Я беспрестанно возвращаюсь к тому же вопросу, надеясь, что какая-нибудь случайность поможет мне разрешить его.
Где я нахожусь?..
Припомним все по порядку.
Когда меня вынесли за ограду Хелтфул-Хауса, я почувствовал, что меня осторожно кладут на скамью какой-то лодки, накренившейся на бок, должно быть, шлюпки небольших размеров…
Почти сейчас же лодку снова качнуло, как будто в нее внесли еще одного человека. Можно ли сомневаться, что это был Тома Рок? Ему-то не стоило затыкать рот, завязывать глаза, спутывать его по рукам и ногам. Он, вероятно, был схвачен еще в состоянии прострации, не способный сопротивляться, не в силах даже понять, что он стал жертвой нападения. Доказательством того, что я не ошибся, служит характерный запах эфира, который я почувствовал, несмотря на повязку. Ведь вчера, перед уходом, доктор дал больному несколько капель эфира и, — я отлично помню, — когда Рок метался в припадке, немного этой быстро испаряющейся жидкости пролилось ему на платье. Значит, нет ничего удивительного, что запах сохранился, и я ощутил его. Да… в шлюпке, рядом со мной лежал Тома Рок. А вернись я во флигель на несколько минут позже, я бы уже не нашел там больного…
Меня мучает мысль… почему это графу д'Артигасу пришла злополучная фантазия посетить Хелтфул-Хаус? Если бы мой пациент не встретился с ним, ничего бы не случилось. Разговор об изобретении и довел Рока до этого на редкость тяжелого припадка. Главная вина лежит на директоре, который не внял моим предостережениям. Если б он послушался меня, к больному не пришлось бы вызывать врача, я бы запер дверь во флигель и покушение бы сорвалось…
О том, какую выгоду может принести похищение Тома Рока частному лицу или одному из государств Старого Света, не стоит и говорить. На этот счет, мне кажется, я могу быть совершенно спокоен. Никому не удастся добиться того, чего я не мог добиться за эти полтора года. На той стадии умственного расстройства, на какой находится мой соотечественник, всякая попытка выведать его секрет обречена на неудачу. В самом деле, его состояние с каждым днем ухудшается, безумие прогрессирует, скоро будут поражены даже те области мозга, которые до сих пор оставались нетронутыми.
Впрочем, сейчас речь идет не о Роке, а обо мне самом; вот что со мной произошло дальше.
Качнувшись несколько раз с боку на бок, лодка пошла на веслах. Переезд длился не более минуты. Затем я почувствовал легкий толчок. Очевидно, стукнувшись носом о корпус судна, шлюпка стала с ним рядом. После этого послышался шум и движение. Кто-то ходил, разговаривал, отдавал команду. Я не мог разобрать слов сквозь плотную повязку, но смутно слышал гул голосов, длившийся минут пять-шесть.
Прежде всего мне пришла в голову мысль, что меня перенесут со шлюпки на борт корабля и запрут в глубине трюма до тех пор, пока корабль не выйдет в открытое море. Разумеется, пока судно плывет в водах лагуны Памлико, ни Тома Рока, ни его смотрителя не могут выпустить на палубу.
И в самом деле, меня, все еще связанного, схватили за нога и за плечи. Как ни странно, судя по ощущению, меня не подымают через борт на палубу, но напротив, опускают вниз. Уж не хотят ли бросить меня в море, утопить, чтобы избавиться от неугодного свидетеля?.. На миг меня пронзила эта мысль, и я содрогнулся с головы до ног. Невольно я глубоко вздохнул, вобрав в легкие побольше воздуха, которого мне скоро не будет хватать…
Но нет! Меня бережно опустили на пол, показавшийся мне холодным, как металл. Затем положили навзничь и, к моему величайшему удивлению, развязали стягивавшие меня веревки. Шум шагов вокруг меня стих. Через минуту я услышал стук захлопнувшейся двери.
Где же я? где? и есть ли тут еще кто-нибудь? Я срываю повязку с глаз и вытаскиваю кляп изо рта…
Вокруг темнота, полная темнота. Ни щелочки, ни малейшего проблеска света, как бывает даже в наглухо запертых комнатах.
Я зову… кричу долго и настойчиво… Никакого ответа. Голос мой звучит глухо, словно теряется в звуконепроницаемой среде.
Кроме того, мои легкие вдыхают горячий, тяжелый, душный воздух, мне скоро станет трудно, невозможно дышать, если в помещение не откроют доступ свежему воздуху.
Тогда я протягиваю руки и стараюсь определить на ощупь, где я нахожусь.
Я заперт в каком-то чулане величиной не больше трех-четырех кубических метров, обитом листовым железом. Проводя рукой по стенам, я определяю, что они скреплены заклепками, как водонепроницаемые переборки на кораблях.
Ища выхода, я нащупываю на одной из стен что-то вроде дверной рамы, петли которой выдаются на несколько сантиметров. Дверь отворяется, должно быть, вовнутрь, и, вероятно, меня внесли в это тесное помещение именно через нее.
Приложив ухо к двери, я ничего не слышу. Полный мрак и мертвая тишина, странная тишина, нарушаемая лишь гулом металлического пола, когда я по нему ступаю. Не доносится никаких привычных на море звуков, ни журчания воды вдоль корпуса корабля, ни плеска волн, струящихся за кормой. Не чувствуется даже легкого покачивания, хотя в устье Ньюса прилив всегда вызывает заметное волнение.
Но почему в сущности я решил, что это тесное помещение находится на корабле? Правда, меня доставили сюда на лодке, и переезд длился не более минуты, однако действительно ли я плыву сейчас по водам Ньюса? В самом деле, разве не могла шлюпка, вместо того чтобы отвезти меня на судно, ожидавшее ее на реке у подошвы холма Хелтфул-Хауса, пристать к берегу в другом месте? В таком случае меня, может быть, высадили на сушу и заперли в каком-нибудь подземелье? Это объяснило бы полную неподвижность моей темницы. С другой стороны, откуда здесь эти металлические переборки, скрепленные заклепками, откуда легкий запах соленой воды, своеобразный запах, присущий всем морским судам, в природе которого я не могу ошибиться?..
Со времени моего заточения прошло, как мне кажется, часа четыре. Значит, сейчас должно быть около полуночи. Неужели я останусь здесь до утра? Хорошо, что я пообедал в шесть часов, как это принято в Хелтфул-Хаусе. Голода я не чувствую, но меня сильно клонит ко сну. Надеюсь, однако, у меня хватит силы воли не заснуть… Я не поддамся сну… Надо отвлечься каким-нибудь внешним впечатлением! Но чем же? Ни один звук, ни один луч света не проникает в этот железный гроб… Терпение! Может быть, мое ухо уловит хоть какой-нибудь шум, пусть еле слышный. Я напряженно прислушиваюсь, я весь обращаюсь в слух. Затем стараюсь поймать хоть какое-нибудь движение, колебание, покачиванье — я должен его ощутить, если только я не на твердой земле. Допустим, что судно еще стоит на якоре, должно же оно отплыть… или… иначе я не могу понять, зачем же нас похитили. Тома Рока и меня?..