Виктор поднял брови.
– Как это понимать?
– Твоя жажда знаний будет угрожать тебе, – пояснила ведьма. – Получишь много ответов, но тебе этого будет мало. Ты захочешь большего. Но только когда захочешь, – она выдержала паузу и сильно сжала Виктору ладонь, – не ходи дальше. Остановись.
На это Виктор не нашелся, что ответить.
Ночь упала на избушку траурной вуалью. Сразу похолодало, ветер протяжно застонал в ветвях сосен, будто жалуясь на вечный холод и одиночество. Виктору подумалось, что он уже давным-давно не видел солнца. И тоска по дому заскреблась под ребрами.
Сколько он еще пробудет в пути? И увидит ли вообще дом?
Виктор долго не мог уснуть, прислушиваясь к потрескиванию стен и тихим ночным шорохам. Прошедшую ночь он старался не вспоминать, но картины расколотого черепа Линды и вздувающейся пузырями жижи еще долго мучили его.
Потом он заснул.
Проснулся оттого, что почувствовал тяжесть с одной стороны кровати. Кто-то опустился рядом с ним и мягко взял за выпростанную из-под пледа руку.
Виктор взвился, сбрасывая остатки сна. Но это был не болотник и не домовой, а Нанна, что сидела, поджав ноги, и ласково улыбалась в темноте.
– Что тебе надо? – сердито спросил Виктор.
– Не бойся, – ее голос был нежным и ласковым, как журчание родника. – Хочу с тобой поговорить.
– Не хочу я ни о чем говорить! – за злостью Виктор скрывал свой испуг. В темноте русоволосая ведьма напомнила ему ту, что приходила прошлой ночью к Яну – юную девушку с распущенными волосами.
– Я хочу тебя предупредить, – Нанна снова взяла его за руку. – Я не могла сказать этого, пока рядом находился Ян. Но теперь он спит, поэтому, пожалуйста, выслушай меня.
Ее настойчивый и ласковый голос успокаивал, пальцы гладили руку Виктора, как гладит своего малыша мама, если тому вдруг приснился ночной кошмар.
– Я хочу, чтобы ты был осторожнее, – продолжала она. – Не доверяй ему. Да, они действительно умеют позаботиться о свом хозяине. Они будут выполнять все твои капризы, пока ты будешь им нужен. А потом… потом они выпьют твою душу. Оставят пустую оболочку.
– Я не собираюсь доверять ему, – возразил Виктор. – Я видел, как он убил людей.
– И он убьет еще, – сказала Нанна. Она постепенно переползала ближе к Виктору, ее поглаживания становились все нежнее, ладонь скользнула к его груди.
– Ко мне редко заходят мужчины, – прошептала ведьма. – Только когда хотят чего-то, как ты. И я даю им это. И они дают мне взамен свою ласку…
Теплая женская ладонь скользнула ниже. Виктор вздохнул прерывисто, дернулся.
– Не бойся, – повторила Нанна, прильнула к нему, крепко обвила руками. – Не бойся, я умею любить, хотя и слепая.
Ее губы мягко коснулись его губ, в них было тепло, и нежность, и душистое разнотравье. Кожа – белее белого, жаркая после бани, бархатистая. Тело – горячее, податливое. Все ночные страхи отступили, попрятались до времени в темные углы.
Сорочка давно упала в ноги, ладони мужчины скользили по телу, поцелуями Виктор покрывал шею Нанны. Но остановился, наткнувшись на порезы и шрамы, пересекающие ее тело от ключицы до грудей.
Ведьма вздрогнула, вздохнула сквозь сжатые зубы.
– Кто тебя так? – Виктор с тревогой заглянул в ее лицо.
Белые глаза ничего не выражали. Но гримасу боли на ее лице сменила печальная улыбка.
– Ян? – догадался Виктор прежде, чем Нанна ответила ему.
– Да, – она стыдливо склонила голову и добавила, будто оправдываясь:
– Осы больно жалят… Не умеют по-другому. Но я не виню его. Я обязана ему жизнью. Знаешь, – она прильнула к нему на грудь, зашептала тихо, – когда мне было двенадцать… У меня начали проявляться способности. Я могла сделать так, чтобы заболел пастух, который обругал мою мать. Могла сделать, чтобы у соседской сплетницы коровы прекратили давать молоко. Не было никого, кто научил бы меня контролировать это. И потом, – она вздохнула. – Потом мужчины этой деревни вытащили меня из родительского дома, с кровати, ночью, отвезли в лес и избивали до смерти. Били по телу, по голове… – она коснулась дрожащей рукой своего лба. – Поэтому я ослепла. А потом пришли они. Васпы, – Нанна перешла на свистящий шепот. – Ян спас меня. И сжег мою деревню дотла…
Она замолчала, снова потянулась к Виктору губами.
– Я обязана ему, понимаешь? – вдохнула она в самые его губы.
– Он тебя любит?
Нанна улыбнулась горько.
– Осы не умеют любить. А я… я умею.
Она поцеловала Виктора долго, сладко.
– Мой человек с юга, – шепнула она. – Пожалуйста. Подари мне немного своей ласки?
Потом наступило утро, и они снова засобирались в путь.
Нанна стояла на пороге, босая, будто не ощущала холода. Ее длинные волосы трепал ледяной ветер.
– Спасибо, – шепнула она Виктору, когда тот набросил на ее плечи шаль. Он наклонился и мягко поцеловал ее в висок.
– Я буду о тебе помнить, – пообещал он.
Ведьма вздохнула, укутала в шаль руки.
– Будь осторожен, – на прощанье сказала она.
И ухватила за рукав проходившего мимо Яна.
– Ты тоже остерегись, оска.
Он резко отдернул руку.
– Я знаю, ведьма.
Нанна отступила виновато, прислонилась к дверному косяку.
– Почему-то у меня ощущение, – прошептала она, – что мы встречаемся в последний раз…
Вездеход набирал скорость, и Виктор видел, как уменьшается тонкая фигурка Нанны. На его сердце почему-то было тревожно.
– Как же она тут будет одна… – начал Виктор, но Ян резко его оборвал:
– Это неважно. Важно – скоро мы прибудем в город. Оттуда мы сможем уехать на юг.
– А зачем тебе на юг? – наконец оторвавшись от окна, осведомился Виктор. – Я слышал, Нанна сказала, что ты хочешь найти кого-то.
– Да.
– И кого?
– Девушку.
Брови Виктора удивленно поднялись, он переспросил:
– А на севере они уже перевелись?
– Она особая, – пояснил Ян.
– И что же в ней особенного, в этой странной южной девушке? Чего нет во всех остальных девушках мира?
На этот раз Ян улыбнулся почти человечной улыбкой.
– О! – с благоговением сказал он. – Это самая сладкая девушка на свете.
Художник-иллюстратор – Елизавета Метлинова
7. Институт Нового мира
В столицу поезд пришел в семь часов утра.
Лиза Гутник сонно поплелась в конец вагона, где ей пришлось дождаться своей очереди в туалет. Потом ей пришлось выполнять акробатические трюки, пытаясь не потерять равновесия, умудряясь одной рукой удерживать носик рукомойника, другой – возить по зубам растрепанной щеткой. Вода текла ржавая, набирать ее в рот было неприятно, и Лиза поспешно сплевывала ее вместе с пеной пасты, краем глаза следя, чтобы кто-то дергающий дверь снаружи, не сорвал и без того хлипкий засов. Потом она сделала себе инъекцию инсулина, выкинула использованную бумагу и пустую ампулу в унитаз, и отправилась собирать чемоданы.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});