непосредственно не засвидетельствовано. Но, во-первых, если мы правильно истолковали это имя как «горная», то оно уже заключено в имени Идейской, так как Ида означает именно «лесистая гора» или «нагорный лес».
А во-вторых, и это еще больше нас дразнит – мы встречаем его в римском отпрыске Идейской богини в Трое, матери близнецов-основателей, Реи Сильвии: ведь и «Сильвия» – не что иное, как перевод греческого Idaia в смысле «лесная». Но об этом здесь распространяться не приходится.
Но вот что нас еще более поражает: Идейская Мать, пусть не Рея, но зато Кибела, согласно свидетельствам греков исторической эпохи – главная богиня Трои; казалось бы, она должна бы была быть главной покровительницей ее народа в его борьбе с пришлым врагом. Об этой борьбе повествует Илиада – и вот, Илиада совершенно умалчивает об Идейской Матери. Как это объяснить? Должны ли мы допустить, что культ Матери на Иде или под Идой, еще неизвестный Гомеру, был введен в эпоху, отделяющую его от V века? Но позвольте, ведь эта эпоха была эпохой усиленной эллинизации анатолийского побережья; возможно ли, чтобы результатом этой эллинизации было введение на Иде азиатского культа, между тем как в гомеровскую эпоху там нераздельно царили боги греческого Олимпа?
Вот это последнее обстоятельство и дает нам, думается мне, ключ к разгадке. Гомер был великим эллинизатором: как он, лишь скрепя сердце, удерживает местами имя троянской реки Скамандра, оставшееся за нею в извращении и поныне, и предпочитает на «языке богов» называть ее Ксанфом, так он, мы можем быть уверены, и троянских богов нам представляет под их принятыми в Греции именами. С какими же греческими богинями отождествлялась азиатская Мать? Мы можем назвать даже несколько. Во-первых, Деметру, что после сказанного неудивительно; это отождествление произошло в Кизике, мистерии которого были слиянием элевсинских мистерий (выше § 9 кон.) с мистериями Великой Матери…, очень интересными для нас, к слову сказать, как мы увидим ниже. Но Деметры Гомер почти не знает; о причинах много спорят, но факт несомненен. Во-вторых, Артемиду; уже давно установлено, что недевственная «великая Артемида Эфесская» лишь греческая перелицовка местного материнского божества. Артемиду Гомер знает, и притом в ряду сочувствующих Трое богов, но особенно он и ее роли не выдвинул. – Наконец, в-третьих, Афродиту; ее с нею отождествлял старинный историк Харон из Лампсака, что для нас особенно драгоценно ввиду близости Лампсака и Трои. И, конечно, внимательный читатель Гомера не станет сомневаться, что это и есть искомое божество: никто так любовно, так страстно не заступается за обреченный город, как именно она.
Итак, Афродита – Мать? И Мать Идейская? Да, именно Мать – мать Энея, прежде всего, того Энея, который пережил Трою и стал царем-родоначальником Энеадов, сначала под той же Идой, а затем и в других местах, кончая Римом. И именно на Иде; об этом нам расскажет другой Гомер – автор «гомерического» гимна только что названной богине.
Не будем только требовать от него особой глубины религиозного чувства: Афродита в его эпоху неизбежно наводила людей на игривые мысли. Да что людей! Самого владыку Олимпа не пощадила она, внушая ему предосудительную страсть то к той, то к другой женщине, на великое огорчение его божественной супруге Гере. Это ей, однако, не сошло безнаказанно: Зевс ее самое заставил испытать такую же участь:
В душу внедрил АфродитеТомящую страсть он к Анхизу,Что на лесистых отрогах ключамиПрославленной ИдыПастырем стад был коровьих,Богам красотою подобный.Страсть требовала удовлетворения,А гора не знает греха.Украсилась богиня, как подобало, а затем:Следует снова на Иду, зверей многовлажную матерь,Прямо к загону стремясь через гору;Склонялись за неюВолки седые, и львы о бесстрашных очах,И пантеры, —
признавая в ней, несмотря на перелицовку, очевидно, не только Афродиту, но и исконную усмирительницу львов. Анхиза она нашла вдали от других пастухов, занятого игрою на кифаре. Он сначала, руководимый верным чувством, принял ее за богиню, но она его разуверила: нет, она дочь Отреяфригийца, научившаяся говорить по-троянски от своей троянской няни; Гермес ее вырвал из хоровода подруг, чтобы она стала женой его, Анхиза, и родила ему дивных детей. И свершилось заветное дело, согласно страстному желанию обоих:
В час, когда к стойлам обратноС лугов упестренных цветамиГонят рогатых коров пастухи и овец белорунных,Сон разлила беспробудный на вежды Анхиза богиня,Сладкий, сама же на члены прекрасные ризы надела.Стала она у дверей, с потолком головою равняясь;Свет неземной красоты на ланитах сиял Афродиты,Дивный, какой подобает прекрасновенчанной Киприде.Сон ему с тела спугнув, она слово Анхизу сказала:«С ложа воспрянь, Дарданид!Ты не в вечный же сон погрузился.Встань, посмотри: покажусь ли тебе яТакой же и ныне,Как и недавно, когда пред тобой я впервые предстала?»Молвила; он же с очей стряхнул свою дрему немедля,Но лишь увидел глаза и чарующий стан Афродиты,Робость его обуяла: он вспять обратил свои взоры,Краем плаща торопливо свой лик осенил миловидныйИ, ублажая богиню, смиренное слово промолвил:«Только увидев тебя, я признал тебя дочерью Зевса,Дивная; ты же тогда не сказала правдивого слова,Но заклинаю, богиня, эгидодержавного богаИменем грозным тебя: да не стану я в людях бессильным!Нет, пожалей: цвет жизни навекиТеряет тот смертный,С коим в горячей любви свое ложе разделит богиня».
Афродита утешает его; не будет ему вреда ни от нее, ни от других, так как он любезен богам. Сына, которого ей предстоит родить, она отдаст на воспитание нимфам и через пять лет приведет к нему; но пусть он никому не говорит, кто его мать, иначе Зевс поразит его своим перуном. Здесь гимн Гомерида кончается, или, вернее, обрывается; кто его продолжал, мы не знаем, но разумеется, Анхиз не соблюл запрета той, которая удостоила его столь неслыханной милости: за кубком вина он разболтал тайну и был наказан, согласно предостережению. С этой поры он – тот расслабленный старец, которого представил Вергилий во II и III песнях своей Энеиды.
После падения Трои Эней, дивный сын Анхиза и Афродиты, согласно местному преданию, остался в Троаде под Идой; там и царствовали его потомки, а при них расцвел и культ их богини-родоначальницы, которая вне горизонта гомеровской поэзии, разумеется, сохранила свое исконное имя Матери – Матери Идейской, пожалуй, и Кибелы. Священным мифом этой Матери была ее любовь к пастуху Анхизу и его расслабление; кто этот Ан-хиз? Этимология на греческой почве (от anchi «близко») ничего не объясняет, и ученые скорее склонны признать ее «народной этимологией», само же имя – приспособленным к греческой речи фригийским именем. Как же оно звучало по-фригийски? Быть может, и на этот вопрос удастся ответить.
Поселки Энеадов под Идой влачили, по-видимому, довольно жалкое существование в ран-неисторическую эпоху, и Идейская Мать нам