи. Такую шпану как Игнат Евсеев так величать не станут. Да и Гехта с Михаем тоже. Жорж это мошенник высокого класса.

К столу подошёл извозчик Семён Гирин. Радостно улыбаясь, он сообщил:

— А я, кажись, их нашёл.

— Их? — спросил Лавровский. — Это кого же?

— Обоих!

На Лубянке Гирина встретили доброжелательно. И дело не в протекции городового, строго-настрого приказавшего новичка не обижать. Среди извозчиков оказалось несколько страстных любителей бегов. Они частенько встречали Семёна возле ипподрома, видели, как запросто говорит он с билетёрами, другими служителями бегового общества и, даже, с некоторыми наездниками. Почему бы и не взять такого нужного человека в свою компанию?

— Место у нас бойкое, нечета твоему Брестскому вокзалу, — просвещал Гирина Василий Калугин, цыганистого вида верзила с длинными, почти до колен, руками. Все лубянские извозчики признавали его за своего старшего. — Седоки здесь всё больше люди солидные. Да ты сам посуди. У "Арсентьича" кто собирается? Купечество.

"Арсентьичем" москвичи называли трактир Михаила Арсентьевича Арсеньтева в Большом Черкасском переулке. Заведение это, действительно, пользовалось большой любовью у купцов. Очень уж хороши были здесь горячая ветчина и белуга с хреном и красным хлебным уксусом. Эту немудрёную закуску многие предпочитали любым заморским разносолам, всяким омарам с устрицами. Под неё и рюмку хорошей водки велись деловые разговоры и заключались миллионные сделки о купле-продаже хлопка, сахара, пшеницы. Обмывать их ехали к "Яру". Извозчики, на долю которых выпадали такие поездки, в накладе не оставались.

— Или взять Мясницкие нумера, — продолжал наставлять новичка Калугин. — Проживают там купцы приезжие, которые свой товар в столицу привезли, перекупщики богатые. Эти, для нашего брата извозчика, то же седоки выгодные. Цельный день по городу носятся, как угорелые. По магазинам, да амбарам, а иной услышит, что в Подольске или Серпухове цены лучше, так и туда его везёшь.

— А мне иногородние аршинники не нравятся, — возразил Семён. — Жадные больно, за копейку удавятся.

— Не все, мил человек, не все. Вон Коська Жданов, — Калугин ткнул пальцем в сторону неказистого мужичонки лет пятидесяти. — Недели две подряд возил он купчину из самарских. Рад радёшенек остался. Мне, говорит, Иван Васильевич, каждый день красненькую давал.

Сердце Гирина радостно ёкнуло. Похоже, он нашёл именно того, кого искал — извозчика, возившего постояльца Мясницких меблированных комнат, значившегося по документам Иваном Васильевичем Щебневым. Сообразив, что нащупал у Калугина слабинку — склонность перемывать косточки седокам — Семён решил попытать удачу ещё раз.

— А по мне, лучше всего везти гусара какого-нибудь или улана. Они денег не считают, — мечтательно улыбаясь, сказал он. — Да и судейские господа щедрые.

— Насчёт судейских не скажу — не возил. А гусары… Ну, их к лешему. С ними только свяжись, никаких денег не захочешь.

— Да, что так?

— Брат мой меньшой, Санька, вёз одного такого дён десять назад. Приехали, значить, пожалуйте, как договаривались, три рубля. А тот достал револьверт огромадный и говорит: "Опасаюсь, найдёт тебя муж моей полюбовницы и выпытает, где ты меня высадил. Придётся застрелить".